Низкое полярное солнце не могло подняться над вершинами хребта и осветить дно ущелья, густые тени жили здесь постоянно. Елена включила прожектор и медленно повела шлюпку вниз. Бутафорность окружающей обстановки стала наглядной до безобразия — гранитные скалы смяты, будто горка песка под тяжёлым башмаком.

Машина достигла дна ущелья, мягко подпрыгнула на лапах-опорах, замерла. Елена открыла люк. В этот раз ей не понадобилось ничего искать, это было то самое место, где тридцать лет назад Коцюба случайно спровоцировала обвал. Случайно?! Полноте! На сцене не место случайностям, представление должно идти по сценарию.

Пристинская выпрыгнула из кабины, медленно подошла к гладкому монолиту стены. Здесь должен быть вход в пещеру. Рассудок, здравый смысл, логика — как назвать то, чем привык оперировать человек, играя отведённую ему роль? — жалобно пискнул. Слишком слабо, чтобы повлиять на поступки. Елена присела, провела ладонью по каменной поверхности. Так и есть, базальт оказался не твёрже губки. Ладонь преодолела лёгкое сопротивление и утонула в нём. Отверстие словно залепили податливой пробкой, чтобы скрыть от посторонних глаз, но одновременно оставить доступным для посвящённых.

Пристинская вернулась к машине, вытащила из кабины Марину, поднесла к невидимому отверстию, усадила, прислонив к камню. Что дальше? Оставить её здесь и вернуться на корабль? Надеяться, что она очнётся? Что у неё хватит сил забраться в пещеру? А если нет?

Елена решилась. Расчехлила лебёдку, пристегнула карабин к поясу, переключила редуктор на холостой ход, — теперь трос будет разматываться под её собственной тяжестью. Затем вернулась к стене, пнула её ногой. Ступня провалилась в базальт. Елена присела и осторожно погрузилась в него по колени, по бёдра, по пояс, — словно проваливаешься в снежный сугроб. Когда торс утонул по грудь, Елена подхватила тело девушки, взвалила на плечо — благо, сила тяжести на Горгоне почти вдвое меньше земной. Последний раз взглянула на шлюпку и нырнула в базальт с головой.

Там была абсолютная темнота, хоть Елена и включила фонарь перед тем, как сунуться в пещеру. На миг пришла паника… и тут «сугроб» закончился. Но пустоты за ним оказалось совсем немного. Подошвы ударились о твердь и, не удержавшись на ногах, Елена села на «пятую точку», еле удержав бездыханное тело девушки.

Она сидела на каменной террасе посреди небольшой пещеры, залитой желтоватым свечением. Прямо над головой нависал низкий каменный свод. Пристинская подняла руку, дотянулась — пальцы погрузились в податливо расступающийся «снег». Судя по рассказу Коцюбы, тридцать лет назад здесь всё было иначе. Елена заблокировала лебёдку, отстегнула трос, аккуратно спустила Марину с террасы. И тут же увидела проход, переходящий в широкую, полого спускающуюся тропу. Ничего не оставалось, как вновь взвалить тело девушки на плечо и отправиться по тропе.

Каменный свод над головой пропал, осталось лишь странное свечение вокруг, сквозь которое местами проступали каменные валуны. Елена шла будто в сотканном из света тоннеле. Время и расстояние больше не существовали. Не удавалось даже посчитать количество сделанных шагов.

Свечение начало слабеть, менять оттенок. Дорога сузилась, превратилась в горную тропинку, петляющую среди скал. Крутизна спуска не увеличивалась, но идти отчего-то стало трудней. Пристинская не сразу сообразила — сила тяжести изменилась! Она сделалась… земной? Елена прошла ещё несколько метров. Дежавю навалилось с новой силой. Где-то, когда-то, в другом мире или в другой жизни она уже шла по этой тропинке! Она запрокинула голову и сбилась с шага. Над ней раскинулось лазоревое небо, а микрофоны гермошлема ловили равномерно накатывающий шелест прибоя. Скалы исчезли. Бескрайнее синее море катило к берегу волны с белыми барашками пены.

Марина ожила и взбрыкнула так, что Пристинская не удержала её, только халат остался в руках. Девушка шлёпнулась на мелкую гальку. В глазах её был ужас.

— Ты зачем здесь?! Тебе нельзя сюда! Ты же обещала!

Это было столь же неожиданно, как море и земное небо над головой. Пристинская от растерянности не могла ничего сказать, объяснить. А потом накатила очередная волна, и тело девушки вдруг потекло, размягчаясь, теряя форму. Оно растворялось!

— Что… как?!

Девушку — клочья морской пены! — потащило прочь от берега, Елена шагнула следом, не зная, не понимая, что делать. И тут сзади гаркнули:

— Не сметь!

Пристинская вздрогнула, обернулась быстро. Повзрослевшая лет на двадцать Марина стояла перед ней, смотрела, сурово сдвинув брови.

— Так и должно быть. В этом пространстве ей не требуется биологическая оболочка. А ты уходи. Немедленно.

Нет, не Марина это, разумеется! Ярослава Медведева собственной персоной, ничуть не постаревшая за тридцать лет. В точности как на старых фотографиях из маминого альбома, даже одета в ту самую бежевую блузку с короткими рукавами. Но не это оказалось самым невероятным. Никакой горной тропинки позади Медведевой не было. А была каменная лестница, ведущая на террасу, и белый особняк в два этажа…

— Уходи! — повторила Медведева, и глаза-солнца кольнули, заставляя попятиться. Отступить на шаг, ещё на один. Не в море — вокруг Елены выступали из желтоватого свечения каменные валуны.

— Но… тётя Слава, вы можете хоть что-то объяснить?!

— Не здесь и не сейчас. Ты и так зашла дальше, чем следует.

Противиться нажиму было невозможно. Елена сдалась бы, ушла, ничего не понял и не узнав… если бы не увидела. В окне второго этаже прижималась лицом к стеклу хрупкая тонколицая женщина с коротко стриженными светлыми волосами.

Елена остановилась.

— Я никуда не уйду! Я хочу знать ответ.

Медведева быстро оглянулась, скривилась досадливо:

— Ника, зачем? Я же просила…

— Я хочу знать, что случилось с экспедицией «Христофора Колумба»! Моя мама… она здесь, с вами? Она не умерла на Горгоне или на Земле? Вы не заставите меня уйти, пока не ответите!

Медведева снова посмотрела на неё. Глаза-солнца больше не пылали, они словно подёрнулись пеплом. И в уголках появились болезненные складки.

— Твоя мама умерла в локальном пространстве Горгоны. Затем воскресла и вернулась в локальное пространство Земли. Где умерла окончательно и бесповоротно. И да, здесь, в этом локальном пространстве она жива, — ответ звучал издевательски. Но Медведева говорила серьёзно. — Потому что понятие биологической смерти к человеку неприменимо. Потому что человек — не конструктор из органики, и не набор электромагнитных импульсов, порождённых его мозгом.

— А что тогда человек? — промямлила Пристинская.

И вдруг поняла, что знает ответ. С самого первого гиперпрыжка, с первой своей «локальной смерти» знает. Человек — это информационный пакет. Разум не есть функция высокоорганизованной материи, а лишь её квантовое состояние. И прав Корриган: цель человечества — освободиться от животного балласта в себе, идти дальше, выше, ни о чём не сожалея. Миллионы лет назад Путники проделали этот путь — от амёбы до Вселенского Бога, до чистого разума, не нуждающегося в материальных носителях. Креатрон — их подарок идущим вослед, способный ускорить восхождение в десятки, сотни, тысячи раз! Не праправнуки, а мы сами научимся играть звёздами!

А вот Берг сомневается, что человечество готово принять и переварить этот подарок. Что духовной зрелости ему достанет не увидеть в креатроне оружие и не начать за него беспощадную последнюю войну. Повод для сомнений у него есть — судьба экипажа «Христофора Колумба», в одночасье ставших «иными» по воле креатрона.

Зато Медведева не сомневается: человечество никогда не будет готово! Потому что не подарок это, а приманка. Не только экзотические оболочки для разума способен создавать креатрон, но всё, что угодно! Любую фантазию он сделает реальностью. Можно стать богом по мановению пальца — креатрон выдует для тебя на поверхности пространств высших размерностей пузырёк квази-вселенной, удобной, послушной, подчиняющейся исключительно твоим законам. Человечество убежит в десятки, сотни, тысячи или миллионы таких мирков, закуклится в них навсегда вне времени и пространства, не в силах отказаться от лёгкого и понятного счастья.