Пытаясь вырваться из твердокаменных объятий друга, курчавый паренек бился, как помешанный, руками и ногами, выплевывая беспощадные, яростные, злые слова вперемежку со слезами прямо в побледневшее узкое лицо короля.

— Это твой прадед убил моего!!! Чтобы все сливки снять в одиночку!!! Пра Тони был нехорош для вас, да?! Вор, да?! Алкаш, да?! Буян, да?! А что это была его идея, его и только его, не какого-то Бруно, не Лысого, не Шестопера, не Гросса — это для вас всех ерунда?! Это не он вор!!! Это вы все — воры!!! Вы украли его славу, его заслуги, его идеи, вы украли у моей семьи годы нормальной сытой жизни!!! Три поколения моих предков пресмыкались перед твоими как цепные псы!!! Из-за чего?! За что?! Вы нам мстили, да?! Мерзавцы!!! Подлецы!!! Ничтожества!!! Да, мой пра был вором!!! Но не убийцей!!! И ты не имеешь никакого права гнобить меня, унижать меня, командовать мной и моими детьми, которые будут, и внуками, которые тоже обязательно будут, и правнуками, которые тоже будут — назло вам всем!!! Потому что настоящий преступник и шут — это ты, ты, ты!!! Ты и твои благочестивые предки, от которых так и несет зловонием зависти, лицемерия и ханжества!!! Вы убили нас, вы лишили нас всего — и из-за чего?! Пустого тщеславия!!! Гнилого самолюбия!!! Дурацких предрассудков!!! Завтра… Да, завтра я расскажу всё на площади народу, всё, что знаю — я был сегодня там, был в пещере Бруно, который вовсе даже не Бруно, он достойный человек, если не считать, что моральный урод, но даже он лучше вас всех вместе взятых, всех четырех поколений трусов и лжецов!!! И вы все старого ботинка моего пра не стоите, все вместе, всем своим скопом!!! И если я вдруг до завтрашнего утра не доживу, то знайте, что мои друзья всё равно расскажут всё — прирезать их всех даже у тебя кишка тонка, Август Двуличный!!! Потому что люди должны знать правду, какой бы отвратительной она не казалась!!! Потому что пра Тони должен быть отмщен!!! Хоть сейчас!!! Хоть через сто лет!!!..

— Отмщен?! — подскочил теперь уже король, и нос к носу встретился со своим беснующимся обличителем. — Вот именно!!! Месть!!! Месть — это то, что двигало всеми твоими драгоценными предками!!! Я про Гааба говорю, слышишь ты, щенок?! Про него!!! Про шута, который служил лотранскому королю, но был выпорот и выгнан с позором за кражу столового серебра!!! Который веселил эльгардского эрцгерцога, но был вышвырнут за то же преступление плюс безудержное пьянство!!! Который мстил всем и всегда!!! Мстил лавочникам, потому что они не давали ему в долг! Мстил стражникам, потому что они сажали его в кутузку, когда он пьяный начинал дебоширить! Мстил трактирщику, потому что тот не наливал ему без денег! Мстил женщинам, которые смеялись над его сутулой спиной! И этого человека ты предлагаешь восславить своему народу?! Тони Шепелявый — гений чистоты и справедливости!.. Тони Шепелявый — рыцарь без страха и упрека! Тони Шепелявый — национальный символ Багинота!!! Ах, ах, ах!!!..

Гуго замер, смертельно бледный и дрожащий, и холодные капли бисеринками усеяли его грязный расцарапанный лоб.

— Люди должны знать правду, — тщательно выговаривая каждое слово, выдавил, наконец, он тихо сквозь сведенные зубы, впервые за двадцать минут смирился с ограничивающей его свободу перемещений и нанесения тяжких телесных повреждений рукой, и словно без сил обвис на ней всем своим тощим немытым телом. — Что ты там думаешь, Август — это дело твое… А завтра на площади я расскажу всё. Прощай.

Фанфары, набат и заполошные выкрики главных курантов страны окончательно разбудили в восемь утра Багинот, сладко позевывавший и размышляющий, не стоит ли по поводу воскресного дня перевернуться на другой бок и поспать еще секунд сто двадцать.

В восемь двадцать девять вся страна была уже на площади.

Оставшийся со вчерашнего дня в ожидании исчезнувших бесследно героев помост был пока пуст, но вынесенный на красное сукно трон и сбившиеся в заспанную кучу на заднем плане возле окованных массивных сундуков музыканты вперемежку с охраной тонко намекали, что с минуты на минуту…

— Восемь тридцать утра… на работу пора… — апокалиптически прохрипели над головами собравшихся часы, ворота дворца распахнулись и, важно вышагивая, белая как сметана пара меринов плавно выкатила зеркальную карету прямо под ноги гранитному Бруно Багинотскиму, предусмотрительно занявшего место в первом ряду еще сорок лет назад.

Мрачный и бледный как позавчерашний туман, из экипажа без помощи и без лесенки выбрался багинотский монарх, оставив лакеев не у дел, и ступая так, будто направлялся на эшафот, а не к месту всенародного ликования, медленно взошел на помост.

Министры, советники, секретари и советники секретарей, советников и министров — вся багинотская знать, с древностью рода никак не меньше сотни лет, дружной гурьбой высыпали из дворцовых ворот, справедливо полагая, что двадцать пять метров быстрее пройти пешком.

Все были в сборе.

Или почти все?

Народ, недоумение и нетерпение которого росло прямо пропорционально всплывающим в головах списков дел на сегодня, активно закрутил головами.

Заказчик прибыл на место расплаты вовремя.

Как насчет?..

— Летят, летят!!!..

Прямоугольная тень накрыла добрых верноподданных багинотской короны, и у подножия седобородого монумента опустилось чудо из чудес, правда, успевшее за последние два дня несколько примелькаться. И под исступленные аплодисменты, местами переходящие в неистовые овации, на красную суконную дорожку ступил дородный старичок в нелепой шляпе, огромный воин в жутком рогатом шлеме с умопомрачительным количеством топоров, юная интеллигентная пара благородной крови, и…

— А Шепелявый-то что здесь делает?..

— Да еще со своей девчонкой?..

— Нашел, куда приволочь…

— Бедняжка…

— Да уж, свалилось на сироту шшастье…

Чета Гаабов, то ли не слыша, то ли не желая слышать услужливо доносимые легкомысленным ветром ремарки, молча поднялась на помост, неотрывно глядя под ноги, и встала рядом с королем.

— Кворум есть, пора начинать, — бросив деловито взгляд на часы, открыл торжественный митинг премьер-министр.

— Дорогие мои багинотцы, — замогильным голосом провозгласил король, видом своим и сам сегодня больше напоминающий забытого в подвале призрака. — Я собрал вас, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие…

— Кто-то умер?

— В Багиноте произошла революция?

— Кронер упал?

— К нам едет ревизор?

— …Шутки здесь неуместны.

Холодный безжизненный тон их общительного и жизнерадостного обычно монарха произвел на собравшихся эффект ливня среди зимнего неба.

— …И слово предоставляется разнорабочему постоялого двора «Бруно Багинотский» Гуго… — Август Второй словно споткнулся о слово, которое должно было следовать дальше, пошевелил губами несколько секунд, бросил полный бессильной ненависти взгляд на замершего как натянутая струна долговязого парнишку и медленно проговорил, словно прожевывая пригоршню чеснока:

— …Гуго Шепелявому.

Коллективный выдох «что?!..», сопровождаемый обертонами народного фольклора, заглушил первые слова нового оратора, но быстро установившаяся мертвая тишина позволила расслышать их продолжение всем и сразу.

— …мы побывали там, попасть куда было мечтой каждого жителя… нашей страны… вот уже более ста лет. В пещере, где жил и окончил свои дни человек, называемый Бруно Багинотским.

Подавшись всем телом вперед, Гуго положил руки на ограждение, стиснул гладко оструганные перилла так, будто собирался внести новое слово в дактилоскопию и впился слегка расфокусированным взором в добродушного гранитного старичка с лукаво-мудрыми глазами.

— Несколько поколений наших предков и мы сами выросли на изречениях, приписываемых старому отшельнику, на его идеях и ценностях, — хрипло продолжил он. — И ни одна… — короткий взгляд на короля, — живая душа не знала всей правды. Правды о том, кто на самом деле был этот святой старик, кто реально стоял за непонятным именем, откуда он взялся, как жил и чем дышал — не по пыльным трескучим легендам, а на самом деле.