— Когда человек будет клясться мне в верности, он сможет загадать любое количество желаний. А потом получать дополнительные своими действиями. Например, исполнив желание ближнего своего — при определенных условиях. Или выразив восхищение поэту или музыканту. Даже если у того не будет ни капли ни то, что дара — а просто способностей. Да, увы, даже в идеальном обществе отношение объема таланта в обществе к числу людей, считающих себя им наделенными, стремится к нолю.

— Но поощрять бездарность — лицемерие!

— Ах, Анчар, Анчар… Прояви же мудрость и дальновидность и в этом щекотливом вопросе. Если человек не работает и не занимается домашними делами, то чем-то ведь он заниматься должен! И лучше искусством, чем… Кхм. И кстати, бездарный поэт подобен инвалиду с рождения — ни тот, ни другой не виноваты в том, что они такие. И кстати говоря, те, у кого способностей нет, зачастую трудятся над своими произведениями дольше и усердней талантом одаренных. Так разве будет несправедливо, если люди вознаградят их старания похвалой?

— Нет… не будет… Да… это гуманно… Но… — растерянно протянул атлан. — Я думал, что ты сможешь…

— В моей власти — даровать исполнение желаний, но не изменить натуру человека или добавить ему талантов, — предугадывая ход мыслей атлана, выговорил Гаурдак. — Но если разобраться, человеку творчества для счастья не нужен талант. Ему нужна поддержка и одобрение. А это значит, что те, кто похвалят такого актера или писателя достаточно подробно, долго и громко, получат право на дополнительное желание. Хитро. Не правда ли? И ни одного недовольного в итоге!

— Д-да, — не слишком уверенно согласился волшебник. — Но… если желание только одно… и подходяще бездарного барда поблизости не отыщется… и никто не работает… то откуда каждый день берется еда? И дворцы от пыли и паутины убирать надо. И поливать клумбы, вывозить мусор, шить одежду и сапоги взамен износившихся, ухаживать за лошадьми?..

— А вот для всего этого и придуманы рабы, — терпеливо ответил полубог.

— Рабы?!

— Не будь таким наивным, Анчар! Заставить силой принять мою философию нельзя, как нельзя изменить насильно самого человека! Пока он не захочет сам — я бессилен что-либо предпринять. Но заставить силой прислуживать тех, кто противится новому порядку — можно. Нет, если они пожелают, в любое время они смогут оказаться среди тех, кому чистили конюшни и стирали белье, но ведь ты знаешь сам, мой верный зелот, что люди есть люди… странное племя… и некоторые из них предпочитают рабство и смерть измене своим нелепым представлениям о том, в чем они ничего не смыслят!

Анчар некоторое время подавленно молчал.

— Так значит, войны… армия… стража… — проговорил, наконец, он.

— Никуда не денутся, — вздохнул Гаурдак. — Я же сказал, что смогу дать людям желаемое, но не изменить их убеждения и натуру. И если кто-то захочет подраться, под рукой должны оказаться те, кто захотел бы их разнять. И если тот, у кого нет золотого ночного горшка, увидит его у того, у кого он имеется, то наверняка захочет украсть, а вор, если становится слишком активным, раздражает соседей. Так что закон и порядок должны поддерживаться даже в идеальном обществе.

— Но если есть закон, то есть и суды… и тюрьмы…

— Только пока мы не придумаем, как обойтись без них, — оптимистично договорил полубог. — А войны… Так ведь рабы сами к хозяевам не приходят! А человек, гнущий спину с утра до вечера в шахте или мастерской, счастливым быть не может по определению. Значит, кто-то должен трудиться вместо него, чтобы он мог ощутить блаженство в полной мере. И к тому же, иноземцам ведь никто не запрещает поклясться мне в верности и занять свое место в новом счастливом обществе! А как сделать его еще лучше и благороднее, мы будем размышлять вместе. Ты ведь поможешь мне? Не передумал стать королем? Не испугался трудностей?

И снова нечто, похожее по ощущениям на тонкие прохладные нити, потянулось к его голове и принялось бережно гладить по вискам, лбу и темени. И снова взбудораженные мысли разлетелись куда-то, как семена одуванчика под ветром, а в пустой голове, как последнее, недозрелое семечко, осталась лишь одна: «Избавитель умен. Избавитель мудр. Избавитель прав. Всё будет хорошо».

— Избавитель прав. Всё будет хорошо. Я… согласен, — медленно, словно не совсем понимал, что — и зачем — он говорит, произнес атлан, и несколько раз мотнул головой, пытаясь стряхнуть что-то невесомое и неощутимое, но смутно тревожащее.

— С моей помощью ты будешь славным королем, — настойчиво прошептал баритон, и чародей, оставив попытки вспомнить, что он думал до этого, покорно кивнул.

— С твоей помощью… я буду… славным королем…

— Я так и думал, что ты согласишься, — покровительственно улыбнулся Гаурдак, и легкие нити пропали.

— Я… буду королем… Но у меня… еще… но… Мои друзья! — спохватился Анчар, — Они тоже должны быть вознаграждены по достоинству! Без их усилий сегодняшний день стал бы невозможен!

— Скоро на Белом Свете появится несколько свободных престолов, — усмехнулся Гаурдак. — Добавим еще один — и все будут довольны.

— Наверное… это было бы… была бы… был… бы… — прерывистая речь волшебника сошла на нет, и он нахмурился, пытаясь поймать в который раз ускользающую тревожную, беспокойную мысль.

Она мелькала раньше… в середине разговора… или в начале?.. когда Избавитель заговорил… когда он упомянул… когда сказал… сказал… сказал…

— Анчар? — требовательно позвал баритон.

Анчар зажмурился, стиснул зубы, напрягся всем существом своим, отшвыривая посторонние шумы, голоса и чувства, и словно голодная акула, преследующая тунца, устремился за короткой увертливой мыслью.

Это было в середине… нет, в конце… или в начале… В начале разговора!.. Когда Избавитель… нет, когда он… заговорил про… горы… Нет, схватку с Зем… Нет, про рану! Он спросил про рану! И речь зашла про… про…

Про Атланик-сити!

И тут нужное воспоминание — и даже несколько — вспыхнули в его мозгу как сверхновая, поражая, потрясая, заставляя голову кружиться, колени подгибаться, а тошноту подступить к горлу, обжигая глотку желчью — единственным содержимым пустого несколько дней желудка.

Земгоран!!!

Когда он сказал, что с горными демонами договорился Земгоран, то Избавитель ответил, что не знает, кто это такой… Но говоря о короле Атланды, он назвал его предателем и казнокрадом… Но предателем и казнокрадом был Тис, а теперь — уже несколько дней — король его сын, который ни то, и не другое! Это значит… это значит… Это не может значить ничего иного, как…

Ожесточенно тряхнув головой, он разорвал устремившиеся к нему прохладные нити, поставил грубый щит — всё, на что был способен сейчас — и, не смея ни вдохнуть, ни выдохнуть, чтобы не разрушить с трудом достигнутую концентрацию, продолжил вспоминать.

…Это значит, что про Тиса и его роль в смерти Дубов он знал. А про его гибель и наследование Рододендрона — нет. Значит, ему кто-то сказал…

— Анчар?

Мысленный щит содрогнулся под напором полубога и начал крошиться, но, застонав от напряжения, атлан бросил на его укрепление небогатые резервы вновь обретенных сил.

И защита устояла.

— АНЧАР?!..

…И теперь Избавитель сказал, что престолов, чтобы вознаградить его друзей, нужно пять. Откуда он знал, сколько их? Если ему никто не сказал — откуда?!..

И снова страшный ответ с глухим звоном, как топор плача на колоду, опустился и замер перед ним.

Земгоран.

Земгоран был здесь.

Земгоран разговаривал с Избавителем.

Земгоран получил одобрение своего плана.

Если это был его план.

Избавитель знал о том, что Атланик-сити будет разрушен.