— Ну, так как, Сергий — ты со мной? — задал невинный с виду вопрос царевич на следующее утро.

— Разумеется, — отрок метнул на Ивана настороженный взгляд — похоже было, что его почти звериное чутье шепнуло ему о чум-то нехорошем.

— А ты помнишь, что говорил вчера Мур?

— Это ты на что намекаешь? — на всякий случай обиделся Волк.

— Да нет, ты что, я вовсе не об этом… — смутился Иванушка от этой малости. Да и, честно говоря, чтобы его смутить, многого и не требовалось.

Волк смягчился, но напряжение его не покинуло.

— Так о чем это ты?

— Ты, кажется, очень привязан к этой бесформенной рубахе?

— Это — элегантная мешковатость, — парировал Серый.

— К этим стоптанным сапогам?

— Они почти новые. Ты же сам мне их пожаловал в день нашей встречи.

— К этому нелепому ремешку на голове?

— Санчес сказал, что это называется хайратник, и что у них в школе это было очень модно.

— Сергий, Мур сказал, что аудиенцию у Шарлеманя могут получить только высокородные дворяне, а чтобы сойти за такого, тебя нужно разодеть по последней мюхенвальдской моде, — мстительно напомнил Иван, с особым смаком выговорив «разодеть».

Он все еще не мог простить Волку своего вчерашнего переодевания.

Во время турнира Серый сполна навидался моделей придворного платья летнего сезона, и поэтому предложение друга произвело на него такой предсказуемый эффект.

— Ты хочешь, чтобы я выглядел как какое-нибудь вондерландское чучело?!

— Почему — «чучело»?

— Ты что, не видел, что они носят?!

— Видел. Вполне приличные наряды.

— Приличные?! Ты что — издеваешься?!

— Нет, что ты, что ты, я же как лучше стараюсь…

— Лучше?! Терпеть не могу всякие дурацкие тряпки!

— Это не дурацкие тряпки. Это — образец тонкого вкуса.

— Я не собираюсь их есть! А наряжаться вообще ненавижу! Ты можешь представить меня в этом?!.. Да я лучше свою рубашку лишний раз выстираю! Ты видел, какого цвета у них поддевки?!

— Что?

— Ну, это… — разбойник беспомощно взмахнул руками около своей персоны. Иван, кажется, понял, что имелось ввиду.

— Это не поддевки…

— Тем более! Это уже даже не поддевки! А что они носят вместо нормальных штанов?! А что у них на шее? Я на себя ЭТО не надену!!! За кого ты меня принимаешь?! Только слепые идиоты могут носить такое!!!

Иванушка слушал негодующие вопли Волка и торжествующе ухмылялся, чувствуя себя наконец-то отомщенным.

— Хотя, ладно, — поток негодования Серого вдруг иссяк, и он хитро прищурился на Ивана. — Надену, если и ты в таком пойдешь.

Тут и наступил звездный час царевича.

— А мне зачем, — демонстративно-недоумевающе хмыкнул он. — У меня мое лукоморское платье вполне ко двору пригодное. А ты вот на…

Не успел он договорить, как Серого будто ветром сдуло — только по лестнице дробно затопотали подкованные каблуки.

Иванушка непонимающе оглянулся, пожал плечами, и решил вернуться в свою комнату, чтобы закончить умывание.

Коварство Сергия он раскусил лишь тогда, когда тот на его глазах со сладкой улыбкой вылил на кафтан Ивана полную кружку чего-то, что по виду вполне могло быть минуту назад частью содержимого одного из самых зловонных красильных баков Санчеса. Или, не приведи Господь, чана для мытья посуды.

— !!!!!!!!!!! — набрал царевич полную грудь воздуха.

— Ну, так я не понял — мы идем за вондерландскими костюмами, или нет? — недоумевающе захлопал невинными глазами разбойник.

— Как прикажете доложить о вас королю?

— Иван, царевич Лукоморский, и… Сергий, князь Ярославский. По важному делу.

— Слушаюсь-с, — и главный церемониймейстер с поклоном растворился.

Теперь оставалось только ждать, и Иван мог не торопясь рассмотреть огромный зал с витражами в длинных стрельчатых окнах и сводчатым потолком, исчезающим где-то в полумраке высоко над головой — знаменитый Конвент-Холл, о котором рассказывал им Мур.

Потолок был расписной, говорил он, и эта роспись была одной из величайших тайн королевского дворца Шарлеманей. Каждый, кто смотрел на нее, видел что-то свое, и объяснение этому искали лучшие умы королевства вот уже двести пятьдесят лет — и не находили.

Легенда гласила, что дворец был сооружен прославленным зодчим Куллиганом в период увлечения его экзотическими травами, что отразилось на проекте — говорили, что Конвент-Холл был построен в форме листа одной из них. После, великий Коло дель Градо — друг и последователь Куллигана — провел под этим потолком, не спускаясь, десять лет своей жизни, украшая каждый миллиметр каменной поверхности тончайшей росписью, по его словам, не имевшей равных во всем свете.

По его словам — потому, что никто после того, как сам гениальный живописец спустился с лесов и сжег их за собой, так и не смог больше подняться туда, а снизу разглядеть что-либо было практически невозможно, кроме того, что сам потолок, скорее всего, существует. Но, поскольку весть о том, что сам Маэстро расписывал эту деталь архитектуры, разнеслась по городам и весям, благороднейшие из рыцарей и прекраснейшие из дам проделывали немалый путь, чтобы хоть одним глазком взглянуть на его бессмертное творение, и рассказывать потом об этом свои детям, внукам и менее удачливым соотечественникам. И, конечно же, по возвращении домой, когда дети, внуки и вышеупомянутые соотечественники начинали расспрашивать паломников, что же те видели, они получали описание в полном объеме — вплоть до последнего когтя, кирпичика, травинки, складочки, буковки и наконечника стрелы.

И все шло замечательно, когда вдруг совершенно случайно выяснилось, что двух одинаковых свидетельств очевидцев не было — как не бывает двух одинаковых снежинок. И все поняли, что это или магия, или чудо, и это породило четыре религиозные войны, девять университетов, пятнадцать школ предсказателей будущего и двадцать династий толкователей Вещих Картин Конвент-Холла. Один человек, предложивший соорудить длинную лестницу, избежал публичного сожжения на площади только потому, что был растоптан толпой до этого.

И вот теперь Иванушка, задрав голову и прижав к макушке берет, во все глаза пялился ввысь, вспоминая повествование Мура. Удивительно, что профессиональный солдат мог так любить свой город — в его рассказах он волшебным образом оживал, превращаясь из нагромождения серых каменных стен, каким привыкли его воспринимать люди, в увлекательнейшую книжку с яркими картинками, и царевич, мысленно составляя список, что бы он хотел увидеть в Мюхенвальде, пришел к выводу, что проще будет выписать на маленький клочок бумаги то, что он увидеть здесь не захочет.

Серого же предания старины глубокой, похоже, ничуть не задели, и он с высокомерно-скучающим видом, приличествующим своему костюму, разглядывал придворных равнодушно. Как голодный волк овечье стадо. И не один обрывок разговора не пролетал мимо его чисто вымытых ушей.

— Кристина, милая, вы не знаете — принц Сержио будет сегодня участвовать в аудиенциях вместе с его величеством?

— Боюсь, что нет, Жизель — говорят, что он еще не оправился от раны, полученной им от этих бандитов.

— Ах, он такой отважный, такой безрассудный — броситься на защиту какого-то бедного незнакомца против целой шайки грабителей!

«Еще один ненормальный, вроде нашего Ивана. Не дай Бог, встретятся — тогда хоть стой, хоть вешайся будет», — про себя хмыкнул Волк, и стал прислушиваться дальше.

— …пятеро!

— Нет, восемь!

— Да нет же, я совершенно точно знаю, что их было четырнадцать человек!

— Ах!

— И он успел уложить семерых, перед тем, как ему нанесли этот предательский удар сзади!

— Ах!

— Нет, десятерых!

— Нет, пятнадцать!..

— Ах, принц Сержио!

— Его усы сводят Катарину с ума, ха-ха.

— Не одну меня, Гретхен, не одну меня, если ты знаешь, что я имею ввиду…

Едва заметный поворот головы…

— Риана, ты обратила внимание на платье принцессы, которая была на ней во время турнира? Клянусь, это была настоящая шатт-аль-шейхская парча! А рельеф передней полочки выходил из проймы!