– Ну, чудодейник… Ну, лиходей… И где вас только такому учат… Ступай теперь, принеси хоть то, чё осталось – мыть-то всё равно надо… И осколки все собрать не забудь: лес загаживать – последнее дело.

– Он не виноват, – выступил на его защиту лукоморец, среагировав на "лиходея" и, на всякий случай, испугавшись за друга. – Он старался, он хотел, как лучше… Только у него иногда… время от времени… почти всегда… так получается… Но он не со зла, бабушка убыр, вы не подумайте!..

– Да уж, со зла такое и не сотворить, – хмыкнула старуха, вспомнив что-то, коротко хохотнула, мотнула снова головой, будто отгоняя назойливую мысленную картину, и, помимо воли не переставая ухмыляться, окинула смешливым взглядом мага. – Силушка-то у тебя прет, как квашня из-под крышки, вьюноша, да только…

– С-сила есть – ума не надо, вы это хотели сказать?.. – выдавил убитый результатами демонстрации оной специалист по волшебным наукам.

– Понимаешь, – одобрительно усмехнулась убыр. – Сила – это еще не все. Даже с такой, как у тебя, без умения ей управлять далеко не уйдешь, хоть все заклинания в мире наизусть выучи. Магия – это тебе не книжки читать, чаровник. Это то, кто ты есть на самом деле.

– Д-да я знаю…

Агафон взглянул на Макмыр как побитая собака, ссутулился, и сделал шаг к двери.

– Извините, бабушка… дурака… Пошел я собирать… что еще можно…

– Я тебе помогу! – присоединился к нему царевич.

– Да ладно, не стоит…

Убыр снова прищурилась, поджала губы, склонила голову набок, оглядела и так, и сяк, и эдак подавленного, расстроенного мага и вздохнула:

– Ох, мужики… Ох, никому не говорите – не поверят… Такая я сегодня добрая, что самой противно. Уговорили. С банькой и с больными вашими управлюсь, и тебе, чаровник, несколько слов найдется. Это тебе не школа твоя с книжками да бумажками, я за тебя возьмусь, как следует.

– Воля ваша, – буркнул Агафон, пожал опущенными ниже некуда плечами и пошел, волоча ноги, к двери. – Учите, коль уж так хочется… Да только не вы первая, не вы последняя.

Через два дня отдохнувшие, откормленные и излеченные от всех реальных и воображенных убыр[138] болячек путешественники стали собираться в путь.

Блаженствующий Масдай был развешен на заборе, чтобы остыл и проветрился перед дальней дорогой, мешок до отказа наполнен продуктовым набором путешественника, умруны в последний раз обрызганы составом, навсегда отбившим запах, доводящий деда Зимаря до озверения[139], и честная компания присела на свежесколоченном крылечке[140] на дорожку.

– Ну, и куда вы теперь? – задала заметно погрустневшая Макмыр вопрос о месте назначения, чтобы отвлечься от других, беспокоящих мыслей.

– Домой, в Лукоморье, – ответил Иванушка.

– В Лукоморье?!.. Так вы из Лукоморья? – искренне оживилась и всплеснула руками старушка. – Что ж ты раньше-то не сказал, мил человек?

– Да как-то не к слову пришлось, – сам недоумевая, пожал плечами царевич.

– Вы там, наверное, всех знаете? – продолжала расспрашивать убыр.

– Н-ну… – озадаченно задумался над вопросом царевич, вспоминая результаты последней переписи населения в ста семидесяти томах.

– А что? – перехватил инициативу маг.

– Да у меня тут надысь за несколько дней до вас девица одна гостила, тоже, говорит, если не врет, из Лукоморья вашего.

– Девица?! – взвился Иван.

– Ну, да, – рассеяно кивнула Макмыр, не замечая волнения царевича. – Я с ней ученицу мою отпустила, Находку, чтоб приглядывала за ней. Так что, ежели вы ее встретите…

– Как ее звали? – Иванушка схватил убыр за плечи и впился в ее лицо отчаянным взглядом, словно от ее ответа зависела его жизнь. – Как звали?..

– Да говорю же я – Находка ее зовут, ладная девка, рыжая, с веснуш…

– Да нет же, как девицу ту звали, с которой…

– Девицу?.. – удивленно нахмурилась Макмыр, откровенно не понимая, как такая мелочь может оказаться важнее того, как выглядит ее единственная и неповторимая ученица, которую лукоморцу предстоит узнать за тридевять земель. – Девицу… Имя у её иноземное… Се… Си… Син… Сер… Ах, да!.. Чё это я… Серафима, конечно. Серафима ее звали. Ну и девка, я вам скажу – та еще штучка. Оторви да брось. С мечом да в штанах как парень бегала. И мальчонка при них еще – охламон еще тот…

– Серафима!!!.. – если бы Иванушка почувствовал еще большее облегчение, он бы взлетел. – Серафима!.. Ну, наконец-то!.. Сенька!..

– Нет, его не Сенька, его Саёк кликали, – гордая тем, что слету вспомнила еще одно иностранное имя, уверенно проговорила Макмыр, но Иван ее не слышал.

– Сенька, Сенька, Серафима, это же супружница моя нашлась!..

– ЧТО-О-О?!..

– Это она, я душой чувствую: она! Больше некому! – Иванушка от счастья разве что не целовал ошарашенную старуху. – Скажите, бабушка убыр, куда они пошли? Они сказали? Сказали?..

– Чудны дела твои, батюшка Октябрь, – благоговейно покачала головой Макмыр и зацокала языком.

Вчера весь вечер был посвящен путниками рассказам о своих приключениях и злоключениях (последних большинство), но как заговоренный, лукоморец не упомянул ни имени разыскиваемой царевны, говоря о ней исключительно "моя жена", ни откуда она.

А Макмыр тем временем не уставала причитать:

– …Вот ить, надо же… как оно как на Белом Свете-то случается… Кто сказал – так сама первая не поверила бы… Как в сказке ить[141]…

– Куда они от вас пошли? – нетерпеливо затряс бабку царевич, но тут же отдернул руки и смущенно заизвинялся.

– Так в Лукоморье твое и пошли, – пожала плечами, простив по случаю такого сказочного совпадения фамильярность лукоморца, и ткнула пальцем в указанном направлении убыр. – Я им колобок спекла аржаной, куда он покатится – они за ним пойдут. Мимо Лукоморья не проскочат, не волнуйся. Точность – плюс-минус сто километров, для страны размера вашей – что муха на печке, и не заметишь.

– Когда они ушли?

– Дня два-три до вашего прихода, – вспоминая, наморщила лоб Макмыр. – Да, так и есть. Два дня. Как раз я за ними два дня порядок наводила, а на третий за картошкой в деревню полетела – тот-то фулюган у меня всё над лесом повыкидывал…

– Два дня! – не помня себя от радости, воскликнул Иван. – Два дня! Они по лесу пешком пробираются, далеко не успели уйти! На Масдае мы их мигом догоним!..

Убыр всё качала и качала головой, как заведенная.

– Ну, ежели она жена твоя, и ежели не убьет тебя когда под горячую руку, и не сбежит от тебя, то будете жить долго и счастливо, это я тебе обещаю.

Агафон и дед Зимарь уже сняли ковер с места его предполетной подготовки и расстелили на дворе поверх слегка вытоптанной многочисленными и энергичными гостями, усыпанной свежей стружкой и опилками, но все еще кудрявой травки с мелкими овальными листиками.

Пятнадцать умрунов и Агафон, немного потеснившись, без особого труда разместились на старом Масдае и уложили в середину мешок с сухим пайком.

Ждали лишь Иванушку и деда Зимаря.

Царевича пришлось ждать недолго: обняв и горячо поблагодарив старушку в последний раз, и напомнив, что коней вместе со сбруей она может продать или подарить кому захочет, он быстро, едва не подпрыгивая от нетерпения поскорее взлететь, присоединился к своему отряду.

Деду же, чтобы проститься, потребовалось намного больше времени.

Он стоял перед зардевшейся и засмущавшейся вдруг непонятно отчего Макмыр, аналогичного цвета и состояния, и нервно бормотал несвязные, ненужные слова, густо пересыпанные поговорками и прибаутками, как балык – специями, получая такие же в ответ, пока не замолк и молча не уставился не на ведьму, не на колдунью, не на какую-то там чуждую убыр – а на свою барышню, за которой хоть на край света.