Давид понимал, что нельзя сосредотачиваться на чувствах, иначе тело предательски выдаст тайное влечение. Повторить поцелуй хотелось почти болезненно, но не при свете дня, не на глазах у всего мира. Возможно вечером, когда сумерки лягут на рощи ц’Аэра? Светильник можно будет погасить… В сумерках всё воспринимается по-иному. А пока следует думать и разговаривать о чем-нибудь другом. Совершенно постороннем.

— Ты ничего не спрашиваешь о моём разговоре с ртаари.

— Если Дади посчитает нужным, то расскажет.

— Верно. Так эта Сахра — ребёнок по меркам ртаари?

— Да. Она даже младше, чем Ишбит. Она ещё почти кхир.

— Тебе так кажется? Ну-ну. Представляю, на что способны «взрослые».

— Чем светлее ртаари, тем выше её сила. Кхарит-Джуга может всё.

— Сахра сказала, что мне не следует бояться ртаари.

— Бояться ртаари?! — Тассит недоверчиво уставилась на него. Засмеялась. — Бояться ртаари! Это шутка, да? Никогда ртаари не делали зла арт и рта…

Осеклась. Неуверенно коснулась пальцами лба. Присела рядом на траву.

— Неправда, однажды это было. В книге, которую мы читаем.

— История Тайриш? Так вот почему ты говорила, что это самая страшная книга?

— Да… Но это было очень давно! Это больше никогда не повторится. — Неожиданно она сменила тему разговора: — Тебе не жарко? Я снова хочу купаться.

* * *

На ужин они опоздали. Спохватившись, Тассит готова была мчаться домой бегом. Так бы и сделала, если бы Давид позволил. Разумеется, он удержал. Не было ровным счётом ничего страшного в том, что трапеза начнётся часом позже обычного. Ачи с голода не помрут, а уж он — и подавно. И хоть как девушка горевала, что оказалась нерасторопной, невнимательной, не смогла вовремя накормить своего мужчину, назад они возвращались неспешным прогулочным шагом. Солнце опускалось за дальним западным лесом, зной отступал. Теперь можно было идти по гладким камням мостовой, отполированным ступнями и колёсами повозок за тысячелетия своего существования.

Да, за тысячелетия. Это слово больше не пугало. В мире Шакха время текло иначе, неторопливо, размеренно. Здесь не было места бурям страстей, революциям, войнам, стремительному прогрессу. Хорошо это или плохо? Не ему об этом судить. Давид не мог судить даже о роли ртаари. Пробила ли беседа с Сахра брешь в стене враждебного недоверия? Однозначно — нет. Но сегодняшний день сделал их с Тассит чуть ближе. И ещё ближе сделает вечер.

В роще сгущались сумерки. То едва уловимое время, когда блекнут цвета и тени перестают быть тенями, гася остатки света…

— Да, что-то явно произошло. Первый раз вижу, чтобы наш пунктуальный навигатор нарушил распорядок дня. Привет, Дад!

Они застыли как вкопанные. На ступеньках четвёртого яруса сидела Русана Орелик. Целая, невредимая, ничуть не изменившаяся. Только волосы успели отрасти, и сейчас были стянуты в тугой хвост на затылке.

— Руся?! Это ты?

— Я, я. Не привидение, не бойся. Можешь потрогать. — Она протянула руку, и Ароян потрогал-таки, не удержался. — Сахра сказала, что ты хочешь меня увидеть, испереживался весь. Думала, попаду к вам после ужина, а вы ещё гуляете. Ладно, подожду. Пошли, покажите свои апартаменты. Я ж на этом этаже никогда не бывала.

Русана вскочила, шагнула в дом. Опомнившись, Ароян неуверенно оглянулся на смотрительницу. Как же табу?

— Она орайре, — заикаясь, шепнула Тассит.

— Это по поводу того, пускать меня или нет? — хмыкнув, поинтересовалась Орелик, услышав шёпот за спиной. — Ага, я ртаари’орайре. Тебе объяснили, что это означает? Могу ходить, где хочу, делать, что хочу. Только ужинать не предлагай, сыта.

Трапеза прошла как-то скомкано. Тассит нос от тарелки не поднимала, и Давид чувствовал какую-то неловкость, оказавшись между двумя девушками. Зато Русана никакого смущения не испытывала. Откинувшись на подушку, бесцеремонно разглядывала смотрителей.

— Рассказывай, чем занимаешься?

— Я думал, это ты расскажешь. Что там происходит, во дворце?

— Обо мне поговорим позже. Наедине.

Что рассказывать о себе, Давид не знал. Не об отношениях же с Тассит? И не о книге, которую они читают. А больше ничего за прошедшие два с половиной месяца не происходило. Конечно, он мог поделиться размышлениями и умозаключениями. Но это тоже лучше сделать с глазу на глаз.

Он собирался увести Русану для разговора куда-нибудь подальше от дома, но та предпочла спальню, всё «уединение» которой ограничивалось задёрнутой занавесью. Давид удивился, но не возразил. В доме кроме Тассит нет никого, а девушка подслушивать не станет.

— Рассказывай, — потребовал он, едва зажёг светильник и умостился на матрасе рядом с Орелик. — Как тебе удалось выбраться из дворца? Ты разобралась, кто такие эти ртаари? Что они собой представляют, что хотят от нас? От тебя?

— Ого, как много вопросов. Чтобы ответить на все и ночи не хватит.

— Ты спешишь? Тебя могут искать? Будут неприятности?

— Да что ты такой всполошившийся? — фыркнула Русана. — Я хотела сказать, что вопросы подождут. Мы ведь с тобой так давно не виделись, правда?

Давид ошеломлённо следил, как её рука поднялась к плечу, нащупывая застёжку туники. Отодвинулся, покачал головой.

— Русана, подожди. Я хотел поговорить с тобой, а не… Ты появилась внезапно, и сразу же… Я не могу так!

Теперь пришла очередь удивиться Орелик. Рука её опустилась, пряжка так и осталась застёгнутой.

— Не можешь? Или не хочешь? Только честно, не пытайся соврать!

— Не хочу… — Давид отвёл взгляд в сторону.

На какое-то время в комнате повисла тишина.

— Значит, всё верно. Эта альбиноска заменила меня, да? Нашёл «женщину своей мечты», живое воплощение психофильмов? И некоторые особенности её анатомии тебя не смущают? Наоборот, возбуждают!

— Русана, прекрати! Ты неверно поняла…

— Не оправдывайся, я не осуждаю. Ты был прав, здесь человеческие мерки не годятся. Нужно приспосабливается к этому миру кто как может. Если тебе она подходит больше, чем я, так тому и быть. Ни напрашиваться, ни насиловать тебя я не собираюсь.

Ароян вспылил.

— Это глупо — все взаимоотношения сводить к сексу! Дружба уже значения не имеет?

Орелик прикусила губу. Кивнула, соглашаясь.

— Ты прав, друзьями мы останемся в любом случае. Однако этот самый секс для моих психики и физиологии нужен несколько больше, чем для твоих, и твой выбор ставит меня в затруднительное положение. Нет, в позу доброго самаритянина становиться не надо! Обойдусь.

Она поднялась. Давид вскочил следом.

— Русана, ты не можешь так сразу уйти! Не имеешь права! Я два с половиной месяца ожидал этой встречи, не знал, что и думать! Боялся, что вообще тебя не увижу! А ты ведёшь себя так, будто мы проводим отпуск после очередной экспедиции. Случайно встретились в мотеле: «О, привет! Как отдыхаешь?» — «Нормально, а ты?» — «И я неплохо». — «Перепихнуться не желаешь?» — «Нет, извини». — «Жаль. Что ж, отдыхай дальше».

Он замолчал, переводя дыхание. Орелик изумлённо таращилась, даже рот приоткрыла.

— Как ты сказал, — «перепихнуться»?

— Извини за грубость.

Неожиданно девушка фыркнула и вновь опустилась на матрас.

— В самом деле глупо как-то выглядит. Дад, извини, я с тобой по-свински поступила. Давно нужно было тебя навестить. Просто там всё воспринимается по-другому. Даже время.

— Так ты не пленница? — уточнил Давид, присаживаясь рядом.

— Конечно же нет! Могу уйти, когда захочу. Но не уйду. Там — ключ ко всем загадкам.

— Я так и думал! Кто они, эти ртаари?

Орелик воровато оглядела углы пустой комнаты. И, склонившись, шепнула в самое ухо:

— Они боги.

Давид хихикнул. Отстранился, подозрительно косясь на подругу: опять шутит? Русана заметила взгляд, с готовностью улыбнулась.

— Смешно звучит? Мне тоже трудно это произнести вслух. Помнишь, каким примитивным нам показался тирч Джасжарахо, когда мы увидели его впервые? Бронзовый век! А сейчас я начинаю думать, что всё наоборот. Это мы с нашими нуль-реакторами, звездолётами, нейрокомпьютерами примитивные по сравнению с ними.