Охотница успела переменить сарафан на домашнюю рубаху и заплести косы, предварительно вычесав набившиеся за ночь листья и прочий мусор – все же неловко в лесу с неприбранными волосами, когда в комнату вошла Анасташа.

– Кира, что случилось? – Воскликнула она, сходу приметив синяки на шее. – И хватит уже через окно в избу лазать. Заколочу! – Эту угрозу охотница слышала с тех пор, как ей миновало шесть зим, но мать только пугала. Из груди сам собой вырвался усталый вздох. Теперь не отвертеться, придётся рассказывать. – Это снова тин Хорвейг? – Продолжила тем временем Анасташа.

– Нет, Защитник на этот раз ни при чём. Кто-то накинул мне пояс на глаза, а я дёрнулась от неожиданности, споткнулась и упала. Кушак случайно соскользнул на горло и вот.

Кира не собиралась вдаваться в подробности, чтобы лишний раз не волновать мать.

«Синяки, оставленные пальцами Мордана на бёдрах, ни в коем разе никому нельзя показывать. Одна радость пройдут быстро».

– Ой-ли? – Анасташа явно не поверила. – И кто же это такой неосторожный?

– Не видела. Да тут и Пасита как раз поблизости оказался. Прогнал незадачливого ухажёра. А, может, тот сам испугался и сбежал. Я не успела разобрать.

– А что Защитник?

– Поцеловал и отпустил, – почти не соврала Кира, но воспоминания о жарком, выворачивающим душу наизнанку поцелуе окрасили щёки. Вспомнила она и как неумело отвечала, невольно поддавшись наваждению.

«О, Киалана! Неужели это ты одобрила такое? Неужели весь этот огонь внутри – твоя воля? Нет, в это попросту нельзя поверить! Лучше впредь держаться от Защитника подальше, только если бы это было возможно…»

– Я принесу мазь, там ещё осталось. Зная тебя, Матрёна давала с запасом.

Пока мать ходила, Кира быстро улеглась в постель – сегодня полагалось выспаться. Деревня погрузилась в дрему, лишь куры деловито копались в пыли, взлаивали потревоженные неведомо чем собаки, да раздавалось редкое ржание застоявшейся лошади. Наконец, и Кира уснула.

Привиделась всякая глупость: вот она на руках у Паситы, бесстыдно – точь в точь как Ламита к Лютобору – прижимается к груди Защитника. Тот наклоняется все ближе и ближе, впивается в губы страстным поцелуем, стискивая в объятьях все крепче, до тех пор, пока не затрещали рёбра. Кира пытается отстраниться и вдохнуть, и вот уж вместо тин Хорвейга перед ней перекошенная рожа Мордана. Тот, обдав пивным, кислым духом, выплёвывает в лицо: «Попалась!» Руки сжимаются на горле, и Кира хрипит, бьётся в попытках освободиться, но вдруг обнаруживает, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой, потому как полностью примотана к стволу берёзы неимоверно длинным праздничным кушаком. За ней бесстрастно наблюдают Ламита и Люта, но не торопятся на помощь. Вдруг раздаётся голос Каррона:

– Киррана тин Даррен, тебе никогда не стать Защитницей!

– Отец помоги, – кричит охотница, но тот превращается в Паситу и выпускает в неё поток ревущего пламени. Огонь больно обжигает, и из уст вырывается отчаянный крик.

Кира села на постели, ошалело озираясь. Было душно – похоже, сквозняком захлопнуло ставни. Тело горело, а подушка была мокрой от пота, рубаха тоже. Несмотря на жар, зубы стучали, и очень хотелось пить.

«Неужто с малиновым мёдом переборщила?»

Кира кое-как поднялась с постели. Распахнув окно, впустила в комнату свежий вечерний воздух, почувствовав, как сразу становится легче. Переодев рубаху, натянула чистый сарафан и вышла на двор. На душе было муторно и тревожно. Охотница направилась к колодцу, достав бадью ледяной воды, напилась вволю и умылась. Остатки понесла Туману. Лохматому псу в такую жару приходилось несладко.

«Надо бы его с привязи спустить, засиделся бедняга».

Туман лежал, на боку возле будки и, похоже, спал.

– Ах ты засоня! – Рассмеялась Кира, присаживаясь рядом. – Тебя так и кошки задерут, пока дрыхнешь, – она потрепала пса по голове, удивлённая, что тот до сих пор не проснулся, не потянулся, пытаясь лизнуть в лицо. Пёс не пошевелился. – Туман! – Нехорошее чувство подступило к горлу. Морда пса была чем-то измазана, отчего слиплась шерсть, а открытые глаза смотрели не мигая.

Мёртвые глаза.

– Туман… – Прошептала охотница.

По щекам ручьём побежали горючие слёзы. Шмыгая носом и то и дело вытирая набегающую влагу, Кира осмотрела землю вокруг на предмет следов. Они нашлись по ту сторону плетня. Узкие отпечатки ног, обутых в сапожки – отчётливо были видны углубления, где каблуки продавливали мягкую землю: «А ведь все деревенские в такую жару босиком ходят!»

Рядом обнаружились и куриные кости, несколько валялось и около будки: «Откуда они здесь взялись?» – Туману никогда не давали птицу.

5.

– Глафира! – Не докричавшись, Кира отворила калитку и ступила на двор.

Разрывавшийся на цепи кобель, глухо заворчав, скрылся в конуре, стоило охотнице только глянуть.

– Нет её, раз не отзывается. Чего не понятно-то? – Апраксия попыталась преградить путь, но Кира аккуратно отодвинула женщину в сторону.

Сама Глашка тут же появилась на крыльце сонная и босая. Окинув Киру высокомерным взглядом, презрительно усмехнулась.

– Я уж подумала разбойничает кто.

– Ты и разбойничаешь! Почто Тумана отравила? – Кира едва сдержалась, чтобы не стащить красавицу через высокие перила за длинную косу, да не приложить разок о ступеньку, руки так и чесались.

Пухлые, красиво очерченные губы расплылись в довольной улыбке:

– Это тебе за Паситу, – Глафира даже не думала отрицать обвинения.

– Что ты такое говоришь?! – Охотница даже опешила от такого заявления.

– Защитник – мой по праву!

– Защитник ничей! А ты – дура, если так решила.

– Думаешь, если твоя мать отхватила себе Каррона, то и ты имеешь право вставать мне поперёк дороги? Да только это я дева-клятва. Меня выбрали, куда уж тебе? – многозначительно приподнятые брови намекали, что Кира недостаточно хороша для Защитника.

«Или, вообще, недостаточно хороша…» – подумалось Кире под едва ли не сочувствующим взглядом Глафиры.

– Ты забрала у меня Микора, – не унималась та, – а теперь и Паситу хочешь отнять?! Не выйдет! – Она зашипела разъярённой кошкой, спускаясь по ступеням навстречу. Красивое лицо зло кривилось, даже осанка стала угрожающей: – За это я отняла у тебя пса. Не уймёшься – продолжу!

Внезапно Кира успокоилась, ярость ушла, а всё что осталось – это жалость к потерявшейся девке.

– Послушай, Микор всегда мне был только другом. Не более. Если он на тебя и не смотрел, так в том не моя вина. Сердцу не прикажешь. Пасите я тоже нужна по иной причине. Поверь, я бы и рада не видеться с ним вовсе.

– Ты врёшь! Мне всё уже рассказали!

– Что хочешь, то и думай, – голос Киры звякнул металлом, – но, если увижу тебя рядом со своим двором, или кто о том мне расскажет, за косу проволоку через всю деревню. Так и знай! – Охотница повернулась и вышла на улицу, не обращая внимания на крики и угрозы, доносящиеся в спину.

6.

Тин Хорвейг перелистнул страницу. Люто клонило в сон, как с ним частенько случалось, если приходилось много сидеть за учебниками. Очередной зевок, чуть не разорвал рот, но всё же два дня прошли не впустую.

После праздника Киаланы он много времени посвятил медитации на берегу Широкой. Близость воды способствовала укреплению энергетических потоков. Легче давалась разработка новой структуры, которая позволила компенсировать перекос баланса сил в сторону огненной половины. После всех затраченных усилий, он почувствовал себя вполне сносно. Все оставшееся время Защитник посвящал чтению и переводу Книги Излома. Даже брал её с собой – после медитации лучше думалось.

Среди прочего, Пасите удалось обнаружить упоминание о слиянии и взаимном усилении мощи Защитников за счёт объединения сфер силы в момент инициации. Описание было весьма запутанным, и знаний тин Хорвейгу недоставало, чтобы разобраться в тонкостях ритуала, да и ни про какое «объединение сфер силы» он доселе не слышал: «Надо срочно везти книгу в Орден, уж дядя точно сможет во всём разобраться».