Я без сил опустила голову. Но мы хотя бы встретимся.

— Разрешаю, — подумав, согласился судья.

Лиам надменно улыбнулся, считая, что это жест отчаяния, а значит, и победа близка. Нас проводили в отдельную комнату, и оставили одних. За дверью возмущался Лиам, выговаривая, что у них так не положено, и нас нужно держать под охраной.

Плевать, пошли нам навстречу или григорианцы слабее контролируют осужденных, я была безумно рада видеть мужа.

— О, Шад… — выдохнула я, лбом прижавшись к сухой, шершавой груди мужа.

Он стоял неподвижно, готовясь к неприятному разговору. Я шестым чувством осязала, что он станет неприятным.

По тому, как защищался Шад и тону просьбы, когда обратился к судье. Пальцы сжались на запястьях мужа. Я не хотела его отпускать. В этот миг рушились все мои смешные надежды и мечты, которым я поддалась в нашу первую ночь. Все пало. Сейчас я понимала, какими фантастическими они были… Верила мужу, и думала, что смогу стать женой правителя, а теперь нас судят. Но верить ему не перестала. Все, что было мне нужно — он сам.

— Рива, — хрипло произнес он. — Я счастлив, что ты жива.

Тон был могильным, я зажмурилась.

— Ниара не выжила. Сочувствую твоей потере.

Шад промолчал.

Он принял известие с григорианским хладнокровием. Или ему не до мыслей о погибшей сослуживице и напарнице. Я подняла голову: хотела видеть его глаза. Они, янтарные и ясные, меня не обрадовали. У них не просто не было выражения. В их глубине было бесконечное, как космос, спокойствие. Шад уже принял решение, каким бы они ни было…

Я ощутила худые пальцы в волосах.

— Скажи что-нибудь успокаивающее, — попросила я.

Молчание было красноречивым ответом.

— Перестань! — выдохнула я, вновь прижимаясь к груди мужа. — Не может быть, чтобы мы проиграли! Чтобы не было ни одного шанса! Иначе зачем ты просил встречи?

— Чтобы увидеть тебя.

— Что с Лиамом? Ты выбрал тактику защиты?

Я перебиралась пальцами на его груди, словно ощупывала броню. Просто нервы. С мольбой смотрела в глаза, надеясь, что да — у него есть план.

Шад отвел взгляд.

Мне показалось, он уже все просчитал, все знает, и у него подготовлена для меня речь. Для этого и звал.

— Лиам выбрал безошибочный способ для победы, Рива. Своими аргументами он подталкивает меня к признанию вины. Намеренно, зная, что был сговор генералитета и я не допущу, чтобы это было вскрыто. Я не признаю этого.

— Не признаешь? — помертвевшими губами произнесла я.

Стало ясно беспокойство Шантары.

Шад рассматривал меня — искал признаки, как я приняла это. Эмоции считывал. Только я от шока ничего не смогла выразить. Только взгляд уплыл — я улетала в мир персонального ада, мыслей, как я буду без Шада, если он ничего не сделает для своего спасения…

А он не сделает.

Свершалось то, чего я больше всего боялась.

— Я просил встречи с тобой, а не с сестрой или матерью, чтобы предупредить о том, о чем остальные уже знают.

— Молчи… — я залепила ему рот ладонями.

Я тоже все поняла.

Не так быстро, как григорианцы — я всего лишь ксено-этик, а не их соотечественница. Но поняла. Каждое слово отдавалось в ушах, как набат.

— Я признаю вину, нет другого выбора. У меня был разговор с генералитетом об этом. Я обязан.

— Шад… — выдохнула я. — Не сходи с ума! Не смей этого делать!

Последние слова я прошипела, как змея, вкладывая в свистящий шепот все, что я ощущала. Все безумно сильные чувства, которые я складывала и прятала где-то глубоко в себе за годы на «Стремительном» и позже, встали в полный рост, заставляя меня дрожать и говорить все, что хочу.

Он был не прав.

Они использовали его в первый раз, и делали это во второй, сначала забрав карьеру и семью и заставив на мне жениться, а когда план не сработал, забирают жизнь. Насколько это просто, платить своими подданными, когда самим ничего не угрожает!

— Ты не прав, Шад!

Как он этого не видит.

— Ты такой же раб, как и я. Только меня угнали в рабство, а ты добровольно его принял! На смерть идешь ради своей страны. А с тобой ведь родина поступила так же, как и со мной!

Я думала, хоть теперь он начнет спорить.

Но и сейчас он молчал.

— Мы не этого ждали! — прокричала я. — Не этого! Я верила в тебя — зачем, чтобы меня оставил? Я не выживу одна!

— Ты останешься здесь. С моей семьей. О тебе позаботятся, не бойся.

— Нет! — проорала я. — Вы все без меня решили, как всегда! А меня ты спросил?

— Ты должна быть сильной, Рива. Выбора нет. С тобой все будет хорошо.

Он наклонился, схватив меня, и поцеловал в губы, как я его когда-то перед боем… Я ошеломленно замолчала. Мои слова, моя истерика и крики ни к чему не привели. Я не сдвинула его с решения ни на йоту. Желтые глаза смотрели так же спокойно.

О, нет. Такая уверенность, что меня не тронут…

Когда его казнят, не думаю, что оставят в покое меня. Он в одном случае может быть уверен в этом. Если попросит в последнем желании об этом. Ему не откажут — это закон. Шад потратит последнее желание на меня.

— Своим решением ты меня убиваешь, — откровенно призналась я. — Ради своей страны и генералов, которые тебя предали.

Словами я пыталась достучаться до сердца.

Было больно от мысли, что Шад меня бросает. Что уходит, хотя это он меня приручил — и делал это долго, пока я не привыкла к нему, его рукам, его правилам. С ним я обрела дом. Теперь меня снова его лишали. Последнего пристанища. Обители, которую он для меня построил, чтобы я спряталась.

— Мне жаль, Рива. Я совершил ошибку, я проиграл, и теперь должен за это ответить.

Я все аргументы сказала. Может, и солдаты за дверью это слышали — и пусть. Я готова выйти и повторить это на суде. Только без толку. Они все здесь такие и будут молча взирать птичьими глазами на то, как рушится моя жизнь.

Но он… Я надеялась, что Шад поймет мои чувства и их разделит.

Не оставит меня.

— Мне пора, — с сожалением сказал он, освобождаясь от моей хватки, и направился к двери.

— Услышь меня! — бессильно крикнула я в спину.

— Я услышал, — ответил он, прежде чем выйти.

Я упала на колени и расплакалась в холодные ладони. Без меня суд не начнут — я одна из сторон. И перерыв еще не окончен. Просто Шад не захотел продолжать разговор и бессмысленно рвать мне душу, пока я совсем не обезумела и в исступлении не начала цепляться за плащ, когда бы он уходил.

Сделает по-своему.

Я сразу успокоилась. Слезы на ладонях были холодными, горькими. Если они исполнят задуманное — я их прокляну. Остановить это не могу, но прокляну всех публично. Как и Шантара выкрашу пряди волос в черный…

— Эми-Шад?

Я подняла глаза: в дверях ждал григорианский солдат.

— Пора в зал.

Я с трудом встала, колени болели — ушибла об каменный пол. В зал вышла, не чувствуя ног, ни на Лиама не смотрела, ни на мужа. В пустоту. В другом зала затуманенным взглядом нашла его семью. Они все уже знали. Каменные лица родителей, сестры. Им и так тяжело. Быть осужденным — большой позор, а когда судят военного в таком чине — тем более. Испытание для всего рода.

— Прошу удалить из зала моих отца и мать, — сказал Шад.

Отец начал возражать, но судья был непреклонен.

Мы бы не продолжили без этого. Я поняла, что Шад пожалел их. Представила, как буду жить с ними после казни мужа… Нет, осуждать меня они не будут — поздно, и не моя вина это, а его командиров. Шантара осталась в зале. Григорианка надвинула капюшон на голову, чтобы никто не увидел лица — не хотела, чтобы видели ее чувства.

Лиам надменно смотрел на Шада.

За маской он прятал злость поражения и, думаю, страх. Мало кто мог бросить ему вызов, а Шад едва не убил его. И ничего не боялся — даже казни.

— Хочу кое-что сказать вам, генералы, — мрачно начал Шад.

Он не смотрел в мою сторону. Янтарный взгляд обратился к зрителям, которые, как и его семья, находились у стен зала. Там были и его командиры. Министры. Много кто пришел. Шад был героем, суд над ним — большое событие на Григе. Когда все закончится, вряд ли на планете найдется хоть кто-то, кто не слышал о нашей истории.