Она провела рукой по моему плечу и, разворачивая, вернула к постели.

– Расслабься, – потянув за руку, заставила меня сесть.

Мягко забравшись следом, принялась делать массаж.

– Шаита, может, не стоит… Я пришел посоветоваться…

– Тебе снова нужен совет старой шлюхи?

– Не такой уж и старой, мы с тобой одногодки, насколько я помню. – Я развернулся к женщине, заключая ее в объятья. – Я себя стариком не чувствую.

– Вот и отлично, – соблазняюще-профессиональный, въевшийся в саму ее суть взгляд прошелся по моему лицу. – А раз так, позволь в очередной раз тебе помочь, а потом ты будешь достаточно готов, чтобы слушать, а главное, воспринимать советы.

Через час или полтора, я потерял счет времени, мы, расположились в белой гостиной на уютных креслах, совсем непохожих на то в будуаре, и не спеша пили чай. Для меня же Шаита заказала большое блюдо приготовленного на пару с овощами и специями мяса. Сытая во всех смыслах тварь дрыхла где-то в глубине души, довольно свернувшись калачиком. И казалось, даже во сне посмеивалась. Вместо узилища, в которое я ее заключал в последний раз, будто в насмешку повсюду были разбросаны бархатные подушки и сахарные косточки.

– Вердерион?

Я, погрузившись в себя, не спешил начать разговор. Было трудно, хотя только у Шаи, я мог найти подобную поддержку.

– Хорошо, давай начну, – как обычно, предложила она, и я кивнул.

Так мне всегда было легче. Именно за это я привязался к Шае.

– В твоей жизни случилось что-то, что ее меняет. И ты этого страшишься?

Я пожал плечами. Боюсь ли?

– Ты влюбился?

Вот так, без обиняков.

– Не знаю… – озвучил я мысли. – Я забыл, что это такое…

– Расскажи о ней? – Шаита осторожно взяла мою руку. – Расскажи мне все, что сможешь.

Начал я неумело, еле выдавливая из себя фразы, но то, как внимательно слушала Шая, как ободряюще сжимала мою руку, как кивала в ответ на мое постепенно проснувшееся красноречие, сильно помогало. Я бы не мог все это сказать даже Эллэ, не уверен, что тот бы понял.

– Шаита, я все испортил? – спросил в конце.

– Глупый, это только начало. Важно не то, что ты мне рассказал о ней, а то, как ты это сделал. Впервые с тех самых пор ты о ком-то говорил больше пяти минут. Я видела твои глаза, я слышала твой голос. Мне не надо обладать эмпатией, чтобы понять. Уверена, эта девочка тебя простит. Уже простила.

– Но как? Как ты можешь это понять?!

– Я тоже женщина, Верд.

Устав от монолога, замолчал. Задумался, невольно вспоминая, как оказался здесь впервые десять лет назад. Как раз тогда я заканчивал последний курс. У нас было все, богатство, положение, власть. Мы с Эллэ были молоды и весьма популярны, внимание девчонок льстило, и мы нагло этим пользовались. До тех пор, пока я не встретил ее…

Хрупкая блондинка с невинными голубыми глазами, фарфоровой кожей и тихим голосом, но не без стержня внутри. Она поступила на факультет световиков и сразу покорила мое сердце. Мы даже едва не поссорились с Райдом за ее внимание. Как раз тогда и состоялась наша последняя серьезная драка, из которой я, как и сейчас, вышел победителем. Правда, позже друг порадовался своему проигрышу. Он говорил, что из-за Амелии я превратился в мямлю, подкаблучника и законченного романтика.

Девчонка долго не сдавалась, как ни заваливал я ее цветами и подарками, сколько ни творил безумств в надежде покорить ее сердце. Почти целый год. И в один из таких вечеров мы оказались в моем поместье. Все сразу пошло не так. Вместо романтического ужина случилась ссора. По сути, все из-за какой-то ерунды. Я просто жутко ее ревновал. В результате она меня выгнала из комнаты. И я коротал остаток вечера с бутылкой «Имперского». Вроде и выпил немного, но не смог совладать со своим зверем. Пришел в себя и обнаружил любимую в слезах. Растоптанная, в разорванной одежде, сжавшись в самом уголке кровати, она спросила меня, за что я так с ней поступил?

Я был раздавлен этой ситуацией. Неподъемное чувство вины, ненависть к себе, осознание собственной никчемности. Умолял простить, клялся, что это не повторится больше никогда. Мы даже помирились, и я рискнул сделать предложение. Что удивительно, получил согласие, но с одним условием. Мы не поженимся, пока она не закончит учиться. Целую неделю я летал.

Воспрянув духом, я направился к отцу, чтобы заявить о своем намерении. Тот же воспринял новость в штыки. Отругал за разгульную жизнь, после чего последовал жесткий запрет. В сердцах я рассказал о своем неприглядном поступке, наблюдая, как темнеют его глаза, и у ног зло шевелятся тени. Ожидаемо, он разозлился еще сильней, даже что-то кричал о дурной крови моей матери. Я не видел его таким раньше. Ушел, решившись все сделать по-своему. Амелия в то время даже поддержала меня, пообещав, что мы вместе уедем. Тогда я еще не знал, какая она лживая дрянь.

Прозрение настало вскорости. Мы должны были провести выходные в моем поместье. Желая ее удивить, я отдал бешеные деньги за новинку сияющих и установил накануне прямо в спальне мобильный портал. Хотел ей в подарок вручить амулет-ключ, чтобы в любой момент мы могли встретиться, когда я закончу учебу и мы не сможем видеться в Академии. Полный радужных надежд и с охапкой белых лилий в руках, я материализовался на небольшой, гармонично вписавшейся в интерьер портальной площадке, как раз вовремя, чтобы увидеть то, чего никогда бы в жизни видеть не хотел.

Лицом ко мне рядом с моей кроватью стоял отец. Спиной – моя Амелия в соблазнительном белье: как сейчас помню, это был белый комплект с чулками, все как надо. Она сама вешалась на него. Глядя мне в глаза, отец положил руку моей невесте на талию и поцеловал. Кажется, я потерял не только дар речи, но и способность двигаться. Так и застыл, как полный придурок, наблюдая, как постанывает моя невеста, как трется всем телом и ласкает руками другого мужчину. Отодвинув ее от себя, отец задал вопрос:

– На что ты готова, чтобы быть со мной?

– На все! – прозвучало порывисто и страстно, тут я уронил цветы, и она, обернувшись на шелест, увидела меня.

На лице Амелии отразилось разочарование и недовольство и ни грамма раскаяния или любви. Бесы! Да она даже не испугалась! Отец же молча развернулся и пошел прочь. Когда он покинул комнату, я наконец сбросил оцепенение. Во мне закипела такая злость на весь мир, что зверь завладел мной целиком и полностью. Во мне впервые проснулся раал’гар – моя вторая ипостась. Тогда же я совершил первый переход тенями.

Я напал на отца со спины, но его уже не было на прежнем месте, а для меня случилось еще одно открытие. Я впервые узнал, что такое теневая плеть. Спина моего зверя под шерстью до сих пор покрыта рубцами. Оттрепав меня как щенка, отец, похоже, пребывал в хорошем настроении, а я не мог его за все случившееся простить. Тогда и сказал, что не хочу его знать и отрекаюсь от него. Он легко согласился с моим решением, но ответил, что я все равно останусь для него сыном, и если одумаюсь, то смогу прийти обратно и попросить прощения в любой момент.

Я будто с ума спятил. Сначала много пил, но это было не мое. Потому вместо службы во дворце Императора, пошел в армию. Тогда как раз по новой вспыхнул конфликт с Файбардом, да и опасности Чащи никто не отменял. Каждый год случаются сезонные обострения, миграции, мутации и прочая привычная бесовщина. Просился в самые горячие места, то ли надеясь погибнуть, то ли что-то доказать. Тысячу раз вступая в схватку со смертью, я отточил новые навыки, которые здорово меня выручали. Как-то незаметно втянулся, даже стал чувствовать себя полезным. А вскоре снова встретился с Эллэ. Наша дружба возобновилась, а потом появился отряд «Волчьи тени». Прошло еще полтора года, прежде, чем нас стали воспринимать всерьез. А после нескольких успешных операций и важных сведений, которые удалось добыть, пришло распоряжение советника Ярранта за подписью главнокомандующего Майя Эллэ и нас утвердили как отдельное боевое формирование, по аналогии с другими отрядами оборотников. Мы же оказались одними из первых, кто столкнулся с культистами. Те появились будто из ниоткуда. Нападая на приграничные деревни и городки, творили страшные зверства. У них было какое-то свое извращенное толкование воли Великой Матери, но не совсем ясна цель. Защищая людей, в итоге я обрел себя и даже был бы собой вполне доволен, если бы не подлая тварь, живущая внутри, с которой постоянно нужно держать ухо востро.