— Окно в небо?.. — словно очнувшись, переспросил вдруг юный выпускник ВыШиМыШи.
— Ну да, — удивленный вопросом оттуда, откуда его было быть не должно, вежливо прошептал в его сторону Охотник. — Окно в небо.
— Окно в небо?.. — словно непонятливый, снова недоуменно повторил он себе под нос. — Окно в небо?..
Тем временем принцесса нетерпеливо ткнулась Сеньке губами в ухо.
— Что ты еще видишь?
— Да ничего пока не вижу… д-дура старая… потаращилась на огонь… молодец… ума хватило… — раздраженно прошипела сквозь зубы Серафима, и вдруг замерла.
Фразы Абдуджалиля «А разве в зимнем дворце есть окно в небо?» и Сенькина «Тс-с-с-с!!! Ложись!!! Кто-то идет!!!» прозвучали одна за другой, и все четверо тут же бухнулись — кто на пол, самые удачливые — сверху импровизированной кучи-малы — и застыли, трое исподтишка кося на усеянное звездами небо в центре потолка.
Дальше события происходили почти синхронно.
Куча тряпок в дальнем углу неожиданно приподнялась и испуганным женским голоском вопросила: «Кто здесь?».
Просочившаяся из коридора крадущаяся тень рывком отделилась от стены и метнулась на голос.
При свете далеких звезд в руке ее блеснул огромный, жуткого вида кинжал.
Сенька, не терявшая ни на миг из виду театр боевых действий, почти рефлекторно выбросила вперед руку, и метательный нож маленькой молнией устремился к антиобщественно настроенной тени.
Далее последовал короткий тихий всхрип, глухой стук падающего тела и, после секундного замешательства — душе- и ушераздирающий, как сирена воздушной тревоги, визг — сначала одиночный, но уже через пару мгновений подхваченный несколькими десятками женских голосов.
— Премудрый Сулейман… — не веря себе, словно кот, которого намереваются утопить в сметане, мученически простонал откуда-то из-под Серафиминого локтя Селим. — Прости нас, грешных… Мы не в зимнем дворце…
— А где? — тупо поинтересовалась слева Эссельте.
— Мы в гареме…
— Проводники, прабабушку вашу сулейманскую за ногу!!!.. — взрыкнула яростно царевна, вскочила, хватая за шкирку гвентянку, чтобы бежать в спасительное укрытие потайного хода…
И остановилась.
Стена за их спинами под портьерой с цветочным узором была девственно ровна и чиста, без единого намека не то, что на сдвижную панель или секретный коридор за ним, но и на банальные трещины, царапины или неровности.
Ход пропал.
— Кабуча… — вырвалось у ней потрясенное, и хотя остальные в полной почти тьме не видели подробностей, по тону ее голоса и без них было понятно, что на сей раз забавница-судьба припасла им не простую гадость, но нечто на редкость выдающееся и монументальное.
А вокруг уже поднялся не просто беспорядочный ор, но полноценный переполох.
Снаружи забегали-замелькали грузные фигуры евнухов в струящихся балахонах и с зажженными наспех лампами. Перестав для разнообразия вопить, жены и наложницы калифа высыпали наружу и заметались, сталкиваясь, спотыкаясь и перепуганно гомоня наперебой и на поражение. Зазвенела переворачиваемая в панике посуда и мебель, беспорядочно зашлепали туфли и босые ноги по мрамору и коврам…
— Кто кричал?..
— Где кричали?..
— Кто слышал?..
— Где началось?..
— Все в порядке?..
— Все живы?..
— Так кричали, так кричали!..
— Будто режут!..
— Кого режут, кого режут?..
— Кто кричал?..
— Где кричали?..
— Я не смогу ничего открыть, я всё забыл!.. У меня руки трясутся!.. — жалко пискнул обладатель красного диплома в ответ на попытку царевны подтащить его к пропавшей двери.
— А голова не отваливается? — угрожающе напомнила Сенька.
И напрасно.
Юный маг схватился за голову, будто она и в самом деле устремилась поучаствовать во всеобщей суматохе в роли футбольного мяча, опустился на пол и тихонько заскулил.
— Трус!!!..
— Я пропал…
— Абуджалиль, сынок, не позорь…
— …я погиб…
— Юноша, ты смелый, ты отважный, ты спокойный…
— …я покойник…
К этому времени, поняв всю непродуктивность своей суеты, евнухи остановились посреди огромного общего зала, разгороженного не доходящими до потолка стенами на отдельные комнатки с занавешанными полупрозрачными портьерами входами, и самый сообразительный из них провозгласил властным фальцетом:
— Внимание, перекличка!!! Все выходят из будуаров сюда!!! Услышав свое имя, каждая женщина должна громко и четко воскликнуть «Здесь!» Всё понятно?
— Всё!!! — грянул дружный женский хор.
— Все вышли?
— Все!!!
— Помощник старшего евнуха… меня… Наргиз Гололобый… список у тебя?
— Да, господин старший евнух!
— Читай!
— Кхм-км-кхм… Абир!
— Я тут, со мной всё в порядке!
— Анбар!
— А я думаю, это Абла кричала!
— Абла!
— Нет, это не я! А по голосу — Варда!
— Не кричала я, не кричала!
— Варда, это ты?
— Я, голубь, я!
— Кричала ты?
— Нет, кричала не я! Это, вроде, Анбар голосила!
— Сама ты голосила!!! Вафа это была, Вафа!
— Да тихо вы!..
— Что-о-о-о?!
— Да как ты смеешь?!..
— Да что ты сказал нам?!..
— Да кто тебе…
— Да тихо вы говорите слишком, слышно плохо, вот что!.. Прости, Сулейман…
— А-а-а…
— Наргиз, отставить разговорчики! Дальше читай список!
— Да, господин старший евнух… Слушаюсь, господин старший евнух… Вафа!..
— Я тут, Наргиз-ага!
— Видад!
— А меня пропустили!..
— И меня!
— И меня!..
— А я здесь!
— И я! Только меня не кричали!
— Ну и что, меня тоже!
— До тебя еще очередь не дошла, Зайна!
— А до тебя так дошла!
— Премудрый Сулейман…
— Отсутствует!
— Абла, опять твои шуточки?
— А почему чуть что — сразу Абла?!
— А почему это ее два раза выкрикнули, а меня опять пропустили?!
— Ну, почему, почему в юности я не стал искать легких путей, и не пошел в укротители львов, или в заклинатели змей, или в глотатели мечей, о премудрый Сулейман?!..
— Пикнешь громко — убью…
Последняя фраза принадлежала грозно оскалившейся Серафиме, и не была услышана никем, кроме той, кому она была адресована.
— Кто… вы?.. — срывающийся от страха шепот был еле слышен на фоне гомона и выкриков в центре зала гарема.
— Мимо проходили, — правдиво ответила на вопрос Сенька. — А ты кто?
— Я… наложница его сиятельного величества… калифа Сулеймании… Ахмета Гийядина Амн-аль-Хасса… И меня… зовут… Яфья…
— Значит, перекличка до тебя не скоро дойдет.
— А… откуда… ты знаешь?
— Шаман, однако, — усмехнулась царевна и повернулась к Селиму.
Тот за ее спиной при просачивающемся через газовую портьеру скудном свете немногочисленных тусклых ламп придирчиво ощупывал и осматривал одетого во всё черное ассасина, пытаясь определить, кто же возжаждал на ночь глядя крови скромной наложницы правителя Сулеймании.
У закрывшейся двери потайного хода Эссельте старалась привести в чувство молодого отличника.
У Селима дела шли успешней.
По тому, как вытянулось лицо, встопорщились усы, и округлились его глаза, было видно, что даже слишком успешно.
— Ну, что?.. — вопросительно мотнула головой Сенька.
— Это сам тайный палач его сиятельного величества, о всеведущая пэри, — бледнее на несколько тонов и нервнее на несколько делений, чем до изысканий, тихо проговорил Охотник. — Для особых поручений. Ассасин. Из ордена убийц. Видите, у него кинжал из двуцветной дар-эс-салямской стали… с клеймом…
И, благоговейно сжимая изысканный клинок в узловатых пальцах, стражник по мере сил и освещения старательно продемонстрировал царевне и красно-черную сталь, и выгравированное клеймо — крылатого верблюда, прижимающего маленькими кривыми ручками к груди устрашающего вида кинжал.
— Для лиц, особо не угодивших? — догадливо уточнила царевна.
Он кивнул.
Яфья лишилась чувств.
— Еще тебя не хватало, вдобавок к этому кудеснику недоделанному… Интересно, что она такого могла увидеть? Или натворить?.. — досадливо прикусила губу Серафима и раздраженно покосилась на сцену у пропавшей двери, зашедшую, похоже, как и группа беглецов несколькими минутами ранее, в полнейший тупик.