Неподалеку располагался покосившийся барак с соломенной крышей, куда и вел новую партию рабов О’Грэди. Строение было настолько ветхим, что, казалось, рухнет, если на него нагадит голубь, а в щели между досок запросто проходил кулак.

«Мда. Не родной особняк, конечно». — пронеслось в голове Радремона. — «Конура у бедняков лучше сложена».

— Простите, хозяин. — дрожащим голосом обратился к Бишому сутулый раб, сидевший на к о злах вместо Сима. — У вас не будет случайно корочки хлеба? А то нас сегодня не…

Его речь оборвал кулак, впечатавшийся несчастному в брюхо. Удар вышел такой силы, что бедолагу согнуло дугой, а его ноги оторвались от земли на добрые сантиметров десять.

Раб рухнул на землю, беспомощно глотая поднявшуюся пыль и не в силах даже стонать. А маркиз подумал, что или комендант использовал какой-то навык, или он развил свое тело значительно выше возможностей простых смертных.

А вот судьба корчившегося на земле невольника его, как ни странно, особо не волновала. Тот был ему никем. Мир вокруг, насколько успел понять фор Корстед, представлял собой жестокое место, где правили исключительно сила и статус. Власть, положение, связи, ранги и холодный разум — вот что определяло будешь ты на вершине пищевой цепочки или станешь довольствоваться тумаками на завтрак, обед и ужин.

Радремон пообещал себе во что бы то ни стало попасть в число первых. Благодаря полученной от иллита информации, он уже кое-что смыслил в местных реалиях и ждал подходящего случая, чтобы взять судьбу в свои руки. Нужно было лишь стать чуточку сильнее и ухватить за хвост проказницу-удачу. А она, как известно, любит терпеливых, но решительных.

Со стонами и руганью из данжа начали выходить шахтеры. Одни тащили кирки, другие катили тачки с добычей, третьи несли погашенные лампы. Но всех их объединяло две вещи — толстый слой пыли, покрывавший кожу, и такой же, как у маркиза, ошейник.

Под конец вынесли двух рабов, которые сами идти уже не могли. Воздух с хрипом вырывался из загубленных легких, а на губах пузырилась кровь. Смерть уже стояла за плечом обреченных, но они встречали ее с благодарностью за избавление от мук. В последний раз вдохнув свежего воздуха, невольники зашлись в безудержном кашле и, отхаркнув по кровавому сгустку, замерили, чтобы больше уже никогда не подняться.

— Пыльнячка… — с содроганием прошептал Налланномом. — Я же говорил.

— С этого дня подчиняетесь Одберу. — не обращая внимания на погибших, объявил О’Грэлди, кивнув на стоявшего в стороне рослого невольника. После чего развернулся на каблуках и, перешагнув через скрючившегося от удара раба, ушел назад в город.

Чуть более чистый, чем прочие, и с неплохо развитой мускулатурой, чертами лица Одбер походил на грифа, готового в любой момент вцепиться клювом в подгнившее мясо падали. Оценив пополнение цепким взглядом прищуренных глаз, он кивнул самому себе и скомандовал:

— Новенькие, тащите груз и инструменты на склад. Остальные — в барак.

Когда с поручением было покончено, и рабы вернулись в свой новый дом, оказалось, что трапеза уже закончилась, и есть больше нечего. Такой расклад заставил фор Корстеда гневно скрипнуть зубами.

Глядя сквозь щели в стене на медленно ползущие в небе диски двух лун, он решил с завтрашнего дня непременно изменить расклад сил.

Подъем случился еще до рассвета, когда первые лучи едва-едва проснувшегося солнца окрасили восток в нежно-розовую палитру. Безусый поваренок с трудом приволок ведро подозрительно вязкого варева, и оглушительный запах горячей еды разбудил рабов лучше колокольного звона или смачного пинка по ребрам.

Особенно туго пришлось новеньким. С последней кормежки прошли уже почти целые сутки, да и она не сказать, что изобиловала деликатесами — жидкий бульон с редкими кусками овощей и ломоть черствого хлеба — все чем расщедрился Бал’Луг в день продажи живой собственности.

Поэтому желудок Радремона, казалось, поднял своего хозяина без участия рук и ног и поставил в организованную Одбером очередь. Невольники по одному подходили к ведру, черпали из него миской и, воровато озираясь, отползали в сторону, чтобы жадно поглотить нехитрый завтрак. Словно побитые псы, случайно урвавшие пустую кость.

— Живее, забери вас четырежды мертвый бог! — прикрикивал главный раб, коршуном нависая над ведром. — Норму никто не отменял! Давно плетей не получали? А ты куда лезешь, урод? — Одбер перехватил миску Налланномома, тянувшегося за своей порцией. — Еще дня не проработал, а все туда же? Новички сегодня едят только вечером!

Он замахнулся, чтобы ударить иллита, но маркиз в последний момент перехватил его руку и крепко сжал ее, заставив Одбера болезненно поморщиться. Раб дернулся в попытке освободиться, однако на удивление ему это не удалось. Похоже значение силы в четыре единицы несколько превышало возможности обычного, пусть и мускулистого, человека. Вот бы еще как-то выяснить показатели рангового воина.

Невольники замерли, изумленно взирая на развернувшуюся сцену. Одбер, напрягая мышцы, стремился вернуть себе главенствующее положение, вот только, как он ни старался, ему не удавалось вырваться из хватки тщедушного на вид молодого человека. И этот факт никак не укладывался в головах обитателей барака.

— Отпусти, тварь! — змеей прошипел Одбер, сверля обидчика взглядом.

— Не то что? — придав голосу стали, спросил фор Корстед. — Ударишь?

Он резко разжал пальцы, и главный раб от неожиданность пошатнулся и чуть не упал, успев вовремя схватиться за стену. Радремон же, не сводя с него глаз, зачерпнул себе еды, занял место надсмотрщика и громко заявил:

— Едят все! Подходите.

— Ты об этом пожалеешь! — выдавил из себя Одбер, потирая запястье, но маркиз его проигнорировал.

— Ну ты даешь! — восхищенно прошептал Нал, поглощая пищу, наклонив миску к щупальцам. — Спасибо, что выручил, Рад. Я и не знал, что ты такой сильный.

— Я и сам не знал. — буркнул фор Корстед, не забывая следить за обстановкой.

На самом деле, он не был до конца уверен, что справится, и здорово рисковал, ввязываясь в конфликт. Ведь если бы его предположения относительно соотношений сил оказались ложными, Радремону пришлось бы или доставать оружие или признавать поражение. Ни то ни другое не сулило ничего хорошего.

Но, видит Светлоликий, как же ему надоело пресмыкаться! Пусть и маленькая, но победа, согрела сердце маркиза, подарив столь приятное чувство удовлетворения. И даже если при этом он нажил себе врага, то факт осознания своих возможностей в новом мире стоил гипотетических проблем. К тому же что может ему сделать обычный раб? Тот даже не понимал с кем связался.

Закончив с трапезой, невольники сходили на склад за инвентарем и под руководством Одбера выстроились у входа в данж. Фор Корстед не пытался захватить лидерство. Во-первых оно его не интересовало, а во-вторых он банально не знал, что и как нужно делать. Ему ни разу не доводилось не то что заниматься горным ремеслом, но и даже разговаривать с кем-то, кто умел держать в руках кирку. Хотя среди неумирающих, он слышал, встречались любители добывать руду, но подобных пристрастий Радремон не понимал.

Надсмотрщик открыл уже было рот, чтобы скомандовать спуск, как тут его взгляд зацепился за Бишома, вышедшего из-за угла, и Одбер, побросав инструменты, устремился к коменданту. Низко поклонившись, он начал что-то тараторить, время от времени указывая рукой в сторону маркиза. Налланномом обеспокоенно ткнул товарища локтем в бок, однако фор Корстед оставался абсолютно спокоен.

И не зря.

Выслушав Одбера, О’Грэлди лишь расхохотался и наотмашь ударил стукача по лицу тыльной стороной ладони. От удара раб рухнул на четвереньки, а Бишом невозмутимо пошел дальше, насвистывая себе под нос веселую мелодию.

Радремон верно оценил характер коменданта. Тот глубоко плевал на проблемы рабов и их взаимодействие. Главное, чтобы выработка руды поддерживалась на должном уровне, а кто там из пленников кого обидел или на чьей голове сидит воображаемая корона лидера, его волновало не больше, чем цвет крыльев пролетающей мимо мухи.