Передохнув в одной из пустующих келий, Райхо принялся за работу. Отчего-то ему не верилось, что убитый им утром асс-пта сам узнал путь по склону наверх. Кто-то его надоумил. Ассасин отправился проверять поселение у стен, где жили семьи слуг – те частенько привечали родственников, ведь работы в Ордене было полно, потому и новым людям особо не препятствовали, а если гость оказывался достаточно трудолюбивым и расторопным, то у него был шанс задержаться больше разрешённых трёх дней, а то и получить постоянное место. Правда, новичкам не дозволялось заходить на территорию самого Ордена, но отсюда в первую очередь стоило начать поиски – слухи, порой, бывают полезными.

Наблюдая, как стройная фигурка Кирраны покидает келью, бесцеремонно оставив его в одиночестве, тин Хорвейг усмехнулся: «Гляди-ка, и с сундуком уела!»

Взгляд снова зацепился за скромные синенькие колокольчики в маленькой глиняной вазочке. Отродясь в его келье цветов не водилось. Одеяла, и то были не всегда. Настоятель любил наказать за потерю самоконтроля, порой Пасите неделями приходилось обходиться без них. Повинуясь порыву, Защитник подошёл и присел на край каменной постели.

«Жёстко, – он скривился, устыдившись, что обмяк телом, привыкнув к удобствам. – А ведь когда-то и здесь спал, как говорится, без задних ног. Не замечая ни холода, ни твердости камня. – вернулась назойливая мысль, не дававшая покоя со вчерашнего вечера: – Каково девчонке тут будет по осени? А тем паче зимой? Сдюжит ли? Достанет ли умения обогреть себя? – В том, что у Киры силы хватит, тин Хорвейг не сомневался: – Но надо подучить».

Раз Кира сама справилась с замком на сундуке, то пора приступать к упражнениям с силой. Но не сегодня. За завтраком ему рассказали про утренние приключения курсанта Кирраны, и, сожалея, что пропустил такое зрелище, тин Хорвейг согласился с Раэком, отменив вечернее занятие.

Кира, узнав, что вечер свободен и тренеровки с Паситой сегодня не будет, даже обрадовалась. Можно со спокойной душой сходить в баньку, как рекомендовал Раэк. Да и старый лекарь, посмеявшись в седые усы, над тем, зачем девке такая наука, все же поинтересовался нет ли у неё красок и тоже послал в баню. Охотница и сама желала понежиться на горячих деревянных полках. Каждый знает, как полезен добрый пар.

Как словом, так и делом.

Неожиданно придя в благостное расположение духа, Кира разлеглась на теплом полке, вдыхая горьковатый аромат берёзовых дров, смешанный с более тонким липовым. Поддавшись влажному жару, задубелое после дурной ночи тело размягчилось, расслабилось, наконец. А вместе с тем и что-то внутри разошлось, отпустило. Пришла уверенность, она ко всему привыкнет, со всем справится.

«Вот и сундук отпирать уже обучилась, так потихоньку-полегоньку с силой и совладаю».

Вошла крепкая белотелая банщица с огромными грудями, каковых Киррана ранее в деревне ни у кого не встречала. Отвечая на её изумлённый взгляд, снисходительной и вместе с тем понимающей улыбкой, женщина сказала, цокнув языком:

– И что же ты такая худенькая, деточка? Кожа да кости! Оно и посмотреть не на что. Курсанты зелёные, и те мимо пробегут – не заметят. Они же, господа Защитники, любят, чтобы девки-то попышней, да пофигуристей рядом крутились. Ты бы ела побольше, авось кто и тебе дитёнка заделает – будет тогда и почёт, и до старости накормлена-напоена.

Кира хмыкнула, и поправила съехавшую на глаза слишком большую валяную шапку, но не стала перечить. Похоже, банщица приняла её за служанку из тех, кто приезжают работать в надежде на милость Киаланы. Та, в подтверждение догадок, продолжила: – Хотя что это я? Раз за тебя словечко замолвили и прямо сюда послали, знамо, всеж-таки ухажёр нашёлся. Это ведь для Защитников банька-то. Слуги в другом месте парятся, пояснила она, плеснув на камни воды.

Пространство окуталось белесыми клубами, заставив сощуриться. Мягко скрипнула дверь и потянуло холодком, но всего лишь какой-то миг: «Видать, банщица что-то забыла», – предположила Кира, но тут зашуршал веник, обдал мелкими брызгами, прошёлся вдоль тела окропляя влагой, и Кира зажмурилась в предвкушении, невольно улыбаясь и повернув голову на бок. Горячие веники прижались к стопам, медленно поползли вверх, постепенно ускоряясь. Вернулись вниз, огладив натруженное тело, и двинулись вспять, теперь уже по бокам. Взметнувшись к потолку, прихватили горячего воздуха и плотно прижались к пояснице, прогревая и расслабляя затёкшие мышцы. Кожу пощипывало: «Знать, берёзовые с крапивою».

Тем временем веники снова взлетели и прижались к бёдрам. Обработав все важные места на теле, перешли к лёгкому постегиванию. Кира едва не застонала от удовольствия, даже губу прикусила: «Это с подружками в бане не грех и поорать, а тут неловко как-то». Хлёсткие концы, тщательно обработав спину, постепенно спускались все ниже, не пропуская ни частички кожи.

– Давай, не жалей! – как-то сам собой вырвался возглас, но уж больно знатная банщица попалась, так пускай знает, что можно не нежничать.

Новый ковш воды вылился на камни, и с шипением испарился, из-за густого пара уже едва ли было можно что-то разглядеть, аж дух перехватило! Веники, послушавшись, её окрика, взлетели вверх. Горячие, хлёстко опустились на спину, на зад, на ноги, и Киррана вскрикнула, уже не сдерживаясь, и вскоре уже была готова попросить пощады. И снова, словно почувствовав, что терпение заканчивается, остуженный в холодной воде веник прижался к спине, принялся растирать порозовевшую кожу.

«Какие крепкие у этой женщины руки!» – удивилась Кира, припоминая, что из всех девок в Орешках, пуще её самой, никто не парил.

Тем временем веник прошёлся по ягодицам, икрам, огладил на последок стопы. Настала пора передохнуть и окунуться в одну из бочек с ледяной водой, что стояли в просторном предбаннике. Решаясь, Кира медленно поднялась и села, как раз вовремя, чтобы увидеть, как в неожиданно распахнувшуюся дверь входит банщица, а за порогом мелькнула, окутанная клубами пара, широкоплечая мощная фигура.

– Теперь понимаю, почему тебя сюда пустили, – совсем иначе на неё смотрела крепкая банщица. Как-то без веселья и даже с некоторой жалостью. – Ой, девонька, не с тем ты связалась! – она опасливо глянула на дверь. – Это же Пасита тин Хорвейг!

Кира от возмущения и слова вымолвить не могла, так и стояла, зло глядя на дверь: «Ублюдок, тин Хорвейг!»

И все же банька повыветрила ломоту из членов, а дурной настрой из головы, и хоть и сердилась Кира на Паситу, не могла не согласиться, что так хорошо ей в бане ещё никогда не было. Тем и обидней. Ведь, видимо, уже и не будет. Чего уж? Не впервой ей глаз от стыда не поднять, да не померла доселе. И теперь не помрёт. Злило больше другое – наверняка банщица сегодня же ещё до заката растреплет, что видела, как она с тин Хорвейгом в бане парилась, а с утра уже все курсанты будут о том знать. Ну если и не с самого утра, то после завтрака уж точно.

Пробравшись в келью к Кирране, Хэпт-тан с удовольствием отметил, что принесённые им утром цветы все ещё здесь, а записка и сложенные стопкой вещи исчезли. Значит, Кира разобралась, как управляться с замком – его совет помог. На душе стало неожиданно приятно, и ассасин широко улыбнулся в полумрак.

Устроившись на полу в углу между столом и стеной, Райхо задремал настороженным, чутким сном, как часто делал, если приходилось ждать в укрытии – с такой жизнью не знаешь, когда придётся поспать в следующий раз.

Разбудило Хэпт-тана странное ощущение, будто кошка провела по шее пушистым хвостом. Райхо сразу понял, что Киррана где-то неподалёку. Что-то снова изменилось, ведь в прошлый раз в трапезной он совершенно её не чувствовал. Но ему понравилось, словно бы негаданно вернулось нечто утраченное.

Прежде чем девушка вошла в келью, ассасин скрылся за окном без труда перебравшись в пустую соседнюю, как порой делал в юности. Тогда такой поступок считался особой лихостью, но сейчас, после лазанья по скалам, для Райхо это было раз плюнуть.