— А еще они могут вот так, — протянул он и нажал на кнопку на своем более широком браслете.

Мои руки притянуло друг к другу с ужасающей силой, я даже понять ничего не смог, как они оказались намертво прикреплены друг к другу. Мне сразу же вспомнилось мое первое знакомство с похожим устройством, которое мне надел, правда, только на одну руку, аграф Лозар Самуэль, и как меня тогда долбало током, надеюсь, в этих штуках подобной функции нет.

— Раздайте им гигиенические наборы, — скомандовал человек, и мне в руки всунули небольшой пластиковый контейнер, — такой набор выдается раз в два месяца, так что, если не хотите, чтобы из пасти воняло, берегите его. То же касается и вашей одежды, один комплект положен на год заключения, порвали, значит, будете ходить в рваном. Увести!

— Заключенные, налево, — скомандовал охранник, и нас повели дальше, оставив безразлично смотрящего нам вслед чиновника позади.

Нас всех повели по бесчисленным коридорам, и я очень скоро сбился со счета, сколько поворотов и переходов мы сделали, нейросеть-то не функционирует и не может помочь зафиксировать маршрут. Привык я к этому помощнику, теперь придется вспоминать старые добрые времена. Изредка нам попадались другие обитатели станции в таких же желтых комбинезонах, только гораздо потрепаннее. При приближении нашей колонны их браслеты активировались и сковывали им руки. Примерно через двадцать пять минут нас завели в большой отсек, над входом в который красовалась надпись синим цветом — «Сектор Хомо — 13».

Сразу после того, как мы зашли в этот отсек, нас остановили, один из охранников нажал на большую красную кнопку, расположенную на стене возле входа, раздался звук сирены и через несколько минут к нам навстречу выбежал человек.

— Носатый, принимай пополнение, разместишь по свободным камерам, — безразличным тоном произнес конвойный и, увидев кивок человека, нос которого и вправду был внушительного размера, развернулся и пошел на выход вместе со своими товарищами.

Сразу после того, как за ними закрылась дверь, наши браслеты разблокировались и появилась возможность размять затекшие руки, что я с наслаждением и сделал, как и большинство тех, кто пришел вместе со мной.

— Ну что, арестанты, пошли за мной, определю вас по номерам, потом уже вам старшие все объяснят, что тут и как, — безразличным голосом произнес Носатый.

Он повел нас по коридору, и тут уже мы увидели несколько десятков человек, заинтересованно разглядывающих нас. Со всех сторон слышались какие-то смешки, разговоры, выкрики, а то и настоящие взрывы хохота. Нас привели на второй ярус, тут, насколько я понял, находились жилые помещения, и Носатый начал распределять по каким-то своим принципам, кому из нас куда идти. Что характерно, никто с ним не спорил и вопросов не задавал.

Смерив меня пронзительным взглядом, он показал мне пальцем на дверь камеры, или, как он выразился, номера под номером 20 и сказал:

— Тебе туда, здоровяк.

Ну, туда так туда, я подошел к двери, надавив на сенсор справа от входа, дождался, пока она откроется, и зашел внутрь. Сразу с порога мне в нос ударил странный запах, не сказать, что очень неприятный, но мне явно незнакомый. За столом сидело несколько человек, повернувших головы в мою сторону, как только дверь открылась.

— Вечер в хату, каторжане! — поприветствовал я фразой, слышанной несколько раз в прошлой жизни по телевизору, сидящих за длинным столом людей.

— И тебе доброго времени суток. Ты кто такой? — спросил осторожным тоном немолодой гладковыбритый человек, сидящий с самого краю стола.

— Пополнение, только что привезли. Кто старший? Мне надо место определить.

— Ты смотри, какой шустрый, а познакомиться, а поговорить? А там, глядишь, и решим, где место твое, — хмыкнул один из мужиков, беззастенчиво рассматривая меня с ног до головы.

— А так и зовите, Шустрый. А поговорить можно, долго меня везли, одичал в одиночестве.

— Ну, так, парень, бывает. Ты проходи, присаживайся с краю, поговорим.

Я огляделся по сторонам. Привычных коек или нар, в моем понимании, тут не было, две стены по бокам длинной камеры представляли собой трехэтажные соты-боксы, в которых находился лежак, в изголовье которого располагался небольшой светильник, вот и все личное пространство. В подобный бокс можно было довольно просто забраться и лечь, не видя ничего по сторонам, хоть какой-то плюс. Да и ночью пырнуть ножом будет гораздо сложнее. Пройдя к столу, я уселся на предложенное мне место и посмотрел на лица будущих сокамерников.

— За что тебя к нам определили?

— Военное преступление, в тонкости вдаваться не стоит, короче, осудили, разжаловали и сюда, — не стал темнить я.

— Солидно, значит, боец? Абордажник, судя по габаритам?

— Что-то типа того, — согласился я.

— А с чего нам тебя Шустрым-то называть? Кликуха для молодого больно борзая.

— Такой у меня позывной. Был, — честно признался я и задумался, стоит ли оставлять с собой хоть что-то из прошлого.

— А обруч чего на голове, сетку не удалили?

— Нет, сетка био, удалить невозможно, импланты только поснимали и все.

— Видать, ты парень мозговитый, раз смог себе такую вещь приобрести, — задумчиво проговорил один из мужиков, — жрать хочешь? Знаю, как на тюремных извозчиках кормят. Шток, наложи нашему новому товарищу.

Один из мужиков поднялся со своего места, направился в самый дальний угол камеры, погремел там посудой и вернулся, держа в руках пластиковую миску с каким-то варевом, судя по виду, это были куски какого-то мяса. Он поставил тарелку передо мной и, поковырявшись в своем кармане, выудил оттуда пластиковую ложку, которая обычно выдавалась синтезатором пищи. Приняв предложенное, я пододвинул тарелку к себе и принюхался, запах был вполне съедобный, хоть и непривычный. Только тут я осознал, что и в самом деле очень хочется есть, да и отказываться от достаточно вежливо предложенного будущими сокамерниками угощения и портить отношения не стоило. Осмотрев ложку и найдя ее достаточно чистой, я осторожно подцепил ею кусочек мяса и отправил его в рот, мясо, конечно, было пресноватым, но весьма недурным на вкус, во всяком случае, по сравнению с гиенособакой с той неизвестной планеты просто небо и земля. Желудок требовательно заурчал, требуя продолжения, и я сам не заметил, как смолотил всю тарелку.

— Однако у тебя и аппетит, хотя и неудивительно, ты вон какой здоровый, — уважительно изрек сидящий дальше всех арестант.

— А тут что, за работу можно и натуральные продукты приобрести, а то я так ничего и не понял из того, что мне по прилету объясняли? — поинтересовался я.

— А, это, — махнул рукой мужик, — нет, там только синтезатор старый и паршивый. У тебя, кстати, только пара дней на халяву будет, а потом надо работать или по-другому добывать себе еду.

— А это тогда откуда? — кивнул я на опустошенную тарелку.

— А, это ксенос был, повадился к нам по вентиляции пролезать и воровал по мелочи, вот мы его и проучили, — пожал плечами все тот же мужик, что сидел с краю.

Я чуть было не выпустил наружу только что съеденное мясо, когда осознал, что на самом деле это было такое.

Видя мое замешательство, мужики за столом дико заржали и поучительным тоном глубокомысленно изрекли:

— Да мы ему только пару щупалец оттяпали, как раз наказать, но в следующий раз он уже так просто не отделается, а щупальца у него скоро отрастут. Ты, парень, прими это как есть, и сам к ксеносам особо не суйся. Есть и у них такие, которые нашим мясом не брезгуют. Тут, сам понимаешь, перенаселение, и особо строго за нами не следят. Одним меньше, одним больше. Тут главное — осторожность соблюдать, и жить можно. Ты у нас один с сеткой, остальные чистые, со всеми потом познакомишься, когда они с работ вернутся. Меня, кстати, звать Гизо, я тут старший, это Румб, а это Культя, — один из мужиков поднял руку, на которой не было левой кисти.

— Приятно познакомиться, товарищи арестанты. И давно вы тут уже сидите? — поинтересовался я, покивав представленным мне заключенным.