Мгновение гиперпрыжка — самое прекрасное для космонавта. И самое страшное, если задуматься о его сути. Ты перестаёшь существовать в качестве материи, превращаешься в чистую информацию, матрицу, по которой воссоздашься заново в ином локальном пространстве, в иной точке 3-браны. Мало кто способен перенести такое, оставаясь в сознании, — примерно один на 30-40 тысяч. Редкая мутация, управляющая прохождением нервных импульсов в организме. Всем прочим остаётся путешествовать между звёздами бесчувственными чурбаками в стасис-капсулах, как и отключённым бортовым компьютерам, иной хитрой человеческой технике — иначе их информационные матрицы окажутся безнадёжно испорченными.

Промежутка между мигом, когда тело исчезает, и мигом, когда оно появляется заново, не должно существовать для сознания, потому что не существует материи, это сознание вмещающей. В теории. Но он был. Елена резко опустила голову прежде, чем Вселенная-волчок обрушилась на неё.

Пульт плавал в абсолютной пустоте. И верхняя половина её тела. А в следующий миг из ниоткуда проявились кресло, ноги, пол. Вокруг опять была рубка «Солнечного Ветра», пока тёмная. Манёвр Перехода закончился.

Эйфория прыжка медленно отпускала. Они прошли сквозь гиперпространство, сейчас предстоит узнать — куда. Пристинская повернула голову… и замерла с полуоткрытым ртом, не успев задать вопрос. Кресло пилота пустовало. Несколько секунд и парсеков назад Марина сидела рядом, а теперь исчезла.

Елена беспомощно обвела взглядом рубку. И вздрогнула, услышав глуховатый, будто идущий издалека голос.

— Не пугайся, я здесь.

В кресле пилота сгущалась тень. Секунда, вторая, третья — тело девушки окончательно материализовалось. Тут же вспыхнули индикаторы на пульте — бортовой компьютер восстановился.

— Где… где ты была? — запнувшись, спросила Елена.

— Там же, где и ты — нигде, — пилот пожала плечами. — Моя информационная матрица на два порядка объёмнее человеческой, поэтому материальная оболочка и восстанавливается медленнее. Извини, что заранее не предупредила.

— Понятно. Что ж, давай выяснять, куда мы попали. Ты у нас за кибернетика по совместительству.

— Зачем выяснять? Прибыли по назначению, вон та точка в углу — Горгона, — Марина ткнула пальцем в засветившийся обзорный экран.

— Ты что, быстрее бортового компьютера реперные точки определила?

— Нет. Я это знаю.

Вновь то же самое — не понять, какой смысл вложен в простые слова. Пристинская пожала плечами, повернулась к экранам внутренней связи. Пиврон и Тагиров смотрели настороженно, ожидая приговор.

— Ребята, поздравляю с удачным Переходом. Мы на месте. Благодаря Марине попали с первого раза.

Бортинженер улыбнулся.

— Отлично. Моё хозяйство тоже ведёт себя примерно. Двигатель отработал в штатном режиме. — Он спохватился: — Если это пространство Горгоны, то где наш маяк? Почему нет сигнала оповещения?

Тагиров нахмурился.

— Сбили маяк. Лена, как считаешь, они наше появление заметили?

— Не думаю. Откуда им знать, что мы сегодня явимся? Не могут же они вести постоянное сканирование всей планетной системы.

— Хорошо, если так. Действуем по плану.

Пристинская кивнула.

— Виктор, начинай постпереходный контроль навигационного оборудования, планетарных двигателей, систем обеспечения и гипердвигателя. Марина, рассчитай траекторию выхода на орбиту Горгоны. Я бужу экипаж.

Диана открыла глаза, моргнула, восстанавливая зрение. Стасис-капсулу заполнял холодно-синий полумрак. Что, приехали? Она подняла руку к панели над головой. Дверь бесшумно скользнула в паз, открывая взору стасис-отсек. Космодесантница забралась спать на «верхнюю полку», предоставив место внизу Седрику. Ян и Влад расположились в капсулах напротив. Шпидла как раз выбирался из своей. Диана с улыбкой понаблюдала, как неуверенно он встал на ноги, покачнулся, пошёл к шкафам с одеждой. К стасису нужно привыкнуть. Она прислушалась к собственным ощущениям, попробовала поиграть мускулами. Всё в норме, никакой слабости. Только во рту противный металлический привкус.

Дверца в капсуле напротив распахнулась. Наружу выглянула взъерошенная голова Влада.

— Доброе утро! Как спалось?

— Так себе. А ты?

— Нормально. Мягко, тепло и мухи не кусают.

— Везёт. Доброе утро! — Шпидла оглянулся и приветственно помахал рукой.

— А ты что шатаешься на ветру? Голова кружится? Сочувствую! — Диана села, свесила ноги наружу. — Сходи в медотсек, глотни чего-нибудь.

— Холодным душем обойдусь. И бутылочкой «Пльзеньского», если командир позволит.

— Не позволит, даже не мечтай. Он у меня правильный.

Сказала и не смогла подавить вздох. «У меня! Уже не у меня, у Ленки». Неожиданно подумалось, чем могла заниматься влюблённая парочка, пока она спала. Диана передёрнула плечами, мягко, по-кошачьи спрыгнула вниз. Было бы замечательно, если эти двое обо всём договорились. Поменялась бы с Ленкой каютой и радовалась за двух хороших людей. Нет, не стоит и надеяться, очень уж они оба «правильные».

Влад тяжело соскочил вниз. Покосился на четвёртую кабину.

— А что, Седрик до сих пор спит?

— Да, в самом деле, — Диана постучала костяшками пальцев по пластику кабинки. — Алло! Пора вставать, конечная остановка!

Дверца четвёртой капсулы приоткрылась, Алези высунул голову наружу.

— Как спалось? Как себя чувствуешь? — ехидно поинтересовалась Диана.

— Превосходно! А вы что такие бледные? — Седрик ловко выскользнул из капсулы, выпрямился и смачно потянулся, распрямляя суставы. — Прочувствовали специфику? Дальний Космос — это вам не президентский дворец.

— Одевайся быстрее, — поторопил Шпидла, — встречаемся в рубке.

До каюты Диана добралась поздно вечером. Странное ощущение — как будто ты дома и в то же время в гостях. Она обвела взглядом помещение. Последнее их совместное с Георгием жилище. Стол, кресла, терминал интеркома, двухъярусная кушетка, спрятанные в панели переборки шкафы. На столе старинная книга «Бусидо. Путь воина», забытая ею вчера — ещё в локальном пространстве Земли! Портрет Даринки в изголовье кровати, рядом — залитый в пластик засушенный цветок, талисман Георгия, он его всегда возит за собой. Диана стеснялась спросить, что у него связано с этим цветком. Она вдруг поняла, как мало знает о муже. По сути, за полгода, проведённые вместе, они так и не стали по-настоящему близкими людьми. Зачем она вообще затеяла эту глупость, «семейную жизнь»? Или не затеяла? Или не она? Как это вышло?

С того самого дня, когда пятилетней отец привёз её в свою столичную квартиру, и она познакомилась с сестрой, Карина была для Дианы лучшей подругой и непререкаемым авторитетом. Она была старше и, значит, больше знала, больше умела. Диана принимала превосходство сестры как должное, без всякой зависти. Даже когда обе повзрослели, и Диана поняла, что не слишком интересует парней, в то время как Карина меняла партнёров с регулярностью времён года. Тагиров оказался первым и единственным мужчиной, понравившимся ей по-настоящему. Карина привезла очередного жениха знакомить с отцом и сестрой. Тогда Диана впервые позавидовала. По-хорошему, без затаённой злости. Георгий во многом походил на Берга, но был тоньше, чувствительнее. Странно казалось обнаружить эти качества у офицера службы безопасности. Хотелось его опекать, хотя беззащитным или инфантильным Тагиров вовсе не был. Инстинкт материнства внезапно проснулся, что ли? Диана не любила копаться в собственных чувствах. Георгий оказался хорошим другом, её это устраивало. Но потом всё пошло наперекосяк.

У Карины имелся недостаток, который Диане вначале казался забавным, — ветреность. Сестра легко влюблялась, сходилась с человеком, восхищалась им, чуть не на руках носила. И так же легко охладевала. При этом она не терпела вранья, неискренности, как все в их семье. Напрямик говорила надоевшему «избраннику» о своих чувствах, вернее о том, что они закончились. Диана пыталась пристыдить сестру, но та хохотала в ответ: «Дин, тебе меня не понять! Я женщина любвеобильная, творческая натура. Мне необходима новизна ощущений. Так что мне, комедию ломать? Дудки! Спектакль закончен, все свободны!»