Хе-хе, поплескаться. Из Управления берег реки просматривается отлично. Можно руку дать на отсечение — спустя секунду половина сотрудников к окнам прилипнут: поглазеть на Елену Прекрасную, так сказать, неглиже. Ещё бы, бесплатный аттракцион! А ещё через десять минут видеосюжет «Купание самой сексуальной косморазведчицы» разлетится по всей сети космофлота. Потом хоть на глаза никому из коллег не показывайся.

Два часа назад Елене было безразлично, кто и в каком виде её может углядеть. Но два часа назад ей купаться в речке не хотелось. Разве что утопиться! После вчерашнего разноса в СКИ Пристинская уверена была — не конференция ей предстоит в Управлении Космофлота, а самый настоящий допрос. Первый вопрос: «почему не доставили образец?» Никого не волнует, что «образец» — это пятнадцатилетняя девочка, которая могла попасть в лабораторию единственно в виде трупа. Разумеется, «даже исследование анатомии гибрида сулит колоссальные открытия!». Слово какое поганое подобрали — «гибрид».

Но всё же в Совете по космическим исследованиям её допрашивали научные эксперты и коммерсанты. Самая большая пакость, на какую они способны — лишить экипаж премиальных да подпортить командиру послужной список отрицательным отзывом. А в Управление Космофлота её затребовали «на ковёр» к прямому начальству. Прямому и непосредственному, властному сделать с командиром разведэкспедиции — или уже бывшим командиром? — всё, что угодно. Да хоть в порошок стереть. А когда Елена узнала, что допрашивать её будет не только собственное руководство, но и весь Всемирный Совет, поняла — именно в порошок. И если наказание ограничится разжалованием и увольнением из Космофлота, то это она легко отделается. Скорее всего — трибунал. Вооружённое вторжение на территорию чужого государства, захват иностранного корабля, сиречь пиратство, и, не исключено… убийство. Евроссии срочно требовалась стрелочница, чтобы избежать международного скандала. Жертвенный агнец, так сказать.

Как раз идущей на заклание Елена себя и ощущала, направляясь к парадному входу Управления. Потому и утопиться хотелось. Наверное, нечто такое на лице отразилось — охранник у входа улыбнулся сочувственно. Елена опомнилась, оглянулась беспомощно на каменные бюсты Мережа и Хагена: скрутить фигу знаменитым капитанам — примета верная, от любых неприятностей помогает. Поздно. Да и не спасёт, потому как «неприятностью» предстоящую экзекуцию назвать нельзя. Казнь — более верное слово. Дверь скользнула в сторону, и Пристинская шагнула в утробу родного Управления.

Казнь не состоялась. Вернее, начиналось всё именно так, как Елена себе и представляла. Её бросили на растерзание волкам из Всемирного Совета: нарушение устава и принципа экстерриториальности — самые первые, самые лёгкие обвинения, какие на неё посыпались. Руководство Космофлота не желало идти на обострение, сдавало одну позицию за другой. И когда сопредседатель Совета от Консорциума заговорил о необходимости выдачи Пристинской «потерпевшей стороне», то есть Фонду «Генезис», по закону о противодействии международному терроризму, Елена поняла, что самый худший исход она не предвидела. И что мысль утопиться была очень даже верной.

Потом слово взял представитель того самого Фонда. Он сказал всего несколько фраз: две, три? — Елена их не запомнила, изначально готова была к новым, куда более жёстким обвинениям. Но тут что-то изменилось в ходе разбирательства. Что-то сломалось в заранее срежессированном спектакле. Будто некая сила, превосходящая могуществом Всемирный Совет Земли и прикрывающиеся его ширмой великие державы, извечных партнёров-соперников, вмешалась в происходящее. Но на Земле не существует такой силы!

На несколько секунд застыла картинка на голографическом экране малого конференц-зала Управления, где «подсудимая» Пристинская восседала в гордом одиночестве. Застыли лица членов Всемирного Совета. И мысли в голове Елены тоже застыли. А затем действие закрутилось в обратном порядке. Её благодарили за то, в чём несколько минут назад обвиняли. По очереди все высшие должностные лица Совета: сопредседатель от Консорциума, сопредседатель от Китайской Народной Республики и так далее. Последними — сопредседатель от Евроссии и ответственный секретарь. Нет, её не отправят под трибунал, не уволят, не разжалуют, не лишат должности командира косморазведки. Кажется, её даже представят к награждению орденом Бетельгейзе за «особый вклад в освоение Космоса»?!

После окончания видеоконференции Пристинскую пригласил к себе в кабинет Командор Космофлота. Поздравлял, пожимал руку. А в глазах его явно читались непонимание и растерянность. Но это была лишь тень той растерянности, какую испытывала сама Елена. Значит, она — герой? Она всё сделала правильно? Каменные капитаны Мереж и Хаген смотрели на неё удивлённо.

Очнулась Елена у дальних, южных ворот сквера. Замедлила шаг, затем и вовсе остановилась. Позади остались и спуск к реке, и площадка аэротакси. Следовало или возвращаться, или пройти ещё двести метров — до станции подземки.

Возвращаться показалось глупым. Но и спуститься в подземку, в сутолоку сотен незнакомых людей она была пока не готова. Ей требовалось побыть одной хоть немного. Постараться осмыслить случившееся на конференции. Понять. Если это вообще возможно осмыслить и понять. Пристинская решительно повернула направо, к приземистому трёхэтажному зданию из разноцветных блоков керамостекла. Музей Миров — достопримечательность Аркадии. Первый раз она попала сюда… сколько же ей тогда было? Семь лет, восемь? Отец привёл, чтобы показать, чем он, собственно, занимается, что такое экзобиология. И чем занималась мама …. Целая вечность прошла с тех пор. Экспозиция музея значительно расширилась, теперь здесь двадцать семь залов, — по числу колонизированных людьми миров. Разумеется, планет-колоний значительно больше. Но те, где жизни до прихода людей не было, экзобиологам неинтересны, соответственно, и в музее они не представлены.

В детстве любимой экспозицией Елены был Карбон — бесконечные перламутровые пляжи, лагуны с розовой от планктона водой, странные полурастения-полуживотные, чьи экзоскелеты образуют удивительные «коралловые леса», тянущиеся вверх от поверхности планеты на километры. Но сегодня она пошла в зал Аквы, выполненный в виде огромного аквариума — на архипелагах этой планеты жизни нет, вся она прячется в верхних слоях океана, занимающего девяносто восемь процентов поверхности. Не потому, что собиралась любоваться игрой разноцветных рыбных стаек. Просто Елена была здесь единственной посетительницей.

Экспозиция Аквы была относительно новой. Да и саму планету открыли не так давно — в тот же год, когда Пристинская пришла в косморазведку. Последнее значимое приобретение Евроссии… потому что Дзёдо ей не достанется. Никому не достанется, по-видимому. И колонизировать его не будут. Если предложение «Генезиса» утвердят, то с коллективным разумом планеты попытаются установить контакт. Но почему одна-единственная фраза какого-то Корригана оказалась весомей всех доводов Пристинской, всех материалов, собранных экспедициями «Русанова» и «Сёгуна»?..

— Ещё раз здравствуйте, Елена.

Пристинская вздрогнула, обернулась. Представитель Фонда «Генезис» стоял в трёх шагах от неё. Высокий, остролицый. На тонких губах — улыбка.

— Что… как… Это вы?!

— О, извините. Не хотел вас пугать. Да, это действительно я, а не бесхвостый тритон-наутилус.

Елена поспешно смахнула со лба выступившую испарину. В синеватом свете, заливающем зал экспозиции, лицо Корригана и впрямь казалось нечеловеческим. А белый фосфоресцирующий костюм это только подчёркивал.

— Как вы здесь оказались? Полчаса назад вы же были на…

— Я был здесь. В музее есть неплохо оборудованный конференц-зал, вы разве не знали?

— Но что вы здесь делаете?

— Прилетел на экскурсию. Интересуюсь экзобиологией, знаете ли. Так что наша встреча совершенно случайна.

Елена неуверенно улыбнулась в ответ.

— Да, конечно. Извините, я не очень-то вежливо вам ответила. На самом деле я вам благодарна.