— Заткнись, ничтожество, — учтиво попросила его Серафима[448], спрыгивая с помоста и многословно жалея вслух, что официальное мероприятие заставило ее в первый раз за целый месяц надеть так ненавидимое ей путающееся под ногами платье[449].

— Что?.. — вытаращил глаза граф.

— Когда говорите, что думаете, думайте, что говорите, — на ходу сквозь стиснутые зубы перевел ему Иван, соскочил вниз и вприпрыжку помчался к тому месту, где среди брошенных шапок и обувки видел сверху потерянную кем-то из героически разбежавшейся графской стражи алебарду.

— Что?.. — еще раз уточнил граф Аспидиск, и тут же вскрикнул: — Мой меч!.. У нее мой меч!.. Моего деда!.. Прадеда!.. Отдай, воровка!.. Вернись!..

Но ни лукоморцам, ни охотникам было уже не до него: когда на тебя в лобовую атаку летит, хрипя и роняя слюни, разяренная пятиметровая свинья с шестью огромными клыками, на свина поменьше внимания обращать перестаешь.

— Разбежались!!! — крикнул кто-то, как будто отважные свиноборцы нуждались в специальной на это команде, и люди прыснули в разные стороны, как растревоженные щукой мальки.

Кабан растерянно остановился, словно решая, за кем первым броситься…

Но это было секундное затруднение.

В самом центре каменной человеческой поляны стояло что-то массивное, пестрое, колышущееся, выкрикивающее сверлящим нежный слух визгливым фальцетом…

— Бегите, остолопы!!! — только и успел проорать кто-то из гвардейцев, как кабан, словно осадное орудие, налетел на вычурную деревянную постройку, и та исчезла в вихре щепок, обрывков ткани и исступленных воплей.

Кабан метался по груде разбитых досок и мусора, в которую превратился гордый недавно еще помост, словно искал там кого-то, от кого зависела его свиная жизнь, и оглушенные, растрепанные дворяне, не придавленные еще обезображенными деревяшками, запоздало разбегались и расползались из-под его безжалостных копыт и клыков.

То есть, те, кто еще мог разбегаться.

Или хотя бы расползаться.

В крутой, яростно вздымающийся бок зверя ударилась и отскочила алебарда. Потом вторая, третья…

— Ты, шашлык недожаренный!.. — откуда ни возьмися, перед самой мордой чудовища возник Кондрат и попытался засадить обломок меча свинье в глаз.

Кабан всхрапнул, мотнул рылом, и гвардеец кубарем отлетел на десяток шагов и поехал спиной по льду.

Свин бросился за ним.

— Иди сюда! Сюда иди! Меня возьми!.. — подскочили к нему с разных сторон сразу трое, во главе с Иваном, но кроме наглого недобитого обидчика, для монстра сейчас не существовало никого.

Буксуя и поскальзываясь, Кондрат ухитрился увернуться от жутких клыков в последний момент, вскочил на ноги и бросился бежать.

Чудовище — за ним.

Все, кто рисковал встать на его пути, так и не смогли отвлечь свиное внимание ни на мгновение. Ни остатки оружия, ни крики, ни оскорбления[450] — ничто не могло свернуть кабана, несущегося, будто одержимый, по пятам за злосчастным гвардейцем. Нитка с иголкой по сравнении с ними казались чем-то несогласованным и разобщенным. Куда бы ни метнулся человек, в расстоянии нескольких шагов за ним мчалось горячее зловонное дыхание зверя. Пару раз гвардеец падал, поскользнувшись, и только чудо уберегало его от острых как копья копыт и разверстой пасти.

Если бы лед не был беспристрастным соперником для них обоих, безумная гонка кончилась бы давно и печально-предсказуемо.

— В парадное, беги в парадное!!!.. — давно потерявший право и лево солдат вдруг почувствовал, как его схватили за рукав, и что было сил дернули вбок. — В парадное!!! Он там застрянет!!!..

— Где?!.. — с загнанным хрипом вырвалось из задыхающейся груди, но неизвестный советчик не отвечал, и продолжал тянуть.

— За мной!!!

И тут Кондратий припустил, как не бегал никогда, и не думал когда-либо, что человеческие ноги вообще способны на такое, ибо в спину его ткнулось жесткое рыло и зубами вырвало клок овчины из уже лишившегося ранее левого рукава тулупчика.

— Быстрей!!!

— Бы-стрей!!! Бы-стрей!!! Бы-стрей!!! — скандировали окна, чердаки и крыши.

— Быстрее-е-е-е-е-ей!!! — вопили гроздьями повисшие на водосточных трубах мальчишки.

— Быстрей, быстрей!!! — орали собраться по поломанному оружию, которых монстр показательно игнорировал последние пять минут.

Кондрат напрягся, рванул за волокущим его за собой спасителем, что было мочи…

И перед самым его носом вдруг выросли ступеньки. Голова по инерции въехала в нижнюю, обледенелый булыжник ударил со всего размаху его в грудь и в живот, и вышиб дыхание. Перед глазами все закрутилось, и последнее, что он увидел, была накрывавшая его поросшая пегой щетиной гора.

— Не-е-е-е-е-ет!!!.. — перекрывая вопли сотен глоток, прорвался над площадью и крышами один отчаянный женский голос.

И тут же — другой:

— Пень тебе в рыло, а не Кондраху!!!..

И из окошка на карниз четвертого этажа, отодрав остатки шелковых, расшитых золотом юбок, выскочила Сенька в черных лосинах, с мечом наперевес и исступленно атаковала черно-зелено-белые канаты, удерживающие разрисованный герб Бренделей.

Несколько ударов, сильных и быстрых, как молния… всеобщих ах… грохот…

И огромный щит обрушился всей своей деревянной тяжестью на голову рассвирепевшей свиньи.

Кабан вздрогнул, недоуменно скосил глаза на пятак, вопросительно хрюкнул и рухнул наземь.

— Ур-а-а-а-а-а-а!!! — взорвалась аудитория.

— Кондрашенька!!!.. — залилась слезами то ли горя, то ли радости на пятом этаже дворца Находка, припав к закованной в гипс руке Спиридона.

— Помогите оттащить!.. — заорал Иван, и гвардейцы со всей площади и зрители с первых этажей кинулись разбирать завал: герб отдельно, свинья отдельно.

Под жестким поросячьим брюхом лежал оглушенный и придавленный, но живой Кондрат.

Когда руки друзей подхватили его и понесли, он очнулся.

— П-поставьте… н-на место… — недовольно пробормотал гвардеец и сделал попытку вырваться. — Что я вам?.. Спиря?..

— А ты стоять-то можешь? — заботливо склонился над ним Наум.

— З-заодно… и п-проверим…

Толпа остановилась и бережно установила пострадавшего на ноги.

— Ну, как? — обеспокоенно поинтересовался Панкрат.

— Б-башка трещит… а так — нормально… вроде… — приложил руку ко лбу, прислушался к остальным ощущениям и должил Кондратий, покачнулся и словно невзначай оперся на руку Ивана. — А что с кабаном?..

Поверженный зверь, про которого в спасательной лихорадке все забыли, лежал неподвижно там, куда его оттащили.

И внимательно смотрел на улизнувшую жертву недобрым красным глазом.

— Живой!!!..

Добровольных помощников как ветром сдуло.

Гвардейцы схватились за бесполезное оружие.

Находка — за сердце.

Спиридон — за костыль.

А кабан шевельнулся, оскалил зубы и, не сводя мстительного взгляда с побледневшего Кондрата, стал пытаться подняться.

— План прежний — за кем он бросится, убегает в парадное, — торопливым шепотом, словно опасаясь, что зверь его подслушает, тараторил Иванушка тихо расходящимся веером гвардейцам.

— Угу, — кивнули головой солдаты.

Кабан тоже кивнул, и издевательски прихрюкнул.

— У-у, параз… — начал было сообщать ему свое мнение Захар, как с Господской улицы донесся душераздирающий вопль — сначала один, потом второй, и через секунду вся аудитория — лоджии, партер, бельэтаж и галерка на крышах подхватила его.

— МЕДВЕДЬ ИДЕТ!!!..

— Что?.. — растерянно заморгал Иванушка, и глянул в поисках объяснений на первого попавшегося[451].

Тот, словно поняв, о чем кричали люди, мгновенно остановился, проворно обернулся и зашарил хищным взглядом по впадающим в площадь улицам.