С правого края их лежбища донеслась какая-то возня: это деду с чего-то пришла в голову странная идея перевернуться на другой бок, и он теперь старался изо всех сил осуществить ее, не уронив при этом на них Масдая и не перебудив всё стойбище.

Через минуту шевеление стихло, но не надолго: теперь сдавленно хрюкнул и замычал чародей, и ни с того, ни с сего тоже принялся переворачиваться на другой бок, презрев все усилия Иванушки развязать его путы.

Царевич измученно вздохнул и откинулся на землю: хоть усилий пока было в разы больше, чем результатов, всё равно было обидно. Неужели нарушенная циркуляция в боку для него была важнее возможности сбежать?! Как будто ему одному это надо!..

Спросить у друзей, какая осенняя муха или невыспавшийся скорпион их укусил, не представлялось возможным, и поэтому он решил набраться терпения и подождать, пока волшебник не осознает всю безответственность своего шага, вернее, поворота, и опять не повернется к нему задом, а к деду передом. А в это время он сосредоточится и станет стараться шевелить пальцами, пока еще не возникает сомнений, что они там, куда их разместила природа, а не отвалились еще час назад…

Наконец, чародей выполнил поворот "кругом" и оказался к нему нос к носу.

При свете догорающего костра в изголовье было видно, как он широко раскрыл глаза и стал делать ими, а также бровями, лбом и даже переносицей – словом, всем, что было в его распоряжении, какие-то загадочные знаки.

Иванушка, в свою очередь, изобразил недоумение той частью лица, которая была видна из-под краги Мехмета.

Понял его Агафон или нет – так и осталось невыясненным, потому что он вдруг ойкнул сквозь толстую кожу перчатки, страдальчески сморщился и сердито замычал.

Царевич тихо порадовался, что рот у чародея был заткнут и, выждав несколько минут, пока разгневанный специалист по волшебным наукам успокоится, повторил свою пантомиму, на это раз более тревожно и выразительно.

В этот раз маг закатил в ответ глаза, тоненько промычал нечто эмоциональное, чему слова, судя по выражению доступной части его физиономии, были не нужны, содрал с лица веревку и негнущимися, окровавленными пальцами вырвал изо рта ненавистную перчатку.

– Мм-ммм?.. – вытаращил глаза Иванушка.

– Дед Зимарь… – сведенными судорогой губами сумел прошептать чародей. – разрезал веревки… и ладошку мне заодно… Сейчас, подожди… пальцы разомну, и вас освобожу… Стянули, проклятые… чуть руки не отвалились… Чтоб им на шее эту веревку так затянули!..

Подождав, пока пальцы из деревянных и чужих снова стали родными, Агафон извернулся и, не отрываясь от земли, перерезал веревки, связывающие его ноги. Потом настала очередь пут лукоморца и старика.

– Что это? Откуда нож? – засыпал чародея вопросами Иванушка сразу, как только получил возможность говорить. – Это ты наколдовал?

– Тс-с-с-с!.. приложил палец к губам маг. – Всё проще. Помнишь, там, у озера с шерстяной акулой, магия коснулась наших самых любимых предметов?

Иванушка нахмурился.

– Конечно, помню. Но ведь нож деда кочевник выбросил в нескольких километрах отсюда!.. Неужели…

– Ага, – швыркнул носом у Агафона за спиной старик и произнес сиплым, гундосым шепотом: – Приполз, родимый! Словно собачонка верная хозяина нашел! Я там лежу, как на пляжу, думаю, что до утра не дожить – задохнусь, и тут чувствую – в руки тычется! Да не просто так, а рукояткой, чтобы взять его, слышь, удобнее было! Ай, умница, ай верный друг!.. Ну, я тут времени зря терять не стал – чародея нашего освободил, а дальше уж он сам.

– Ну, спасибо, дед Зимарь, твоему подарку, – растирая о штанины кисти рук, в которые медленно и больно начинала возвращаться кровь и жизнь, улыбнулся Иванушка. – А теперь надо думать, что дальше делать.

– Масдай, – осторожным шепотом позвал Агафон. – Ты хоть чуток подсох? Лететь сможешь?

– Чуток подсох, – так же шепотом подтвердил ковер. – Лететь не смогу.

Друзья приуныли.

– Значит, остается нам одна дорожка, – вздохнул старик.

– Какая?

– Укр… – начал было он, но вспомнил вовремя об Иванушке и быстро поправился. – Я хотел сказать, взять у супостатов коней и скакать отсюда, как кипятком облитые. Хотя, сдается мне, хватятся они нас – всё одно догонят…

– А это мы еще посмотрим, – мрачно отозвался Иван.

– Ну, что? Поползли? Кто видел, где у них коновязь? – закрутил головой чародей, но кроме догорающего костра и непроглядной тьмы, кишащей затаившимися вражескими шатрами, так и не смог ничего разглядеть.

– Мне кажется, они просто ловят коней, которые у них у стойбища пасутся…

– Конечно, с седлами, – угрюмо предположил Агафон[95].

– С каретами, – пообещал дед Зимарь и натужно закашлялся в рукав.

– Подождите меня здесь, – прошептал вдруг Иван и повернулся, чтобы выбраться наружу.

– Ты куда? – сцапал его за ногу специалист по волшебным наукам.

– В шатер к мурзе, – сурово отозвался Иванушка. – Я без своего меча и шагу отсюда не сделаю.

– Тогда и я с тобой! – спохватился Агафон. – Он сказал, что у него книга волшебная. Может, и не одна. Ему они ни к чему, а нам очень даже сгодятся.

– Ну, тогда и я с вами, – подытожил старик и, в ответ на вопросительные взгляды пояснил: – Одному оставаться здесь уж шибко не хочется…

– Ну, конечно… Сбегаете… А меня, как бесполезным стал, сразу бросить решили… – донесся сверху оскорбленный, горько-кислый шершавый шепот.

– Да что ты, Масдаюшка, – снова закашлялся и замахал рукой старик. – Мы без тебя ни шагу. Вот скатаем сейчас – и по коням.

– Только сначала – к мурзе, – непреклонно повторил Иван.

Возражений не было.

Царевич первый бесшумно выбрался наружу и огляделся: всё вокруг было неподвижным, сонным, равнодушно-спокойным. Из шатров там и тут доносился батырский храп. На окраине стойбища, невидимые в темноте, бродили, пофыркивая, стреноженные кони. Лихо ухнула и тенью скользнула над площадью ночная птица…

Удовлетворенный, Иван подал сигнал на выход остальным.

Масдай был осторожно снят с колышков, бережно, как спящий младенец, опущен на сухую траву и тщательно скатан в тугой рулон.

– Туда, – указал лукоморец на шатер мурзы шагах в десяти от костра.

Дед Зимарь и Агафон беззвучно кивнули и взвалили ковер на плечи.

Иванушка с ножом старика наготове шел впереди, готовый в любую секунду поднять тревогу и предупредить друзей об опасности. Ничего другого, даже с двумя такими ножами, как сейчас у него, против орды кочевников он поделать бы не смог.

У входа в шатер Иван остановился, приложил ухо к грубой шершавой стенке и прислушался: похоже было, что внутри спал один человек, безмятежно выводя носом заливистые трели и не чувствуя того, что подкрадывалось к нему незаметно. Сквозь щель входного полога пробивался тусклый дрожащий свет догорающего костра. Других звуков до его слуха не доносилось.

– Я пошел, – произнес он одними губами. – Вы оставайтесь здесь. Твою книжку, Агафон, я найду, не переживай.

– А я и не переживаю, – пожал плечами чародей, – чего мне переживать?

И верно – причин для переживания у него не было, так сразу, как только полог опустился за царевичем, он приподнял его сам и проскользнул вслед за лукоморцем.

Дед Зимарь, в свою очередь, опуститься пологу даже не дал.

– Хоть и знаю, что на всякую беду страха не напасешься, а всё одно зуб на зуб не попадает, – сообщил сдавленным шепотом неведомо кому в пустоту он, швыркнул носом и моментально юркнул вслед за спутниками в логово врага.

В логове царил полумрак, и пришедшего с улицы сразу обволакивало расслабляющее тепло: верхнее отверстие для выхода дыма было едва приоткрыто, чтобы жар от почти бездымного костерка посреди шатра оставался там, где и должен, как можно дольше.

В куче волчьих шкур рядом с огнем, подложив под голову толстый фолиант – не исключено, что тот, которым он потрясал перед народом вечером и едва видимый сейчас из-под разметавшихся по нему длинных седых волос – спал Бунчук-ага.