— Всё. Заходите, — горд и доволен собой, выдохнул он.
— Так закрыто же!.. — раздраженно прозвучало с улицы.
— Как закрыто?!.. Опять?!.. Не может быть!.. Я же… Все по-порядку… Вот, смотрите… Задвижка… Так…Защелка… Ай!.. Крючок… Ой!.. Ух-х-х-х… Замок…
И Саид снова, защемляя себе пальцы, ломая ногти и сдирая кожу, быстро задвинул задвижку, защелкнул защелку, накинул крючок, повесил замок, открыл шпингалет, опустил засов и приставил к двери швабру.
— Я же делаю все по инструкции!!!… Швабра… Защелка… Крючок… Задвижка… Замок… Шпингалет… Защелка… Нет, защелка уже была. Или не было? Нет, была… Или это в прошлый раз?.. Замок… О, нет… Засов… Крючок… Или не было?.. Так, начнем все сначала… Кхм… Эй, уважаемые декхане…
— Н-да? — донеслось зловеще с улицы.
— Не могли бы вы подсказать, открываю я сейчас дверь, или закрываю?..
— ОТКРЫВАЕШЬ!!!
В темном ночном воздухе что-то зашипело, затрещало, черная вспышка ослепила запутанного и сконфуженного Саида даже через дверь, ударил беззвучный гром, и он отлетел под лестницу и приземлился на кучу тряпья, о которой он так мечтал еще несколько минут назад.
То, что осталось от двери, накрыло его сверху, и сознание покинуло его на заветные два часа.
— Что ты наделал!!!.. Нас же услышат!!!.. — шепотом проорал Иудав прямо в ухо едва не дымящемуся от ярости Гагату.
— Мне плевать!!!.. — таким же шепотом прорычал Гагат и, оттолкнув брата, кинулся к лестнице и вверх.
— Послушай!.. Может, это был не он! Вор же должен был прийти один!.. Может, он появится после!..
— Вор должен был прийти! Точка! И он пришел — и пусть шайтан проглотит меня, если мне не все равно — один он, или с армией!.. — сквозь зубы прорычал Гагат и бросился к лестнице.
— Но который из них вор? Ты разглядел его тогда? — подпрыгивая от возбуждения на ходу и едва поспевая за братом, шипел Иудав.
Гагат резко остановился, и Иудав не налетел на него только потому, что мгновение назад наступил на край своего плаща и, стараясь производить как можно меньше шуму, свалился вниз.
— Конечно, это тот, который нес ковер! Какие могут быть сомнения? На том были такие же черные штаны! И ковер, видно, тоже где-нибудь спер — это же понятно и слепому погонщику ишаков!.. Это же вор!.. Иудав?.. Эй, Иудав!.. Ты где?.. И чего ты там стучишь?..
— Ох-х-х-х… — только и смог вымолвить в ответ брат, вытаскивая на ощупь из спины бренные останки того, что еще несколько минут назад было входной дверью кофейни, на которую он, снеся перила, так точно приземлился.
К счастью, Саид под ней все еще был в блаженном беспамятстве и не напомнил лишний раз в недобрый час о себе.
— Эй, где ты там есть!.. Перестань копаться! А то я пойду к нему без тебя, и ты пропустишь самое интересное! — прошипел Гагат.
— Э, нет!.. Подожди!.. Как это — без меня?!.. — и Иудав, почему-то полагая, что бег на цыпочках — это то же самое, что хождение на цыпочках, только быстрее, торопливо затопал по ступенькам.
— Чего вы там чехарду устроили — заснуть невозможно!..
Дверь самой ближней к лестнице комнаты распахнулась, и в коридор выглянул Виктор с ярко горевшей лампой в руке.
Откровенно говоря, ему было все равно, кто там топает или стучит, но ведь возможность сделать неуклюжим торопыгам замечание — это еще одна возможность зажечь САМОМУ лампу и САМОМУ, самостоятельно, появиться с ней на людях, чтобы все увидели, что это ЕГО лампа, и что ОН запросто делает с ней что хочет — а с того дня, как взбунтовавшийся Огранщик впервые выбрался на поверхность, он не только не упускал ни одной такой возможности, но и всячески старался создавать их сам!
— Это он!!! — в один голос шепотом воскликнули воодушевленные братья, и не успел ошеломленный Виктор опомниться, как оказался на полу своей комнаты, связанным по рукам и ногам поясом Гагата и с кляпом из куфии Иудава во рту.
Эх, говорил ему Сергий — постирай свои белые штаны…
Иудав осторожно прикрыл за собой дверь и ласково улыбнулся пленнику.
Тот истолковал его улыбку совершенно правильно, и забился в панике, пытаясь освободиться.
— Если ты сейчас же не замрешь, я отрежу тебе голову, и разговаривать потом буду только с ней, — склонился над самым ухом жертвы Гагат.
Жертва по инерции дернулась еще раз, и по рекомендации замерла.
Иудав беззвучно щелкнул пальцами, и в воздухе вздулся и повис под потолком иссиня-белый светящийся шар.
— Вот ты и попался, гиеново отродье, — довольно улыбаясь, проговорил Иудав, устраиваясь поудобнее на ногах Огранщика. — Ну, что, узнаешь нас? Думал, от нас можно убежать? Ха! Не хотел бы я сейчас оказаться на твоем месте! Ну, да ничего. Не долго тебе еще мучиться. Отвечай, где кувшин?
Виктор, вытаращив глаза то ли от ужаса, то ли от попыток дышать ими, так как рот и нос его были наглухо замотаны, осторожно, но отчаянно замотал головой.
— Что ты со мной тут глухонемым притворяешься? — гневно оскалился Иудав, не дождавшись членораздельного ответа.
— Подожди, — прервал его монолог брат. — Послушай, несчастный, — обратился он к пленнику. — Поклянись, что если я вытащу эту тряпку у тебя изо рта, ты не будешь кричать. Кивни один раз, если нет, и два — если клянешься. Если ты нарушишь свою клятву… Ты знаешь, что будет дальше.
Огранщик яростно закивал головой.
Платок был размотан и заброшен в угол.
— А теперь слушай меня внимательно, сын падальщика. Куда ты дел волшебный кувшин, который украл у нас в доме?
— Кувшин?.. Кувшин?.. Кувшин?!.. Да вы что!.. — все еще хватая ртом воздух, просипел злосчастный Огранщик, и убеждение в своей правоте и оскорбленная невинность сквозила даже не в каждом его слове, а в каждой букве. Ее почувствовали и ей уже готовы были поверить даже выпускники школы черных магов и злых чародеев Шатт-аль-Шейха.
Братья переглянулись.
«Не врет», — читалось во взгляде одного.
«Придется прирезать просто так и по-быстрому», — проступало сожаление во взгляде другого.
— Какой кувшин?.. Я не крал никаких кувшинов ни в чьем доме!.. Вы меня с кем-то… с кем-то… — и тут Огранщику пришла, да там и осталась, чтобы навеки поселиться, одна маленькая, но чрезвычайно крамольная мысль.
— …путаете… — беспомощно закончил он.
При первых же признаках дрожи сомнения в голосе пленника братья встрепенулись, как стервятники при виде медленного черного пятнышка на горизонте.
Когда же непрошенное озарение не только устроилось по-домашнему в голове Виктора, но и полностью вступило во владение его лицом, братья, не сговариваясь, шелковыми голосами вопросили:
— С кем?
Огранщик, у которого было, увы, слишком мало опыта в отрицании очевидного, и воспитание которого даже не предусматривало возможность такого действия, только набычился и мужественно поджал губы.
— Не скажу.
Воспитание братьев такую возможность предусматривало.
И с ней же имело дело их образование.
— Ах, не скажешь? Замечательно, брат. А то уж, я думал, ночь пропала зря, — улыбнулся Гагат.
Обычно такая улыбка встречается на лице человека только после того, как его труп пролежит лет двадцать в земле.
— Давай, начнем с того, что расскажем этому доблестному человеку, не желающему выдавать своих друзей, почему от его упрямства пострадает только он сам, — поддержал его Иудав.
— И как конкретно пострадает, — подхватил Гагат.
— И сколько долго, — завершил вступительную часть его брат.
— Для начала, давай совьем вокруг нас кокон тишины Крустацена, чтобы снаружи нас никто не мог слышать, — предложил Гагат, и в ответ на изумленный взгляд Иудава, напоминающий, что именно на этом они срезались на экзамене на втором году обучения в пятом классе, взмахнул с вывертом рукой, и вокруг них натянулась полусфера из тончайших пересекающихся зеленых лучей.
Иудав сделал большие глаза, похлопал ими, потом беззвучно сказал: «А-а!..» и понимающе кивнул головой.
Человеку, не отличающему кокон тишины Крустацена от заклинания отталкивания Репеллента, нечего было и объяснять, что теперь, в отличие от звука, ни один комар ни проникнуть, ни покинуть зеленый овал без разрешения чародеев был не в состоянии.