Страшно представить, сколько придется отмывать. Эмиль уделал весь дом и меня саму вывалял в крови – майка и джинсы засохли и неприятно царапали кожу, став жесткими.

В зеркало было страшно смотреться, но я встала напротив и осторожно повернула голову, рассматривая, во что превратилась шея. Все не так плохо. Он не порвал мышцы и не вгрызался глубоко. Наверное, потому что я не сопротивлялась.

На бледной коже было два полукруга проколов – от верхней и нижней челюсти. От клыков остались глубокие следы. Все ранки наполнились черной спекшейся кровью, она размазалась и вокруг, но не так много. В прошлый раз меня ею залило. Укус припух и страшно ныл.

Да, любовь вампира – жестокая штука. Она кончается одинаково: ты его любишь, а он тебя жрет. От человеческой любви она отличается шрамами – в душе и на коже, они не умеют любить по-другому. Теперь шрамы, которые оставили оба моих любовника, на моей шкуре навсегда.

С тяжелым вздохом я пустила воду и склонилась над раковиной. Бережно отмыла шею, стараясь не касаться ран. Жадно напилась ледяной воды из-под крана и бессильно уткнулась лицом в сложенные ладони.

Эмиля тоже придется помыть. Но сначала – вытащить пули.

Глава 33

Тряпка оставляла на кафеле бордовые разводы.

Как ни прополаскивай, ощущение, что крови становится только больше. Я ползала по холодному полу и пыталась оттереть этот ужас. Лоб покрылся испариной – малейшие усилия давались с огромным трудом.

Бесполезно. Все бесполезно.

Я поднялась на дрожащих ногах и привалилась к косяку. Голова кружилась от слабости, в ванной мерзко воняло кровью.

Пошло оно всё…

– Яна…

В конце коридора появился Эмиль и оперся рукой на стену – его шатало.

Выглядит кошмарно: красные волосы облепили лоб, расстегнутая сорочка присохла к телу, босой, весь окровавленный и грязный. Израненный так, что страшно смотреть. Правая сторона лица отекла, словно по ней пришелся мощный удар. Из-за слезящихся глаз в кровавой корке на лице остались светлые дорожки. Какого хрена ты за мной поехал, Эмиль? Только нарвался на чудовище… Я все еще не понимала, как он выжил.

Он медленно пошел ко мне, скалясь зло и брезгливо – его бесила собственная слабость. В руке пистолет, не знаю, как Эмиль удерживал его распухшими пальцами – безымянный и мизинец, кажется, перебиты.

– Яна, – мягче повторил он, словно обрел контроль над голосом.

Вблизи меня окутало смрадом застарелой крови, пота и пороха. Не выпуская оружие, он обнял меня за плечи, второй рукой лаская щеку, и начал целовать лицо – нежно, благодаря за кровь и извиняясь за боль. Затем убрал волосы, рассматривая укус.

– Девочка моя, – поцелуи и шепот снова ласкали кожу. – Спасибо…

Кроткий, как в нашу первую встречу: на эту нежность я купилась, принимая ее за любовь. Это его природа, он хищник, вот и пристает с поцелуями, как благодарная собака.

Он думает, я простила его, раз кормила при смерти. Что еще ему думать… Мы расстались со скандалом, а потом я позволила себя укусить. Даже больше: сама напросилась.

– Хватит, Эмиль, – попросила я, закрываясь ладонями от разбитых губ. – Не надо.

– Пойдем в спальню, – хрипло сказал он. – Быстро обработаю раны, и поедем. Здесь нельзя оставаться.

В комнате я помогла Эмилю сесть, вынула пистолет из распухших пальцев и расстегнула рубашку до самого низа. Феликс ходил по комнате, пока я рассматривала израненную грудь. Может быть, мне просто хотелось на ком-то сорваться, но бесил он меня страшно.

– Принеси полотенце, – сухо сказала я. – И намочи хорошо.

Кровь засохла на коже коркой, толком ничего не понять – надо помыть раны. Я надавила пальцами вокруг самой крупной дыры в центре грудины, пытаясь понять, как вытаскивать пулю. Может сама выйдет, если ничего не делать? Или пусть Феликс возится?..

Эмиль пытался поймать мой взгляд, пока я изображала из себя врача.

Неожиданно он перехватил руку, поцеловал запястье – и заметил прокол. Я ответила почти безразличным взглядом, слишком устала, чтобы оправдываться или бояться. Он понял, что я кормила Андрея, но только усмехнулся – приятно и сладко, словно соблазнял. Улыбка на разбитом лице выглядела жутко.

– Рад, что ты не пострадала. Сильно ему досталось?

– Меньше, чем тебе, – тихо ответила я.

И отвернулась, делая вид, что простреленная грудь – самое интересное в моей скучной жизни. Не знаю, как объясню все Андрею… Даже если я надену водолазку с высоким воротником, укус он заметит – я едва двигаю шеей, такое не скроешь.

И мне надо успеть до вечера. Не хочу, чтобы он искал меня, злился, что ушла, потом заметил укус… Ему и так придется сказать, разочарую его еще больше.

– Яна.

Я так увлеклась, что не заметила, что Феликс стоит рядом, протягивая капающее полотенце. Я прижала его, как компресс, к груди Эмиля. Надо подождать, пока отмокнет.

– Сильнее дави, – посоветовал Феликс, как будто сама не догадаюсь. – Кто тебя так? Не меньше четырех же, точно… Спиной повернись, – он небрежно шлепнул Эмиля по шее и тот огрызнулся, скалясь, но дал посмотреть спину. – Ну что, две придется вытаскивать. Сочувствую.

– В смысле? – спросила я.

– Две навылет. Шесть дыр в тебе, Эмиль, как живой остался… Червей бы кормил, если б не жена твоя.

– Бывшая, – тихо, но упрямо сказала я.

– Обезболивающего нет, придется наживую тащить, – Феликс снова полез в свою сумку. – Скажи спасибо, что взял все нужное.

– А как ты вообще здесь оказался? – спросила я.

– Эмиль позвонил, сказал ранен… А где, не сказал! Я из-за тебя, дебила, полгорода объехал, пока нашел… Что случилось? Или на, – Феликс пощелкал длинным пинцетом. – Сам себе выковыривай.

От вида инструмента меня замутило. Я отстранилась, чуть не выронив полотенце. Эмиль перехватил его сам, стирая с груди все, что успело отмокнуть.

– Не при Яне, – коротко ответил он, голос стал ниже и раздражительным.

Феликс сходил на кухню за ножом и пояснил, как будто мне:

– Расширить надо. Выдержишь?

Эмиль плотно стиснул челюсти, готовясь к боли – так, что желваки напряглись.

– Выдержит, – ответила я вместо него. – Он сильный, терпеть умеет.

Эмиль откинулся назад, опираясь локтем, поерзал, словно искал удобное положение. Сжатые губы побелели.

Я отсела подальше, уступая место, и опустила голову. Не хочу смотреть, как в моем бывшем муже ковыряются пинцетом. Я ждала крика, но Эмиль только замычал сквозь зубы. Боковым зрением я видела, как он дернул ногой, изо всех сил упираясь в пол, а затем ею же оттолкнул брата.

– Осторожно! – зарычал он. – Ребра сломаны, не дави так.

Как то тело в кустах, он весь переломанный… Только почему-то живой. И я не понимала, что его спасло.

– Да тише! – снова огрызнулся он.

Короткое рычание и Феликс выругался – Эмиль что, укусил брата? Я несмело подняла глаза: Эмиль привстал, с ненавистью глядя на Феликса, одно из ранений ему расковыряли и по животу текла свежая кровь.

– Придурок! – Феликс встрянул укушенной рукой и швырнул нож на диван. – Пусть вон она с тобой возится, – он кивнул на меня. – Надоел.

Он ушел на кухню, хлопнув дверью.

– Сам придурок, – зарычал вслед Эмиль, неловко поднялся и подобрал инструменты. – Пойдем, Яна, поможешь.

В ванной он отдал мне пинцет и встал с ножом перед зеркалом, примеряясь к соседнему пулевому. Он щурился и мазал мимо раны, справится ли вообще?..

– Ты сможешь сам? – я села на бортик ванны, рассматривая красноватый кафель после неудачной уборки.

– Конечно, смогу. Тянуть нет времени.

О времени Эмиль говорил будто убеждал себя, настраиваясь на нужный лад. Неуклюже сжал нож, пытаясь сделать хват увереннее, и резко вдавил острие в рану. Я отвела глаза и теперь рассматривала ванну.

Штора, грудой валявшаяся на дне, тоже вызывала вопросы. Ее притащил Эмиль, но зачем?

– Дай пинцет! – сдавленно попросил он.

Я протянула не глядя и через минуту услышала, как пуля звонко упала в раковину. Еще минут пять и за ней отправилась вторая.