— Приятных сновидений, мальчик.

И Хлодвиг, а заодно с ним и факел, решительно направились к выходу, оставив юного королевича перед выбором: следовать ли за ним, или на ощупь во тьме искать самостоятельно путь наверх, в свои покои.

Серафима была уверена, что Олаф не сделал бы и полшага за дядей, даже если бы земля за его спиной проваливалась в Хел. И потому успела преодолеть оставшиеся несколько ступенек и промчаться вдоль вновь обретших под ножками твердую землю столов к выходу до того, как разъяренный своим бессилием рыжий наследник престола попер в направлении ставшей невидимой лестницы, круша и переворачивая всё на своем пути.

Утопающие в грязи улицы уже спали, одноглазая луна, проводив по домам припозднившихся гуляк, сочла свой долг на эту ночь исполненным и завалилась дрыхнуть в облаках, и поэтому тайком проследовать за быстро удаляющимся желтым пятном единственного факела царевне не составило никакого труда.

Через полчаса петляний по кривым грязным промежуткам между домами[479], оставив позади приземистые, крытые соломой бревенчатые жилища отрягов, ведущий и ведомый выбрались за околицу.

Где-то справа, в непроглядной тьме, всё так же методично и безуспешно пытался своротить с места высокомерные скалы усердный прибой.

Протопав с неожиданным комфортом метров сорок по широкой, вымощенной брусом дороге, Сенька оказалась перед одноэтажным, вытянутым в сторону темнеющего за ним леса строением, выложенным из крупного неотесанного камня и крытым такой же красной черепицей, как и королевский дворец. Над двустворчатыми дубовыми дверями посетителей встречали вырезанные в притолоке мистические символы туземного божества — ворон, волк и глаз.

Глаз выглядел особенно натурально, обратила внимание царевна — из-под опущенного тяжелого века удивленно и чуть брезгливо взирал он на происходящее перед его дверью.

А перед дверью не происходило ничего интересного. Хлодвиг Сутулый, не оглядываясь по сторонам, деловито вставил факел в скобу на стене, порылся в карманах, вытащил большой кованый ключ размером со средний огурец и повернул его несколько раз в амбарном замке в виде волчьей головы. Потом, прихватив и замок со всё еще торчащим из него ключом, и факел, жрец приоткрыл одну половинку двери и сделал шаг в тишину и темноту спящего храма.

Серафима поспешила за ним, надеясь если не проскочить незаметно внутрь, то заглянуть хоть одним глазком.

Дверь захлопнулась перед самым ее носом.

С той стороны послышался ржавый скрежет задвигаемого засова, и царевна поняла, что если она действительно хочет узнать что-нибудь новое и интересное из жизни отряжских жрецов, то знакомство с внутренним убранством культовых сооружений отрягов придется срочно заменить знакомством с устройством защелок на ставнях их окон.

К счастью, ничего ломать и разбирать ей не пришлось, потому что дальнее от входа окно в левой стене было гостеприимно распахнуто, источая в ночь запахи горелой травы, железа, кожи и мяса, и всё, что любопытной царевне оставалось делать — это пристроиться под подоконником, затаиться и ждать.

Ждать пришлось недолго.

Неяркий свет принесенного Хлодвигом факела неспешно проплыл от входа к ее окошку и остановился — похоже было, что жрец установил свой светильник в подставку, чтобы освободить руки для обещанных возлияний, разжиганий и обкурений.

— О повелитель мой… владыка мой небесный… мой покровитель… вдохновитель всех мои…

— А, это ты… — донесся из темноты святилища недовольный сонный мужской голос.

— Кто там?.. — испуганно метнулся в противоположную сторону сторону голос жреца.

— Оставь в покое кинжал, Хлод. Ты же сам хотел меня видеть.

— Ф-фу… У… Ульг…

— Без имен, без имен, пожалуйста, — торопливо прервал его гость. — Здесь это пока небезопасно. Для тебя, в первую очередь.

— Да-да, конечно, прошу прощения, сорвалось…

— Слово — не воробей, не вырубишь топором, — несколько натянуто пошутил ночной любитель анонимности, и тут же перешел к вопросам.

— Что-то ты подзадержался после ужина, любезный. Не обкушался ли?

— Большие перемены, У… э-э-э… Да. Большие перемены, я хотел сказать. Ты, конечно, знаешь о древних обязательствах рода конунгов?

— Ты это про их ежегодные прогулки по Белому Свету в поисках вчерашнего дня?

— Именно. Ну, так вот. В этом году Гуннар отказался присоединиться к отряду мага Адалета, и этот старый перечень[480] заявился сегодня на ночь глядя сам и устроил во дворце натуральный разгром.

— И кого он хочет забрать?

— Я думаю, ему всё равно. И поэтому, пришло мне в голову, мой очень большой и очень тупой племянничек мог бы составить ему неплохую компанию.

— Мог бы? Хочешь сказать, он не согласился?

— Он боится отойти от трона Гуннара дальше, чем на два шага.

Неизвестный в святилище хохотнул:

— Значит, не настолько уж он и туп.

— Я полагаю, это неплохой план, — словно оправдываясь, торопливо заговорил брат конунга. — Мы бы избавились от Олуха на несколько месяцев и развязали себе руки!

— Воины будут ждать его возвращения.

— Он сгинет в чужих краях!

— А если нет? Если он вернется героем, в ореоле славы, то трон выскользнет из-под твоей пятой точки, не успеешь ты и опомниться. И, в лучшем случае, отправится наш мудрый Хлодвиг в Затерянный лес в Диком капище поклоны горелому дубу класть. А в худшем… Нет, приятель. Мне неудачники не интересны.

— И… что теперь? — показалось ли Серафиме, или голос жреца действительно дрогнул?

— Наш план остается в силе, только и всего, — беззаботно сообщил ночной визитер и неспешно и хрустко прошелся по засыпанному прошлогодним камышом каменному полу. — Всё уже запущено в действие. В ответе не сомневайся. А чтобы не сомневались и остальные, завтра можешь при всех вознести молитву и испросить у Светоносного… ну, например, благословение. Послезавтра ведь пять карраков должны выйти в море на промысел, если ничего не путаю?

— Испросить при всех?.. — недоверчиво уточнил Сутулый.

— Да уж не сомневаешься ли ты? — неожиданно расхохотался поздний посетитель.

Неуверенность хозяина его, кажется, позабавила.

— Нет-нет, что ты, что ты, даже и в мыслях не было… — нервозно засуетился Хлодвиг. — Ответ будет, какой надо. Естественно. Безусловно. Непреложно. Само собой разумеется.

Таинственный гость самодовольно усмехнулся.

— Разреши предложить тебе по такому случаю моего самого свежего медового эля, — не менее медовым голоском запел брат конунга. — Или ты предпочитаешь хлебное вино из Лукоморья? Или напиток южан из винограда? Крепости в нем никакой, хоть и выдержан по нескольку лет в бочках, если купцы не соврали, но на вкус он вполне терпим… Хочешь красного тарабарского? Нет, белого лотранского? Или розового зиккурийского?.. Есть еще шипучее шантоньское… Стекла хорошо протирать… Но лучше всего, без сомнения, лесогорское плодово-ягодное! Тонкий аромат, игра света, роскошный букет, изысканный вкус… а послевкусия!.. Вплоть до третьего-четвертого! М-м-м… Музыка! Сказка! Песня! Мечта гурмана! Последний промысел был чрезвычайно удачным… И дай-ка я закрою то окно — что-то дует нехорошо, а вонь от вчерашних жертвоприношений уже выветрилась…

Ставни над головой Сеньки хлопнули и плотно сомкнулись, отсекая слегка ошарашенную царевну от беспрецедентной рекламной кампании одиозного напитка ее родины, а, заодно, и от любопытной беседы, обещающей, похоже, крупные неприятности мордастому рыжему королевичу и скорое продвижение по службе его предприимчивому дядюшке.

Ну, что ж.

Это их проблемы.

А у нас своих хватает, можем поделиться.

И, не без основания полагая, что на сегодня сеанс просвещения закончен, Серафима тихонько хмыкнула, философски пожала плечами, выбралась из кустов на дорогу и направилась обратно во дворец.