Еще глубже. Оба родителя, несмотря на семейные трудности, учили подрастающего Адрока языку, настойчиво, снова и снова, проявляя любовь и заботу. Говорили на арабском, и эти знания одно за другим сливались со мной. Аба — папа. Оом — мама. Оба родителя были переполнены счастьем, слыша, как ребенок называет их мамой и папой на родном языке. Резались зубки, Адрок плакал. Падал, учась ходить, и снова плакал. И опять я вспоминал свое детство. Взгляд нянек-андроидов, не запрограммированных на проявление эмоций, холодно смотрящих на первые попытки деток ходить. Упал — плачь сколько влезет. Твои слезы никого не волнуют. Оглядись! Вокруг тебя такие же карапузы, которые не могут помочь тебе подняться. Учи слова, учи сочетания слов, расширяй свой словарный запас. Ситуация менялась, только когда группа детей начинала плакать, не выдерживая стресса от постоянного давления социальной среды яслей детдома. До обидного неприятный контраст. Адроку досталась вся любовь и забота обоих родителей. А мне не перепало вообще ничего.
На свое шестилетие Адрок умудрился подхватить ветряную оспу, свалившись с температурой под сорок. Остановим процесс интеграции.
— Фаркоп. Сколько времени прошло?
— Десять месяцев и четыре дня, о двуживущий. Рекомендую отключить все личные и сверхличностные уровни самосознания, дабы упростить процесс интеграции жизненного опыта.
Двуживущий? В принципе, это сейчас неважно.
— Благодарю за предложение, но я предпочту остаться самим собой, а не смесью двух личностей.
— Как вам будет угодно, о двуживущий.
Шире. Мир становился больше и понятнее, когда базовые языковые нормы арабского усвоены и неустанные надежды отца начинали оборачиваться домашним обучением английскому языку. Адрок с папой смотрели европейские новости на английском каждый день. Все вещи в доме были обклеены стикерами, дублирующими названия предметов на английский. Два раза в неделю проводились дни английского, когда никто в доме не говорил на арабском. Судя по обмолвкам, которые не понял Адрок, но понял я, родители начали длительную подготовку к переезду в другую страну. Их английский казался мне архаичным на фоне того же языка, но двести лет спустя. Простой, без второго смыслового ряда слов, без трех стандартных схем построения предложений. Понятный. Удобный. Универсальный. Так его описывал отец Адрока. Я принимал полученные знания, делая их основными для применения. Мои же становились языковой надстройкой.
Еще шире. Детство Адрока. Я узнавал мир, прошлое Земли глазами очевидца. Первые кнопочные телефоны и смартфоны, древние персональные компьютеры, архаичные резиновые противозачаточные средства. Конец эры бумажных книг! Деградация экологии, начинающиеся проблемы с водой и продуктами питания! Сильнее всего поразило, насколько отсталой была медицина. Ручные стетоскопы для прослушивания сердца. Уколы и таблетки вместо медицинских нанодоботов, доставлявших лекарства прямо до нужных клеток. Учимся, учимся и снова учимся. Мои знания о мире будущего малополезны в современном обществе 2025 года. Слишком большой технологический разрыв.
Двенадцать лет. Из-за нарушения работы надпочечников в период пубертантно-юношеского созревания Адрок начал резко толстеть. Наследственность от матери. Она уверяла, что к восемнадцати лишний вес сойдет, стоит организму адаптироваться к взрослому гормональному балансу.
— Фаркоп…
— Восемнадцать месяцев и двадцать два дня, о двуживущий. Это две тысячи триста сорок шестой идентичный вопрос, заданный вами за время контракта. Ваше слияние идет в сотни раз дольше нормы из-за нежелания отключить уровни самосознания, мешающие процессу. Двое станут одним. Есть ли смысл упрямиться?
— Я не мстительное посмертие Того-Кто-Звался-Сиятельным. Не его воля. Не смесь двух разных людей.
— Вам придется выполнить условия контракта, оставленного прежним владельцем тела.
— Придется. Но на своих условиях. Я останусь самим собой, вобрав в себя жизненный опыт Сиятельного.
Выше. Юность, подготовка к эмиграции, военные действия в Сирии. В тринадцать лет Адрок собственными глазами видел смерть друзей и соседей. Боевики врывались в их дома во время проведения рейдов, вытаскивали людей на улицу и расстреливали. Грабеж и насилие под прикрытием правомерных действий. Отец Адрока, учитель социологии, предвидя войну, распродал все ценное имущество, делая свой дом крайне непривлекательной целью для боевиков. Разбитые окна, облупившаяся краска на стенах, покосившийся забор. От рейдов приходилось спасаться документами, выданными в комендатуре за взятку. Побег через границу прошел не совсем гладко. Адрок наступил на мину. Спасение в виде пары безымянных героев, без преувеличения, можно назвать чудом. Момент переезда в новую страну я старался запомнить особенно хорошо. Какие документы нужны мне для становления гражданином нового мира? Нормы поведения, этики, способы решения проблем. Водительские права, карточка социального страхования, паспорт? В мое время хватало и подкожного чипа биометрической идентификации, заменяющего все документы. Но это не мой мир.
Еще выше. Подростковая жизнь. Первое просмотренное порно из коллекции друга тайком от родителей, когда тех не было дома. К счастью для самого Адрока, его психика была достаточно пластична, позволяя легко адаптироваться к культуре новой страны. Компьютерные игры, доступные девушки, красивые машины, футбол, привычные мне драки в школе. Адрок Халдери проживал подростковый период обычного тинейджера из семьи среднего достатка. Упрямый в отца, он унаследовал привычку к неопасным инстинктивным реакциям тела до того, как мозг успевал об этом подумать. Поцеловать девушку до того, как сознание подумает о страхе перед поступком. Или ударить задиру, а потом дать деру. Смелый малый! Да, пожалуй, это можно назвать инстинктивной смелостью.
Естественную доброту, доставшуюся Адроку от матери, нельзя описать в двух словах. «Каким человеком ты хочешь быть? Какие качества личности в себе воспитать? Относись к другим так же, как хочешь, чтобы относились к тебе». Если отец учил тому, как взаимодействовать с внешним миром, то мама — тому, как работать с миром внутренним. Любящие родители… как-то тоскливо стало на душе. Эти воспоминания я сделал частью себя, желая прочувствовать родительскую любовь. Стать более психологически полноценным. Я всегда стеснялся своего пустого происхождения. Теперь же стал чем-то средним между Адроком Халдери, выросшим в любви, и Анжи Ганетом, знавшим только холод космоса и бездушных нянек. Возможно ли, что Персея добивалась именно такого эффекта от своего хода? Дать мне таким образом то, чего сама как родитель дать не смогла?! Сколь многогранны мысли у бессмертных.
Глубина… смерть старой личности Адрока Халдери.
— О Двуживущий. Процесс интеграции становится опасным из-за неполной синхронизации самосознаний.
— Вижу, мистер Фаркоп. Дальше начинается последний отрывок жизни Адрока Халдери. Точнее, уже Сиятельного. Этот период жизненного опыта можно поглотить, либо отключив все мои фильтры самосознания, слившись воедино, либо охватив объемом сознания всю картину целиком, а затем медленно и верно разбираться в том, что стало причиной смерти его личности. Я выберу второй вариант. Так интереснее!
Больше! Мне надо погрузиться в пучину безумия стадиона, захваченного террористами. Окунуться в выжженный эмоциональный фильтр обычного подростка, чьего друга убили у него на глазах. Того, кто восемнадцать часов сидел рядом с трупом знакомого человека. Случайного парня, которому в руки упал кусок плоти подорвавшегося заложника. Того, кто смотрел в лицо палачу, не боясь раскаленного дула винтовки, приставленного к голове. Надежде старика, работавшего уборщиком. Еще глубже в безумие! Где ты умер, Адрок Халдери? Что убило твою душу?
Ярче. Сияй! Да, я вижу смерть отца Ричарда и твое отчаяние от безысходности. Тебе так плохо, что ты прячешь сознание глубоко внутрь себя. Хочется умереть от страха до того, как за тобой придут слуги палачей. Не спать, не есть, не отдыхать, страшно встать и помочиться. Надпочечники вырабатывают смертельную для обычного человека дозу адреналина. Еще! Где ты умер?! Что тебя уничтожило изнутри? Ошейник? Вина… ты чувствовал огромную вину выжившего, став единственным, с кого сняли ошейник на всем стадионе. Да! Ты стал символом надежды для тех, кто думал о своей скорой смерти. Что тебя убило? Нет… это была не смерть… а самоубийство. Ты решил сам себя убить, став их коллективным наследием, отпечатком, оставленным в истории мира теми, кто сам это сделать уже не мог. Духовное самоубийство. Отказ от личных предпочтений ради выполнения взятых на себя обязательств. Ты хотел оправдать перед судьбой сам факт своего спасения. Благодеяние?! Благочестие?! Символ надежды… Сиятельный. Это был ты! Ты сам придумал себе это имя! Сиятельный!
