— …Пока не буду, — елейным голоском, каким можно было смазывать направляющие гильотины, нежно мурлыкал у них в умах ифрит. — Ты воображаешь себя магом, правда, мальчик? Ты думаешь, что ты всесилен и везуч? Ну, так мы сыграем с тобой в одну игру, мой малыш. На твоих спутников. Унизь меня еще раз. Выставь дураком. Лиши всех подданных одним ударом. Покажи, какой ты орел, когда твой противник готов к схватке и смотрит тебе в глаза, молокосос! Ну! Ну же!!! Ты, ничтожество!!! Смотри мне в глаза!!! Смотри в глаза своему повелителю, ты, земляной червяк, слизень, мерзкая жаба, зарвавшийся щенок!!! Я тебе приказываю!!!..

Голос короля сорвался на визг и пресекся, будто лопнула струна, и Агафон с отчаянием почувствовал, что даже если бы от этого зависела его собственная жизнь и жизнь его друзей, то отвести глаз от жуткой, оскаленной, перекошенной безумием и гневом морды сулейманского чудища он теперь бы не смог никогда.

— Смотришь?.. — ласково и проникновенно, словно не было пару секунд назад истеричного всплеска эмоций, подался к нему всем телом и проворковал на ухо, почти прошептал король. — Смотри, смотри… Сейчас мы отправимся домой… в тень… под родные, гостеприимные своды… оскверненные тобой… туда, где покой и тишина… Но ты потерпи… много времени это не займет… минута полета — и мы там… Но пока мы летим, ты должен подумать… хорошенько подумать… кого первого ты поставишь на кон в нашей игре… и не забудь вообразить, что его… или ее… будет ждать… когда ты проиграешь… Я надеюсь, у тебя богатое воображение… мальчик…

С этими словами ифрит подхватил на плечо беспомощно замерший, словно одеревеневший ковер и черной кометой-предвестницей близкого конца света устремился к невидимому отсюда куполу дворца.

Через несколько минут, проскользнув без задержки в полутемный зал сквозь отверстие в поспешно расступившейся перед ними крыше, ифрит опустился на пол, бережно положил, чтобы не уронить покрытые стеклянной оболочкой фигуры, ковер, и взмахнул руками под аккомпанемент быстрой череды заклинаний.

Отверстие в крыше закрылось, словно веревкой затянули горловину мешка, и интерьер преобразился из каменно-железного в уже знакомый магам ослепительный беломраморный, сияющий немыслимой роскошью и богатством. Повинуясь округлому вальяжному жесту ифрита колонны, ковры, столики, этажерки и статуи посреди зала поспешно раздвинулись, образуя широкий пустой круг диаметром метров в десять, сияющий девственной белизной гладких мраморных плит.

Тело ифрита пошло рябью, и на его месте пленники вдруг увидели холеного аристократа в пурпурном халате и белой, с алым пером, чалме.

— Для состязания я надену это обличье, — белозубо улыбнулся Агафону король. — А ты будешь меняться? Превратишься в седобородого старика? Юную деву? Ужасное чудище? Впрочем, мне всё равно. Всё это… — перед глазами изумленных людей стремительной чередой промелькнуло с два десятка образов и фигур — жутких, нелепых, прекрасных, героических, смешных, — лишь обертка. Главное, мой мальчик, это то, что сидит у тебя внутри. Но еще главнее — готов ли ты умереть за то, чего желаешь больше всего на Белом Свете. И… убивать ради этого других. Ну, так как? Ты готов?

Король остановился рядом с волшебником, чуть склонил голову и пытливо заглянул ему в глаза.

— Молчишь… Ты не из разговорчивых, мальчик, да? Или просто не хочешь? Презираешь меня? Ненавидишь? Хочешь вывести из себя? — король встрепенулся, округлил черные очи, вскинул высоко брови, словно в высшей степени изумления, и мягко проворковал: — Ах, да… Я вспомнил… Ты… просто не можешь. Ты не можешь разорвать заклинание, наложенное на тебя каким-то старым пнем, так? Ай-яй-яй… А хочешь, я верну тебе речь? Что ты мне скажешь тогда? Что я негодяй, мерзавец и… какие бранные слова ты еще знаешь? Или родители запрещают тебе ругаться? Или… может, ты попытаешься пустить в ход свой дар?..

Он закинул голову и звонко расхохотался, словно только что услышал самую забавную за триста лет шутку.

— Что-то мы с тобой заболтались, малыш, тебе не кажется? — отсмеявшись, снова повернулся он к его премудрию, кипящему злостью и унижением так, что удивительно, как только не плавилось на нем волшебное стекло. — Давай договоримся про условия игры. Кого ты хочешь пожертвовать первого? Воина? Музыканта? Благородного юношу? Чернявого фокусника? Белокурую красавицу?.. Нет, дам мы трогать не станем, это пошло… Но, в таком случае, милый друг, твой выбор становится еще меньше. Кого ты отдаешь? Давай я буду показывать пальцем, а ты мне моргать. Два раза — нет. Один раз — да…

Король снова заглянул в красное, как дар-эс-салямская глина, лицо чародея, в его мечущие громы и молнии глаза, странно усмехнулся, и искаженная издевкой мгновение назад физиономия плавно соскользнула в меланхолично-нездешнее выражение.

— Ладно, ладно… какие взгляды… какие мысли… хорошо, что мысль не вещественна, что бы ни говорили философы… иначе падение в подземелье мне бы показалось сейчас легким променадом… Если бы взглядом можно было пожирать, от меня бы уже ни кусочка не осталось, а? Я прав, мальчик? Прав, прав…

Последний Великий криво усмехнулся в холеные усики и нервно дернул плечом.

— Я сказал, не надо на меня так таращиться! А то я испугаюсь, и вовсе тебя не освобожу… А хочешь, я упрощу тебе задачу, малыш? Я ведь добрый… что бы ты про меня ни думал… Я выберу тебе того, кто стоит ближе ко мне. Ну-ка, посмотрим, кто это?.. Иностранец, или… Нет, твой коллега всё-таки поближе… на муравьиный шаг, на комариный писк, на воробьиный чих, как говорили мы в детстве… Достойный любитель выпить не ко времени. Алкоголь — яд для тела и души, вьюноша. Пусть тебе это станет уроком… Кхм.

Король откашлялся недоуменно, словно потерял нить мысли, потом просветлел лицом, спохватился и радостно воззрился на Абуджалиля.

— Ну, да это неважно, молодой человек. Вернее, будет неважно через несколько минут, — и, повернув голову к Агафону, сдвинул брови и погрозил ему пальцем. — Но это не означает, что время выбора для тебя закончилось.

И по мановению изящной тонкой руки застывший в позе испуганного удивления Абуджалиль поднялся в воздух и плавно опустился в самую середину круга.

Король придирчиво оценил расположение живой статуи и остался доволен.

— Точно посредине, — доверительным тоном сообщил он Агафону, словно того сей факт волновал на данный момент больше всего. — А теперь давай я расскажу тебе правила игры. Смотри!

Король щелкнул пальцами и, перелетев откуда-то с дальнего столика в дебрях колоннады, на ладони у него оказалась маленькая инкрустированная перламутром шкатулка.

— Она музыкальная, — тихим заговорщицким голосом продолжил король. — Полагаю, ты знаешь, как такие вещички устроены: открываешь крышку — получаешь пьеску. Очень примитивно. Ничего такого, чего магия не достигла бы гораздо меньшими усилиями, и, перескочив, не пошла бы значительно дальше, но технические штучки и замысловатые механизмы всегда были моей… слабостью. Ну, так вот. Я отпускаю тебя сейчас…

Хозяин города вкрадчиво дотронулся до остекленевшего плеча мага, снова заглянул ему в глаза и, удовлетворенный тем, что он в них увидел — или решил, что увидел — продолжил:

— …Но не полностью. После этого открываю крышку, и пока играет музыка, мы ходим по кругу, друг напротив друга… или враг напротив врага?.. вокруг нашего… твоего… вашего… приятеля. Когда завод кончается, я поражаю его любым заклинанием, какое мне взбредет в больную от падения с такой высоты в подвал голову. Ничего простого и легкого, смею тебя заверить. Вы изрядно рассердили меня сегодня, мальчики. И тебе лучше не знать заранее, что может случиться с ним — я не хочу, чтобы у тебя тряслись руки или мутилось перед глазами. Всё должно быть честно, так? И он должен иметь шанс… ну, если не на спасение, то на слегка более продолжительное существование. В человеческом обличье. Поэтому за пару секунд до того, как я атакую его, я освобождаю твой дар. И — оп-ля! — последний Великий искусственно расхохотался. — Наш блистательный юный нахал снова стоит перед выбором: попытаться поразить меня, или защитить друга! Но, принимая свое решение, помни, что и в том, и в другом ты, скорее всего, не преуспеешь…