И тогда царевна дала команду "Отбой".

Первое дежурство – три часа – она взяла на себя.

Прихватив наспех сооруженный из подручных материалов факел и одевшись потеплее, Серафима выскользнула в ночь и беззвучно прикрыла за собой дверь.

Она надела кольцо-кошку, осторожно спустилась во двор и обошла все хозяйство, напряженно прислушиваясь к тому, что творилось снаружи.

Снаружи творилось немного – зловредные деревяшки с поистине каменным терпением стояли там, где остановились два часа назад и тихонько причмокивали.

Единым невысказанным мнением было, что в свете последних событий единственно правильным и разумным решением было бежать отсюда, пока не появилась хозяйка, и чем скорее и дальше – тем лучше.

Но как?

Снова и снова она прокручивала в гудящей от мыслей и усталости голове возможные варианты спасения.

Бежать напролом?..

Поджечь траву?..

Перехитрить пеньки?..

КАК?!

Если бы им удалось прорваться сквозь заградотряды древогубцев, они смогли бы обогнать их и сбежать, когда станет светлее – скорости человека и пенька не поддавались сравнению, это верно, но самое сложное было именно в преодолении… Стоило один раз споткнуться в пределах досягаемости древогубца – и человека будет уже не спасти. А если они стоят рядом, то там корней под ногами, наверняка, напутано, как пряжи. Но сама мысль стоящая, надо бы ее обдумать хорошень…

Скрип, скрип, хрусь, тресь, хрясь!..

СКРЫ-Ы-Ы-ЫП!!!

– А-а-а-а-а!!!!!..

А это еще что?..

Заслышав треск и крик с поляны, Серафима, не задумываясь, взлетела на дровяной навес у частокола – облюбованное ранее место наблюдения за расположением и перемещениями противника – и осторожно выглянула наружу, но, не проведя на своем НП и нескольких секунд, была сбита наземь ударом в лоб чего-то увесистого и деревянного.

Последняя мысль перед коротким забвением была: "Так они еще и прыгать уме…"

Очнулась она уже в избушке, на полу, на шершавой домотканой дорожке. Рядом, на скамейке, сидели, прижавшись друг к другу, всхлипывающая трясущаяся Находка и не всхлипывающий только потому, что герои не плачут и поэтому просто дрожащий Саёк.

Из-под нераскрытых пока ресниц царевна украдкой произвела рекогносцировку местности – все вроде как всегда: стол, скамья, кровать, печь, а у печи…

– Ага, очухалась, – скрюченная горбатая старуха в красно-зеленой юбке до пола и сером полушубке мехом внутрь опустила кочергу, которой разбивала догорающие поленья, и повернулась в ее сторону, с ненавистью сверля ее темным взглядом.

– Здравствуйте, убыр Макмыр, – игнорируя боль в разбитом лбу, Серафима приподнялась на локте и склонила буйну голову в приветствии.

Если бы рядом с этой бабкой сейчас поставили их лесогорскую или лукоморскую Бабу-Ягу и под страхом смертной казни приказали найти десять отличий, печальная участь царевны была бы решена.

– Здравствуйте?! – окрысилась старуха. – Это ты подлизываешься, девка, ли чё ли? Привела своих дружков без приглашения, перевернула все кверху дном, посуду перебила, стражу мою извела, малышей моих погубила, а теперь как будто здоровья желаешь?! И язык не отваливается?! Не пройдет это у тебя, так и знай, подлая!

– Ну, давайте, тогда вы нас сейчас пригласите, а мы в следующий раз зайдем – уже с приглашением, как вы хотите, – тут же предложила Серафима, поднимаясь с пола и, пошатываясь, отступая к скамье под колючим взглядом Макмыр и ее угрожающей кочергой.

– Это чё ты мне тут мозги путаешь? – нахмурилась убыр, понимая, что где-то то ли она перемудрила, то ли ее. – Не отвертишься ты от расплаты, так и знай, девка! Ни ты, ни твоя шантрапа!

– Да мы ведь к вам, тетушка Макмыр, не просто так явились, а с подарочками, – жалобно подала голос Находка. – Вон там, в мешке, все вам – и отрез на юбку новую, и полотно беленое на рубаху, и меда сандалового туес, и лапти новые, и рыбка вяленая, и…

– Без вас все посмотрю, – злобно оборвала ее убыр.

Однозначного толкования ее слов царевна не нашла, и это ей не понравилось.

– Отлично, – несколько натянуто улыбаясь, она сделала шаг вперед. – Тогда перейдем сразу к делу. Мы решились побеспокоить вас не просто так, от нечего делать. Мы пришли, чтобы спросить у вас дорогу…

– Дорогу? – рассмеялась мелким дребезжащим смешком убыр, и от него мороз пробежал по коже злополучных гостей. – Какую дорогу? Не переживайте, милые. Никакой дороги вам больше не нужно будет. Вы отсюда не уйдете, голуби мои…

Царевна кинулась было вперед, но старуха оказалась проворней: она чиркнула кочергой по полу, и Серафима раненым лбом налетела на невидимую стену.

– Ой-и!..

– Ага, разбежались… – неприятно скаля три оставшихся еще во рту своих зуба и четыре железных, убыр подкинула в печь новые поленья. – Давно у меня не было на ужин человеческого мясца… Ох, покатаюсь-поваляюсь на Санькиных косточках, Санькиного мяска наевшись…

– Да не Санёк я, а Саёк! – чуть не плача, выкрикнул мальчик.

– Санёк, Саёк… Какая разница? – искренне удивилась старуха. – Все равно не жилец.

– Ну, не бойся, Саёк, миленький, – обняла его крепко октябришна. – Ты же у нас защитник, молодец…

– Молодец – на холодец… – сочинила стишок Макмыр, достала из корзины в углу лук и стала его обдирать от желтых шуршащих одежек, неприятно улыбаясь и бормоча себе что-то под загнутый крючком нос, больше похожий на клюв стервятника.

– Простите нас, уважаемая Макмыр! Пощадите!.. – Находка рухнула на колени и стала биться головой об пол. – Это не они, это я во всем виновата – я про древогубца вашего не сказала вовремя, что нельзя его трогать, я! Я их сюда привела! Я ваших кровососов топтала! Моя вина, мне и расплачиваться! Меня ешьте, а их отпустите!..

– И тебя съем, и его съем, и ее съем… – ровным голосом отозвалась убыр, отложила в сторону очищенные луковицы и загремела в подпечнике чугунками. – Да где же он, двухведерный-то… Сколько уж им не пользовалась, в чулан унесла, чё ли, чёб не мешался… Голову-то в чем варить буду? Ладно, погодите, никуда не уходите, сейчас принесу, двухведерный-то, тут он где-то близко должен быть…

Так, бормоча себе под нос, Макмыр шаркающей походкой, переваливаясь и кряхтя, как утка с ревматизмом, вышла в сени, не прикрыв за собой дверь, чтобы слышать все происходящее в комнате. Магия магией, а с таким сбродом надо держать ухо востро.

Серафима мгновенно вскочила, кинулась, предусмотрительно вытянув руки, к тому месту, где несколько минут назад встретила ее предыдущий рывок невидимая стена – к ее отчаянию, та все еще была на месте.

Единственное окно осталось в недосягаемой части избы.

– Не пройти тут, не пройти, не пройти, не пройти… – тоскливо и нудно, как зубная боль, стонала за спиной Находка, обхватив обеими руками испуганного до полусмерти мальчишку.

Вторая половина обещалась быть скоро.

– И вы не можете? – быстро повернулась она к Находке и Сайку.

– Не можем… не можем… не можем… – как заевшая пластинка, горестно подвывая, затянула она новую жалобу, уткнувшись в плечо онемевшего за двоих Сайка.

Вправо, влево, вверх, вниз – куда бы царевна не метнулась, везде ее пальцы натыкались на одну и ту же незримую преграду, холодную и гладкую, как стекло…

Как стекло…

Как стекло…

Как стекло?..

Не раздумывая, Серафима одним движением развернулась, сгребла со стола тяжелый чугунный чайник и изо всех сил запустила им в ненавистную стенку.

Ласточкой пролетев через черту, переступить которую она не могла, чайник угодил прямо в дверной проем.

И точно в лоб возвращающейся с огромным чугуном убыр.

Та, не успев ни охнуть, ни выпустить из рук посудину, изумленно скрестила глаза и мешком повалилась прямо на пороге.

– Ой, – сказала Серафима.

– Ой, ваше царственное величество, что вы наделали, что наделали, что сейчас будет!!!..