Звучный уверенный голос прозвучал откуда-то слева и из глубины просторного зала неожиданно, и от этого показался вдвойне громким:
— Что я вижу? Что я слышу? В славном Атланик-сити остались люди, которые не слышали о том, что случилось сегодня в Арене?!
Рваный перебор струн, несущий в ошеломленную тишину отзвуки неведомой еще битвы, заставил шахтеров забыть на мгновение о неминуемой драке и повернуть головы.
На первом столе за их спинами в полный рост стоял невысокий плотный человек с лютней наперевес. Светлые спутанные волосы закрывали его лицо, ловкие пальцы метались по грифу и струнам над декой, вызывая к жизни то грохот камнепада, то лязг стали о сталь, то безумные крики, завораживая, гипнотизируя, заставляя слушать — и всеми фибрами взбудораженной души желать еще и еще…
Бурная мелодия, чуть-чуть не достигнув апогея, вдруг оборвалась, незнакомец рывком головы откинул нечесаные пряди набок и продолжил, словно не прекращал говорить ни на секунду:
— Быть выброшенным в окно тем, кто почти голыми руками разорвал на части самого огромного стального голема мастера Олеандра — это честь, о которой вы станете рассказывать своим внукам, ибо случиться с вами в жизни ничего более замечательного и выдающегося просто уже не может!
— Чего?.. — разрывая изумленное молчание, выдохнул лысый рудокоп с бородой деда Мороза.
— Голема?!..
— Разорвал?!..
— В Арене?!..
— Этот?!..
— Ну, это ты свистишь!..
— Да они нас всех одним пинком отсюда бы выкинули!..
— А он один!..
— Ха!..
— Не может быть!..
— Слушайте, слушайте, слушайте, добрые жители Атланик-сити, и не говорите потом, что не слышали!.. — игнорируя насмешки и недоверие, певец горделиво вскинул голову, вдохнул, закрыл глаза, и пальцы вновь ударили по струнам, исторгая из сосновой утробы инструмента, предназначенного для воспевания прелестей и капризов возлюбленных, звуки недавней битвы…
Над омраченным Атланградом
Дышал июнь вечерним хладом.
В шатер гранитный, расписной
Любители увеселений
Стекались шумною толпой,
Чтоб посмотреть на бой големий.
Бойцы сражались как попало,
Обыкновенный мордобой.
И ничего не предвещало
В тот день развязки роковой.
Должны в финальной паре биться
Два поединщика; один
Железный истукан-убийца,
Другой — гранитный исполин.
Но почему они не бьются?
Откуда эта канитель?
Глаза, огромные, как блюдца,
В толпе выискивают цель…
И вдруг нашли! Гранитный дурень,
Как будто коноплей обкурен,
К Ивану кинулся; второй же,
Железный монстр с дебильной рожей,
Немедля бросился туда,
Где Агафон Великолепный
Маг знаменитый белосветный
На скромном камне восседал…
Музыка и стихи, переплетаясь и дополняя друг друга, полились на головы и в уши внимающих недоверчиво, но жадно, недавних драчунов. И с каждой строфой неверие из глаз их улетучивалось, а рты раскрывались всё шире и чаще — то чтобы охнуть в изумлении, то хохотнуть над особо удачной строкой, то ухнуть, сочувствуя героям…
…Вмиг зрители, перепугавшись,
Из цирка кинулись гурьбой,
По мелким щелям рассосавшись.
И грянул бой, атланский бой!
Иван и Олаф бились смело,
Мечом и топором круша,
И от големов пыль летела,
В лапшу гранитную кроша
Сиденья, крышу, пол и стены
Увеселительной арены…
Да, много пыли было сбито
С големьих наглых козьих морд!..
Против железа и гранита
Бессилен меч, негож топор…
Кириан, оказавшийся в присутствии таких благодарных слушателей в первый раз за много дней, если не недель, купался во внимании и восторге. Перед протрезвевшим мысленным взором неизбалованной аудитории безвестный верзила в волчьей безрукавке медленно превращался в исполина, былинного героя, полубога, сошедшего со своего персонального облака исключительно с целью облагодетельствовать забубенные шахтерские головушки, благословляющей дланью своротив пару челюстей.
…А вы, трусливые уроды,
Големов хилых кукловоды,
Напрасно будете рыдать,
Прощенья от Ивана ждать.
Вам Олафу придется сдаться,
А он уж точно вас простит,
И топором номер двенадцать
В последний путь благословит!..
— А й…а… говорю… ш-што лютня… м-могучее…. м-могутнее… м-могучнее… м-меча…
— А й…а… говорю… пей…
— А й…а… говорю… й…а говорю…
Главный королевский лекарь звучно икнул, с грохотом опустил пустую кружку на стол и тупо уставился на нее.
Он только что что-то хотел сказать?..
Или нет?..
Или не он?..
Или не сказать?..
Нет, им же надо было куда-то идти… вроде…
Кого-то искать…
Зачем-то…
Фикус снова икнул, выдыхая сивушное облако, поморщился, и медленно поворачивая голову — глаза отчего-то в ней глядели теперь только вперед, будто приклеенные — обвел неподвижным взглядом сотоварищей.
Или собутыльников?
Или лучших друзей?..
Или… где-то я уже их до этого видел?..
— Крокус… Фокус… Покус… как там тебя… — бережно, но твердо легла на плечо медика немытая мозолистая лапа. — Ты эта… и в-вправду там… был?..
Вопроса знахарь не понял, но интуитивно почувствовал правильный ответ, и кивнул.
— И так всё и эта… б-было? Там? — не унимался интервьюер. — К-как мужики… г-говорят?..
Фикус не знал, как говорят мужики, и кто эти мужики были, и кому и что они сумели наговорить, когда и думать тут получается не лучше, чем танцевать на ушах, но снова, точно выписывая подбородком замысловатую фигуру, мотнул головой.
Мозги в ней как-то странно закачались и куда-то поплыли.
— Ну, ты эта!.. Г-герой!!!.. — восхитился голос за спиной, и к одной ручище с въевшейся под кожу грязью присоединилась вторая: — За это надо… в-выпить!
Доктор, понявший бесплодность сопротивления еще несколько часов назад, ухватился за ручку кружки, попытки с пятой — чисто случайно — умудрился попасть ей не в нового поклонника, а в его кружку, и рывком поднес свою тару к губам.
— В-выпить… — промычал он, засосал воздух, причмокнув, снова грохнул кружку на стол и заговорил, привычно и сбивчиво.
Они все хотели услышать это.
Так пусть слушают.
Так им и надо.
— Ты с-слышишь, ч-человек… Это… было уж-жасно… Они… здоровые… как… как… не знаю что… и тут я… с одним топором… и стетоскопом… наголо…
Вслед за выступлением Кириана компания их была вытащена из облюбованного ими тихого дальнего угла и пересажена с почетом за стол у окна, расчищенный отрягом с такой эффектностью. Виновник торжества, понуждаемый собственным конфузом и пинками товарищей, ретировался… А после этого каждый из воинственных еще десять минут назад шахтеров посчитал своим долгом если не посидеть рядом, то хотя бы выпить с кем-нибудь из них, похлопать восхищенно по плечу и задать какой-нибудь вопрос про битву в Арене, стремительно приобретающую окраску былинной эпичности даже в окосевших глазах королевского знахаря.
