Глава 46

— Если эти придурки испугались обычного медведя, я им яйца бантиком завяжу! На ушах. Для красоты. — злобно процедила Бешеная, вскочив на ноги.

— Думаешь, у них есть яйца на ушах? — спокойно поинтересовался Радемон, вставая рядом.

— Сомневаюсь, что они вообще у них есть. — ответила светлая, и разочарование в ее голосе не услышал бы только глухой.

В этот момент между ними по направлению к лагерю стремительной тенью пронеслась Ксинс. Изящная, мокрая и обнаженная, словно лимнада, решившая повидать своих товарок — дриад и альсеид. Капельки воды блестели на ее обсидиановой коже невесомой кольчугой, а волосы развевались за спиной подобно призрачному шлейфу.

Но, несмотря на наготу, в руках эльфийка держала артефактный лук, а на поясе у нее болтался колчан со стрелами. И то и другое она бережно хранила в выкованных Банарвом кольцах.

— Обугленный господь! — Бешеная выругалась, добавив парочку выражений покрепче, и устремилась вслед за сестрой.

Поспешил за ними и маркиз.

Выскочив на поляну, фор Корстед обнаружил окровавленного Банарва, неимоверным усилием удерживавшего натиск сразу трех матерых Хиндатских Львов. Увеличив щит навыком, он прикрывал себя и вжавшегося в дерево Налланномома, который, выпучив глаза от страха, тем не менее не забывал лечить дварфа.

Бешеная, судя по всему, только что отвлекла на себя еще трех кошек, и теперь крутилась волчком, уворачиваясь от их когтей и клыков, одновременно с этим пытаясь достать монстров своими длинными ножами с изогнутым лезвием. Ее четко выверенные движения поражали смесью изящества и звериной ярости, коей светлая ничуть не уступала своим противникам.

Ксинс же завязала перестрелку с четырьмя многоножками, защищенными слоем коричневых пластин зазубренного хитина. Каждая из тварей обладала круглой зубастой пастью и длинными серповидными жвалами, а размерами превосходила молодого медведя. Если того, конечно, вытянуть метров так на пять в длину.

При этом многоножки активно плевались кислотой, от которой дроу уворачивалась, прячась за деревьями. Следы их попаданий так же виднелись на земле, бревнах и щите Банарва.

— Что-то вы не торопились. — раздраженно бросил дварф, приголубив молотом подобравшуюся слишком близко лапу. Сработал эффект артефакта и на коже монстра появилось пятно обугленной плоти. Запахло паленой шерстью. — Так тебе, кошка драная!

— Неужели тебе нужна помощь? — деланно удивился Радремон, доставая из ножен шпагу.

Бородач не ответил. Он спровоцировал ближайших чудищ атаковать себя и теперь сосредоточенно доворачивал щит, сотрясаемый отнюдь не шуточными ударами. Все-таки Львы обладали сразу четырьмя заканчивающимися крюком хвостами, а значит стояли в иерархии значительно выше всех ранее встреченных спатой представителей этого вида.

Как-никак Дуинитон.

Вот только откуда они тут взялись?

Впрочем, подумать об этом можно и позже.

Первым делом маркиз решил помочь Ксинс и накрыл многоножек парой Удушающих облаков. Это позволило лучнице перестать бегать и сосредоточиться на стрельбе. Встав на одном месте, дроу глубоко вдохнула и принялась запускать в клубящуюся тьму снаряд за снарядом. Каждый второй сиял взрывным навыком. И делала она это с такой скоростью, что когда накладывала на тетиву третью стрелу, первая только-только достигала цели.

Следом фор Корстед швырнул Тройную стрелу праха в ближайшего к нему Льва Бешеной.

Одну.

На пробу.

Урон прошел, и один из шипов монстра отвалился, а на его месте образовалось пятно мертвой плоти размером с небольшое блюдце. Значит уровень твари лишь ненамного превышал радремоновский.

Это хорошо.

Но не слишком ли их много?

Взревев во всю глотку, раненное чудовище покрутило головой и скрестило взгляд двух пар оранжевых глаз на маркизе. В свете ярко пылающего костра оно выглядело устрашающе. Клыки, шипы, похожие на серпы когти, дрожащие на кончиках хвостов крючья, капающая из оскаленной пасти слюна. Любой, увидавший в ночи подобное зрелище, бросился бы наутек, оглашая лес нечленораздельными криками.

Но фор Корстед не дрогнул и не сошел с места. Он стоял подобно гранитному изваянию великого полководца, направив острие шпаги в морду страшилища. В его глазах плескалась тьма, а на устах застыла мрачная ухмылка собственного превосходства.

Хидатский Лев сорвался с места, могучим прыжком преодолев половину расстояния до жертвы, еще не подозревая, что добычей сегодня будет только он сам.

Первые Узы отчаяния, не сработали, по какой-то причине отскочив от покрытой шипами шкуры. Но зато вторые надежно сковали монстра, припечатав того к земле буквально в двух метрах от Радремона. Но даже тогда на лице маркиза не дрогнул ни один мускул, и он принялся спокойно расстреливать тварь Тройными стрелами праха.

Даже будучи обездвиженным, чудовище не сдавалось. Оно не могло пошевелить лапами, однако четыре его хвоста мелькали с ужасающей скоростью, умудряясь разрубать часть летящих по разной траектории смертоносных сгустков.

Но остальные все-равно достигали цели, оставляя все новые и новые отметены на теле Льва.

Покрылся мертвенным бельмом и вытек левый-верхний глаз, сгнило правое ухо, стремительно побелела и выпала шерсть на пораженном заклинанием загривке. Показался обнаженный участок черепа. Следом, тщательно прицелившись, маркиз метким выстрелом Каменного дротика, перебил один из хвостов. А затем и второй, вдвое ослабив защитные возможности монстра.

Фор Корстед хотел уже добить тварь, когда неожиданно действие Уз закончилось раньше времени, и чудовище, оглушительно ревя, устремилось к обидчику.

Но и теперь Радремон не запаниковал. Сохраняя ледяное спокойствие, он Слился с тенью, одновременно шагнув в сторону. А когда потерявший его из вида зверь приземлился на месте исчезнувшей цели, он рванул вперед Пронзающим выпадом, вогнав шпагу точно в место одного из отвалившихся шипов.

Родовое умение пусть уже и значительно отставало по урону от магии тьмы, но по-прежнему приносило пользу. К тому же оно позволяло резко сократить дистанцию и применить не раз отработанную связку со Стрелой праха.

Что и продемонстрировал маркиз.

Одна за одной Тройные стрелы праха впивались в тело матерого Хиндасткого Льва, расширяя область омертвевшей плоти и доставляя чудовищу невообразимые страдания. Наконец количество нанесенного урона превысило запас здоровья, и система известила фор Корстеда о получении опыта и трофейных монет.

Однако перед смертью монстр умудрился удивить Радремона, попытавшись достать его уцелевшими хвостами. Один маркиз отрубил стремительно извлеченной из тела врага шпагой, а от второго попытался уклониться. Вот только показателя ловкости не хватило, и крюк вспорол ему левое плечо, нанеся двадцать единиц урона.

Совсем немного. Всего лишь шесть процентов от общего количества. Но фор Корстед все-равно досадливо цыкнул. Гораздо проще было прикрыться магией. Не так-то легко избавиться от старых рефлексов.

Эта схватка заняла всего несколько секунд и обошлась Радремону меньше чем в половину запаса маны. Он тут же заглянул в Перстень и убедился, что у него есть еще два восстанавливающих зелья. Однако сразу пить не стал. Слишком неэффективно. А мотаться посреди боя в трофейный магазин маркиз не планировал.

Тем временем Ксинс умудрилась нашпиговать стрелами одно из насекомых переростков, заставив то рухнуть с опаленными дырами в хитиновой броне, а фор Корстед наконец узнал как оно называется.

[Плюющаяся Прожороножка повержена.]

[Получено 50 опыта.]

[Получено 90 трофейных монет.]

Больше, чем за Мохопса! И это с учетом распределения, хотя и не полностью выкрученного в пользу спаты. Себе Радремон тоже оставил.

Однако бой продолжался, и настало время серьезно качнуть весы в пользу отряда. Дважды подряд примененная Зомбификация подарила маркизу двух прислужников. Прожороножка тут же отправилась вносить разлад в действие сородичей, а собственноручно убитого Льва фор Корстед послал на помощь Банарву с Налом. Тем приходилось уже совсем туго.