— Женщины?..

Врач прикусил губу, а глаза его панически забегали по комнате — с картины на картину, с портьеры на портьеру, словно он рассчитывал прочесть верный ответ — или получить подсказку — там.

— Эссельте, лежи смирно! — сурово обернулась к ней Сенька и, пока никто не видит, одобрительно подмигнула. — Тебе нельзя перевозбуждаться!

— Нет, я не могу лежать смирно и не перевозбуждаться, пока не узнаю! — капризно надула губки гвентянка. — Это же так волнительно!.. Такие события!.. И опять, как всегда, женщины остаются за бортом только потому, что они — женщины! Лекарь, ответь же мне, пожалуйста, не молчи, как ваши садовые истуканы!

— Я… да… мне пора идти… очень срочное дело… я вспомнил… вдруг… — невпопад и сбивчиво затараторил Фикус, не глядя гостям в глаза, подхватил саквояж, и с таким видом, точно ожидал, что его вот-вот начнут бить, проворно попятился к двери. — Я… доложу его величеству Тису о состоянии ее высочества… сообщу о предписанном лечении… незамедлительно… засим откланяюсь… был счастлив услужить… оказаться полезным… до свидания… ваши величества… ваши высочества…

Заведенная за спину рука знахаря резво нащупала ручку, дверь распахнулась перед ним и через секунду прикрылась, мягко щелкнув язычком замка.

В комнате на несколько мгновений повисла задумчивая тишина.

— Если бы я замахнулся на него топором, он вряд ли выскочил бы быстрее, — дивясь, первым нарушил молчание Олаф.

— То, что он не… — заговорил было Иванушка, но супруга его опередила.

— Кириан, солнце наше поэтическое, — ее взгляд нашарил среди товарищей пристроившуюся на кресле у окна насупленную фигуру. — Твоя лютня с тобой?

— Всегда со мной, — любовно погладил менестрель изысканный подарок калифа взамен погибшей под развалинами в Шатт-аль-Шейхе.

— Пожалуй, мы все были бы сейчас не прочь послушать что-нибудь задушевное, продолжительное и экспрессивное, — мечтательно закатила глаза Сенька, и едва уловимая шкодная ухмылка прошмыгнула по ее губам и пропала.

Бард, готовый уже с негодованием отказаться, ссылаясь на дюжину причин, среди которых не последнее место занимало утреннее побоище и отсутствие еды уже в течение нескольких часов, насторожился.

— Ну, если вашему высочеству очень желается?..

— Чрезвычайно, — обворожительно улыбнулась царевна и как бы невзначай оглядела гобелены и занавеси на стенах апартаментов — по которым минутами ранее метался взор атлана. — Превзойди сам себя, Златоуст — такой благодарной аудитории у тебя еще не было, клянусь.

— Баллада о Сколопендре и Дихлофосе подойдет для услаждения слуха моей разборчивой публики? — деловито поинтересовался менестрель, подвигая кресло поближе к кровати принцессы и собравшемуся вокруг нее военному совету.

— Именно ее я и хотела попросить! — просияла Сенька.

— И пусть враги опасаются… — ухмыльнулся в кулак Агафон, имевший однажды возможность прослушать сие бессмертное творение Кириана от начала до конца.

Миннезингер тонко улыбнулся, пробежался умелыми пальцами по струнам, возвращая на место загулявшие тона и полутона, откашлялся — и грянул:

— Премудрость твоя, о дева, чей разум подобен булату, сомнению подвергаться не может, но за что нам, бессчастным, после всего, что уже стряслось, еще и это?.. — заморгал калиф и жалобно скосился на барда, самозабвенно заливающегося певчей вороной в брачный период.

— Это не нам, — оказался более прозорливым волшебник. — Сима боится, что нас подслушивают — видел, как лекарь глазами по стенкам стрелял?

— Выйти и разгромить всех соглядатаев… то есть, этих… — отряг гневно стиснул рукоять любимого топора, порылся в голове в поисках соответствующей пары глазастому слову, не нашел, плюнул и продолжил как мог: — …подслушатаев… к Хель и в преисподнюю!

— Не найдешь, где прячутся, — грустно, но решительно отмела предложение Сенька — словно сама только что рассматривала такой вариант.

— Агафон по стене из посоха шарахнет — сами быстро найдутся! — не сдавался конунг, разъяренный одной возможностью подобной низости со стороны Тиса.

— Разнести полдворца, перебить тех, кто не успеет убежать, остальных — ловить и допрашивать? — скептически усмехнулся маг.

— Точно! — обрадованный пониманием, заулыбался Олаф.

— Так нельзя, — строго нахмурился Иван.

— Почему? — насупился в ответ отряг. — Им так можно…

— Они дома, — принимая правила игры, пожала плечами Серафима.

— И что это значит? — упрямо отказывался понимать рыжий конунг.

— Это значит, что «всем по башке, а Тису — три раза» оставим в качестве запасного варианта, — несколько неохотно признала царевна. — И вообще, пока не кончилась балда… баллада, в смысле… какие будут другие предложения по дальнейшим действиям?

Напоминание о том, что кроме разнесения дворца по камушку было нужно делать еще что-то, моментально успокоило воинственные настроения и опустило боевой дух отряда ниже погреба.

— Наверное, Тис прав… — угрюмо вздохнул Иванушка. — Нужно лететь к Адалету…

— Но мы не можем лететь к нему с пустыми руками! — пылко вскричал калиф.

— Лететь, и не попытаться выяснить, кто и где внебрачная дочь Дуба?.. — возмущенно подскочила на кровати принцесса, но тут же была уложена обратно суровой Серафимой — на случай, если подслушатаи все же окажутся еще и соглядатаями.

— …И что стало с дедом Дубом? — нахмурился отряг.

— …И кто убил конюха, — добавила Сенька.

— А с чего, о разумная дева, ты взяла, что его убили? — настороженно прищурился Ахмет.

— Место раны, — немногословно пояснила она. — Фикус прав: чтобы при падении получить рану на темечке, он должен был грохнуться с сеновала строго вертикально, как бревно. Значит, его стукнули. Почему — понятно и так. Но кто?

— Кто?.. — лицо Ивана потемнело. — Кому выгодно, конечно!

— Ну, Тис… кабуча старая… подсуетился… — скрипнул зубами волшебник. — Бастард наследует королю… В первый день побоища никто об этом не вспомнил. Кроме него, конечно. Ну и, может, самого Каштана… на свою голову…

— Но тогда мы должны срочно отыскать дочь Дуба — она ведь есть, иначе бы знахарь не отказался нам отвечать! — горячо воскликнул царевич.

— Если Тис уже не нашел ее, — оптимистично прошелестел с изножья кровати Масдай.

— Кабуча!!!.. — стиснул на посохе пальцы чародей, и под потолком разрываемым шелком затрещали мелкие синие молнии.

— Спокойно! — торопливо призвала Сенька, хотя, судя по ее виду, спокойствие сейчас числилось последним в списке испытываемых ею эмоций. — Может, Тис еще и не виноват.

— А кто, кроме него?! — возмущенно, точно это его, а не подлого советника обвинили в убийстве, подскочил лукоморец.

— Ренегаты, — неохотно выдавила Серафима.

— Рене…гаты?.. — нервно пискнула Эссельте и впервые за всё утро и вправду стала похожа на больную. — Но разве они не сбежали… после убийства Дубов?..

— Могли не сразу сбежать, — сумрачно вздохнула царевна, — а сперва пройтись по бастардам. Иначе резня во дворце не имела смысла.

Значение ее предположения опустилось на компанию подобно самой большой и самой тяжелой на Белом Свете могильной плите.

— Значит, все остальные наследники Дуба — тоже на их черной, как кишки вишапа, совести? — угрюмо нахмурился Ахмет.

— Есть такой вариант… — вздохнула Сенька.

— К-кабуча… — только и смог произнести сакраментальное Агафон.

Военный совет сумрачно притих, осмысляя перспективы — вернее, полное их отсутствие.