Из рядов придворных барона Жермона донеслись жидкие, но прочувствованные хлопки. Ряды друзей лукоморцев, с сомнением поколебавшись несколько секунд, к ним вежливо присоединились.

В конце концов, презумпцию невиновности еще никто не отменял.

— Да, благодарю, благодарю, дорогой царевич, за теплые слова, — повернулся к публике Жермон. — Вы, по моим источникам, как могли, подготовили столицу к пришествию полноправного монарха…

— Спасибо, — склонил голову Иванушка.

— …Хоть и не слишком умело, — с некоторым сожалением закончил фразу барон. — Ну, да молодо-зелено, какие ваши годы.

— Почему это — неумело? — ревниво нахмурилась царевна.

— Ну, возьмем, к примеру, городскую управу. Это государственное заведение, присутственное место, так сказать… А вы устроили в ней верява знает что.

— Приют, больницу и школу, — добросовестно подсказала с места верява.

— Вот-вот, — строго закивал барон Бугемод. — И поэтому моим первым указом я весь этот дурдом оттуда выдворю. Во-первых, школа. Ну, зачем этой шпане школа? Они должны учиться ремеслу, если хотят жить в моей стране как достойные граждане. Водовозы, дворники, возчики, мусорщики — есть много прекрасных профессий! А выучатся грамоте, начнут книжки читать, думать, сравнивать… Вы же начали создавать сами себе, вернее, мне, огромные неприятности своими же руками!.. А эта ваша, с позволения сказать, больница?..

Серафима хотела прокомментировать высказывание насчет того, кто кому и какими руками чего делает, но больно прикусила губу, скрипнула зубами и промолчала.

То, чего они так долго и страстно желали, свершилось.

У царства нашелся хозяин.

Радоваться надо.

По идее.

Сенька вопросительно прислушалась к внутренним ощущениям в поисках пресловутой радости, но та отчего-то стушевалась, ссутулилась и стыдливо поспешила спрятаться за спину своих более кислых товарок.

Ну, что ж… Не хочешь — как хочешь.

Если разобраться, царю не надо радоваться. Царя надо любить.

Или уважать?

Или бояться?

Серафима украдкой покосилась на готового раздуться как воздушный шар и воспарить под потолок от переполнявшего его ощущения собственной значительности барона Бугемода и мученически поморщилась.

Ни любить, ни уважать, ни бояться этого царя ей отчего-то не хотелось.

То, чего ей действительно больше всего сейчас хотелось, могло на корню сгубить лукоморско-костейские отношения на веки вечные, и поэтому она еще раз поморщилась — недовольно — но, стиснув зубы и кулаки, от действий и комментариев мужественно воздержалась.

Царь — так царь.

Сбылась мечта идиота.

— …И тут, ваши высочества, с вашей стороны вышел огромный просчет. Я бы даже сказал — почти фатальный, — не прекращал разливаться соловьем шестьдесят второго размера Бугемод, уже не заботясь, слушает его кто-нибудь, или нет. — И, кроме того, я обратил внимание, что после целых двух недель за рулем моего государства, так сказать, у вас не возникло даже зачатков армии, полиции и налоговой систе…

— Разрешите доложить, ваши высочества?

Дверь распахнулась, и в зал одновременно со стуком вошел Карасич — глаза задумчивые, лицо белое в красных пятнах, пальцы впились в древко алебарды — не разжать.

— Конечно, докладывай, — напряженно кивнул Иванушка.

— Пять минут назад к воротам дворца прибыл человек, который говорит, что он — законный царь страны Костей, и пришел получить то, что принадлежит ему…

— САМОЗВАНЕЦ!!!..

От неожиданного толчка в бронированную спину стражник вместе с докладом и алебардой отлетел в сторону и приземлился на тощие коленки опешившего старичка из Жермоновой свиты. А в комнату яростно ворвался и злобно оглядел ее в поисках требующегося самозванца низкорослый человечек в безобразном рогатом шлеме и вороненых доспехах с золоченым изображением вепря, из оскалившейся пасти которого торчали, загибаясь в разные стороны, три пары зловещих кривых клыков[333].

Подмышкой у ворвавшегося топорщилась охапка свитков.

— Ты!!! Наглец!!! Посмевший на мгновение вообразить!!! Что корона Царства Костей может принадлежать такому ничтожеству, как ты!!!

— Хам!!! Нахал!!! Мятежник!!! — палец в рот Жермону класть было явно неразумно. — Худородный выскочка!!! Которого в приличном доме не пустили бы и во двор!!!

— Мерзавец!!!

— Подлец!!!

— Трепло!!!

— Шмакодявка!!!

— Бегемот!!!

— Свинья!!!

— Ах, так?!?!?!

Последнего оскорбления — то ли личности, то ли родовой чести — металлизированный гость снести не смог и, отшвырнув пергаменты возмущенно гудевшей за его спиной свите и проигнорировав заметавшегося в коридоре за спинами старших товарищей оруженосца с фамильным мечом, кинулся на барона Бугемода.

— КРЫСА!!!..

Удар облаченного в кольчужную перчатку кулака пришелся в выдающийся живот Жермона[334].

— От крысы слышу!!!.. — безоболочный кулак барона Бугемода обрушился на кривой уродливый шлем оппонента и погнул забрало, от чего тот стал еще немного кривее и значительно уродливее.

— Господа!.. Немедленно перестаньте!.. — всполошился Иван и кинулся разнимать визитеров, но не тут-то было.

Дальше короткая схватка развивалась энергично, но без комментариев.

Почти двухметровый Жермон ухватил за плечи и при всем своем преимуществе в росте и силе едва сдерживал исступленный натиск мелкого, но свирепого противника. Но — свирепость или нет — руки у одного из бойцов были коротки, а у другого — заняты, и поэтому баталия сначала свелась к неуклюжим пинкам наугад и бесплодным попыткам забодать друг друга, а потом, с досадой обнаружив, что зашла в пат, неохотно и недоуменно сошла на нет.

Иванушка утер лоб рукавом рубахи, перевел дыхание и похвалил себя за выдающиеся миротворческие успехи[335].

Серафима и гвардейцы разочаровано переглянулись — они только начали делать ставки на исход единоборства, количество свороченных скул, расквашенных носов и подбитых глаз.

Придворные противников тоже обменялись взглядами — но уже с облегчением, потому что мучительный вопрос — драться и им тоже, или как, разрешился сам по себе, вдруг и к обоюдному удовлетворению.

— Объявляю перемирие, — сурово оглядев застывших в воинственных позах оппонентов проговорил царевич, и поединщики нехотя и насторожено, так и ожидая от противника нового низкого трюка или коварного подвоха, отступили на полшага.

— Кто вы, и чего хотите? — строго нахмурился царевич в адрес новичка.

— Я — барон Карбуран, и являюсь единственным законным претендентом на корону Царства Костей, что бы это ничтожество ни…

— Сам ты — мелочь пузатая!..

— Это я пузатый?!.. Я?!.. Ах, ты!..

— ПРЕКРАТИТЕ!!! — рявкнул Иван. — Ведите себя как дворяне, а не как дворня!

Спорщики удивленно замолчали — то ли от внезапно прорезавшегося голоса интеллигентного до сих пор лукоморца, то ли обдумывая его призыв, потому что по-другому они вести себя может, и умели, но никогда не пробовали.

— Гхм… Извините… — смутился от неожиданного эффекта и сам Иванушка. — Я не хотел сказать… То есть, я хотел сказать… то есть, я видел у барона Карбурана какие-то документы…

— Да-да, документы! — горячо воскликнул барон. — Вот именно! И там все сказано, как есть!

По мановению кольчужной руки один из придворных нового барона бросился к столу, решительно сдвинул на край семейный архив Жермонов и распростер на всеобщий суд и обозрение вверенную ему[336] драгоценную ношу.

— Вот, всех в свидетели призываю! — Карбуран лихорадочно распластал перед глазами лукоморцев и конкурента свое право на еще час назад никому не нужный престол, яростно тыкая кольчужными пальцами в свидетельства, сертификаты, схемы и развесистое семейное дерево, на скептический взгляд Серафимы больше напоминающее клюкву. — Убедитесь! Мать! Отец! Смотрите сюда! Ее мать! Его мать! Отцы! Вот! Прапрадед! Общий! Для прабабки Акулетты и ее старшего брата Лягуара! У барона Лягуара Орли — дочь! Вторая и любимейшая супруга царя Нафтанаила Третьего Злосчастного! Вот здесь — моя мать Лисиция Ортель! Замужем за моим отцом Кабананом Карбураном! Вот — я! Всё! Вопросов быть не может! Единственный законный претендент на трон — я, Кабанан Карбуран Второй!