Прямо над тем местом, где стоял сейчас паук и где, похоже, он напал на них всего несколькими минутами раньше, над тропой причудливой аркой выгнулось незнакомое дерево с розоватой корой.

От которого свисала вниз, к хозяину, толстая, как трос и натянутая, как струна, паутина.

"Пауку повезло", – на удивление отстраненно подумалось Ивану. "Нашел как-то и зачем-то странно согнувшееся в удачном месте дерево – никогда не видел, чтобы деревья так круто дугой загибались – подвесился к нему, и пожалуйста – тут же "кушать подано"…"

Взгляд царевича скользнул дальше по розовому стволу, и он с удивлением увидел, что верхушка выгнутого дерева соприкасалась, сливаясь, с макушкой дерева, выбранного для него злым роком в качестве последней линии обороны.

Налетел порыв ветра, осыпал поле боя, паутинный лабиринт и бессильно сжимающего рукоять меча лукоморца голубовато-желтыми листьями, и в поредевшей кроне, на самой верхушке, на солнце сверкнули плотные серебряные нити.

Так вот оно что!..

Оно не просто так согнулось – паук его привя…

Не дожидаясь, пока Иванушка додумает свою умную мысль, арахнид пришел к выводу, что враг разбит и деморализован, и решил перейти в контрнаступление.

У Ивана не было большого выбора.

Чтобы не сказать, что выбора у него не было вообще никакого.

Он извернулся, обхватил сгибом локтя раненой руки гладкий сиреневый ствол, приподнялся, на сколько его отпускала от земли жадная паутина, вытянул руку, и изо всех сил взмахнул мечом, разрубая дерево на две части.

Долю секунды, показавшуюся часом, ничего не происходило, и сердце царевича начало медленное и болезненное путешествие в его же пятки, как вдруг…

Розовое дерево, почувствовав, что его больше ничто не удерживает в скрюченном положении, возбужденно задрожало листвой, тряхнуло ветками и гордо выпрямилось во весь свой двадцатиметровый рост.

Изумленный паук, не успев сообразить, что происходит, со свистом взмыл в небо, словно очень большой и безобразный мячик на резиночке в руках шаловливого мальчишки.

Когда он достиг высшей точки, под тяжестью жирной туши паутина, связывающая его с деревом, оборвалась, и он со скоростью ураганного ветра понесся по баллистической траектории куда-то в лесную глушь.

Несколько секунд спустя с той стороны до Ивана донесся резкий разноголосый треск, сочный шмяк и – тишина.

Розовое дерево стояло, рассеяно покачивая узловатыми ветками под легким ветерком, и кудрявая верхушка его, сиреневого, дерева свисала на серебристой паутине будто экзотический лесной орден за спасение погибавших.

Еще на подходе к их импровизированному лагерю царевич услышал все признаки невероятного оживления, возбуждения и даже исступления, которые были тем удивительнее, что исходили, похоже, от одного человека.

– …Да что же вы стоите, как болванчики!.. Помогите мне!.. Ну, же!.. Нет, вы только посмотрите, вы только поглядите!.. Это невероятно!.. Это восхитительно!.. Мы же с вами тысячники! Нет, десятитысячники! Да что там – стотысячники! Миллионеры!.. Да не стойте же вы просто так!.. Я вам приказываю!.. Я прошу!.. Дед, ну скажи же ты им!.. Пусть помогут!..

Завернув за поворот, Иванушка увидел специалиста по волшебным наукам, с бешеным азартом исполняющего какой-то древний языческий шаманский танец, но какой именно – дождя, плодородия, снижения налогов или еще чего – это и предстояло выяснить.

– Агафон, что тут у вас за праздник? – удивленно окинул он взглядом яростно подпрыгивающего чародея, приподнявшегося со своей растительной подушки деда и толпу неизменно хладнокровных[135] умрунов.

– Иван!.. – с облегчением выдохнул маг. – Наконец-то! Что у тебя с рукой?

– Мы…

– Ты, пока там гулял, тут такое пропустил! Мы лежим, отдыхаем, даже спим, и тут вдруг – У-У-У-У-У-УХ!.. БАЦ!.. ХЛОП!.. Или, скорее, даже ШМЯК!.. Прямо с неба вон туда, в те кусты падает что-то громадное!!! Меня как пружиной подкинуло! Я вскочил, да как побегу!!!.. В смысле, я пошел смотреть, что там такое на нас обрушилось, я имел в виду…

– Пошел смотреть, что такое на нас обрушилось, когда мы его поймали метрах в двухстах отсюда и притащили обратно, он забыл упомянуть, – невозмутимо дополнил рассказ Панкрат, и его товарищи торжественно кивнули, подтверждая истинность слов гвардейца.

– Я просто спросонья перепутал направления, – высокомерно фыркнул чародей, и умруны снова с готовностью закивали с напряжено-серьезными лицами. – Ну, и вот… Так что, ты говоришь, у тебя с рукой?

– Я…

– Ну, это еще ничего. Так вот. Я пошел к месту падения, чтобы разузнать, что за неопознанное метеорологическое… метеоритное… метеорное… явление на нас упало, и увидел – угадай что!.. вернее, кто!.. то есть, кого!..

– Ну…

– А вот и не угадал! – если бы у Агафона было не тридцать два, а триста двадцать два зуба, его торжествующая улыбка сейчас продемонстрировала бы их все. – Это был самый огромный, самый громадный, самый жуткий паук, упоминание о которых можно найти только в самых редких и древних фолиантах! Он упал на нас с неба, представляешь!.. Кстати, почему ты не говоришь, что у тебя с рукой?

– Это…

– Ну, слушай дальше! Про пауков таких размеров я не читал ни в одной книге… Правда, я не так уж много их и читал, но всё равно! Это же редчайший вид и экземпляр! И, самое главное, абсолютно дохлый!

– Почему самое главное? – непонимающе нахмурился Иванушка.

– Потому что я их живых до смерти боюсь, – покосившись направо и налево, нет ли поблизости подслушивающих арахнидов, способных в будущем употребить во вред ему, волшебнику, сие тайное знание, сконфужено признался маг. – А если мы такого страшилища в ВыШиМыШи привезем, то заработаем кучу денег! А из него сделают чучело, поставят в Круглом зале, потому что в кабинете насекомологии он точно не поместится, а к постаменту прикрутят табличку с моим именем!.. А если еще и сочинить правдоподобную историю о том, как я его победил!.. Естественно, при помощи моей магии… Так что у тебя с рукой, ты говоришь?..

– Поскользнулся, упал, – кривясь от боли в раздувшемся, как подушка, запястье, хмыкнул лукоморец, раздумывая, стоит ли рассказывать о том, как он заснул на ходу и едва не стал пунктом меню этого самого бесценного и редкого кандидата в учебные пособия.

Но Кондрат опередил его.

Покрытый остатками паутины, которые, как они не старались, полностью отодрать не смогли, облепленный пылью и сухими листьями и травинками, словно не слишком опрятный лесной дух, он выступил вперед из-за спины царевича и безэмоциональным ровным голосом изложил всё, что с ними произошло с той секунды, когда на их голову упало это будущее чучело с паутинным ковриком в похожих на шесты лапах.

– Иван спас меня, – бесстрастно закончил он свой рассказ, и четырнадцать пар недоверчивых глаз его товарищей по оружию впились в его спокойное, хоть и не слишком чистое, лицо.

– Иван меня спас, – настойчиво повторил Кондрат, и умруны дрогнули.

Казалось, с ними что-то случилось, что-то важное и странное, чего никогда в истории гвардии царя Костей еще не было, но всю необычность момента испортил маг.

– Ка-абу-у-уча-а-а!.. – прошипел он восхищенно, ревниво прищурился и замычал, как будто у него разом заболели триста двадцать два зуба. – М-м-м-м!.. У-у-у-у!.. Ох, жалко-то как!.. Жалко, меня там не было!.. А то уж я бы…

– Мы тоже об этом пожалели, – невозмутимо кивнул Кондратий, и остальные четырнадцать гвардейцев поспешно отвернулись – не исключено, что-то скрывая от не заподозрившего подвох чародея.

Но тут ему пришла в голову новая мысль.

– А он успел тебя укусить? – загорелись глаза Агафона, а руки сами потянулись к записной книжке.

– А что? – недоуменно уточнил Кондрат.

– А то, что я читал в одной старинной рукописи, что был однажды случай, когда человека укусил почти такой же паук, и у него… у человека, то бишь, конечно, началась страшная болезнь: развилась мания преследования, мания величия и просто паранойя. Он стал покрываться синими и красными пятнами, скакать по стенам, вырабатывать паутину…