Сдав инвентарь и отмывшись, невольники вернулись в барак. Узнав о смерти Одбера, Бишом, не долго думая, назначил нового надсмотрщика. Им стал тот самый мужчина с колесом на плече и кличкой Удачник. Оказывается однажды его приговорили к колесованию, но пьяный палач умудрился даже с пометками в виде татуировок перепутать преступников и казнить другого. Счастливчика же с глаз долой продали на шахту.

Когда принесли еду, Удачник скомандовал строиться к трапезе, но при этом не забыл бросить настороженный взгляд на фор Корстеда — вдруг тому опять что не понравится. Однако Радремон по-прежнему плевать хотел на иерархию рабов, и новый надсмотрщик мог спать спокойно. Само собой пока будет держать язык за зубами, но на это, похоже, его мозгов оказалось достаточно.

— Послушай. — обратился маркиз к Налу, когда невольники улеглись на пучки соломы. — На счет сегодняшнего…

Фор Корстед действительно хотел кое-что обсудить с товарищем, однако тот, вымотавшись за день, уснул, не успев даже окончательно принять горизонтальное положение.

А вот к Радремону сон не шел.

Глядя на путешествие двух полумесяцев по ночному небу, он вновь обратился мыслями к прошлому. Словно застрявшая в горле кость, навязчивая идея никак не желала оставлять маркиза в покое.

Что если все, что происходило до попадания в Миткалас, на самом деле ненастоящее?

Сложно не заметить разницу в ощущениях между убитыми здесь людьми и противниками, поверженными прежде. Память услужливо подбрасывала картины окровавленных врагов, пронзенных верной шпагой. Будь то поединки, дуэли или ожесточенная сеча на поле брани — маркиз не раз вынимал свое оружие из тел неприятелей. Так почему же теперь все по-другому? Что изменилось?

Фор Корстед помнил и детство, проведенное в стенах родного замка. Когда установленные в нишах доспехи казались гигантскими стражами, готовыми сойти с пьедестала и наказать за шалость. Помнил уроки учителей и наставников, прививавших первые навыки: от верховой езды до грамоты. Не забыл время, когда он прислуживал оруженосцем соратнику отца, а после и сам водил людей в бой.

Не мог Радремон выкинуть из головы и первую жену, погибшую во время родов, а так же вторую — Луизу, подарившую ему двух очаровательных детей. Даже сейчас лавандовый флер ее духов как будто щекотал ноздри маркиза, а пальцы могли ласкать шелковые локоны цвета спелой ржи.

Так почему сердце рвет от боли, а глаза предательски щипет от незваных слез? Почему случайное прикосновение к Мике кажется более реальным, чем часы и дни, проведенные вместе с любимой?

Что если вся прежняя жизнь действительно ненастоящая?

Что если он сам ненастоящий?

Крамольная мысль обожгла разум фор Корстеда огненной стрелой, вонзившейся в самый центр его естества. Дрожа, словно в лихорадке, Радремон до боли стиснул кулаки, и лишь заструившаяся по ладоням кровь немного его отрезвила.

Если вся прежняя жизнь — ложь от начала до конца, то зачем вообще существовать? Какой смысл продолжать трепыхаться выкинутой на берег рыбой. Ведь даже та надеется вернуться обратно в родную среду, а на что рассчитывать человеку без прошлого? Куда возвращаться тому, кто не существовал?

На миг маркиз даже захотел взять в руки меч и оборвать бессмысленную действительность, но что-то глубоко внутри воспротивилось такому решению. Нет, он не станет лишать себя жизни! Назло судьбе, богам или кому бы то ни было не станет! Он сам творец своего будущего, и раз уж его путь только начался, то только ему выбирать что и как будет дальше.

Но раз нет прошлого, значит нет ни морали, ни законов, ни запретов. Все эти глупые ограничения можно с легкостью отбросить и поступать как считаешь нужным, не думая о мнении и чувствах окружающих. Кто они такие, чтобы решать за других? Решать за него?

И первым делом нужно стать сильнее. Только обретя достаточно могущества, можно на самом деле жить, не оглядываясь на прочих. К счастью, у фор Корстеда имелся очень простой способ шагнуть вверх.

Уровни.

Характеристики.

И опыт, добыть который труда не составит.

Радремон сел и достал из Перстня второй гоблинский кинжал. В алом свете красной луны его зазубренное лезвие казалось покрытым кровью. Оно словно чувствовало желание хозяина и жаждало впиться кому-нибудь в глотку, подарив владельцу мимолетное чувство власти. Над чужой жизнью и над своей собственной.

Слева мирно спал Налланномом, шевеля во сне щупальцами, справа же разлегся незнакомый раб, уже трудившийся в шахте, когда Бал’Луг привез новую партию. Молодой, явно младше Дарнуана, с едва пробившимся пушком на верхней губе. Тощий, как заморенный голодом пес. Его покрытые сплошными мозолями руки уже много лет не видели тепла и ласки, а на изможденном лице с легкостью читалась печать обреченности, присущая большинству невольников.

Зачем ему жизнь? Смерть примет его в свои объятия, подарив облегчение и вечный покой. А маркиз получит свой опыт. Пять? Шесть? Семь единиц? Не важно. Трех-четырех рабов хватит, чтобы поднять уровень. А за всех в бараке, может, наберется и еще на парочку. Это же как скакнут характеристики! Больше никто не сможет указывать фор Корстеду, что ему делать!

Радремон занес кинжал, готовясь применить навык и одним ударом оборвать жизнь жертвы. Мгновение, один вдох отделяли его от черты, ступив за которую пути назад уже не будет. В бездну все! Какая разница? Есть только сила и власть над собственной жизнью. Остальное — пыль, толстым слоем оседающая на телах рабов. На их душе. На их будущем…

Рука с оружием двинулась вниз, но в последний момент замерла, едва не коснувшись беззащитной кожи. Почему? Почему он медлит? Это ведь так просто. Раз — и опыт потек рекой, два — и воин первого ранга приносит тебе завтрак в постель, три — и короли склоняются, признавая правителем всего материка.

Так просто, и в то же время бесконечно сложно.

Юнец всхрапнул и дернулся, не подозревая на какой тонкой нити висит его жизнь. Он улыбнулся, не раскрывая глаз. Возможно ему снились объятия давно мертвой матери или поцелуй девушки, которой у него никогда не было и не будет. А может просто привиделась тарелка горячей еды с парящим куском сочного мяса.

Радремон не отказался бы сейчас даже от столь нелюбимой им твердой полоски вяленой оленины, которою приходилось месяцами грызть в походах.

Или не приходилось…

Маркиз убрал кинжал, так и не закончив начатое. Что-то не дало ему оборвать нить судьбы никчемного раба. Какое-то странное чувство в груди, всколыхнувшееся и тут же пропавшее. Хотя возможно оно лишь померещилось фор Корстеду, как и вся его прежняя жизнь.

«В любом случае, за людей трофейных монет не дают». — подумал он, вновь укладываясь на колючую солому. — «А без заклинаний и навыков сильнее не стать».

При этом Радремон не заметил, как из-под кустистых бровей за ним внимательно наблюдала пара полузакрытых глаз. И еще одна следила, не таясь, но их не видел никто.

Утром Налланномом проснулся на удивление в бодром расположении духа. Будто не его руки представляли собой малоприятное месиво с подсохшей за ночь коркой. Потянувшись, он растолкал Радремона и сразу же отметил случившиеся с ним изменения.

— Эй, Рад, тебе плохо? — участливо спросил иллит. — На тебя лица нет.

— Отстань. — довольно резко отмахнулся маркиз. Ночные мысли никак не отпускали его, а поселившийся в груди холод ледяными шипами терзал сердце, прорываясь даже наружу.

— В тебя опять кто-то вселился что-ли? — не унимался Нал. — Кто на этот раз? Надеюсь не дух Одбера. Мы вчера с ним не очень-то хорошо обошлись. А может Дарнуан вернулся? Дар, ты тут?

С трудом подавив желание проверить дают ли за говорящих моллюсков трофейные монеты, фор Корстед поднялся и встал в очередь за пищей. Процессом руководил Удачник. Он рьяно следил, чтобы никто не брал лишнего, не забывая с опаской поглядывать на причину своего неожиданного возвышения. А когда Радремон подошел вплотную, и вовсе невольно отшатнулся и потупил взор.