— Это ты так думаешь.

— Да. Но не я одна — и пока все будут упорно думать, на границе с Норвегией у нас будет все относительно спокойно. А чтобы им думалось… подольше, я Густаву пообещала сотню бомбардировщиков СБ отдать.

— А что у нас война идет, ты забыла?

— Не СБ-М, а старых СБ, но шведам и их хватит, чтобы полностью перекрыть все норвежские порты кроме разве что Алезунда, но рыбацкий порт вообще никому не нужен. И тогда английские войска в Норвегии просто сдохнут с голоду… а самолеты эти мы все равно собирались выкидывать. А вы же сами говорили, что даже немцы СБ-М от СБ не отличают… так что нам нужно, чтобы они своим ходом только до авиабаз в Швеции долетели, и пусть там стоят, британцев пугают одним лишь фактом своего наличия…

Вере всей этой авантюре как раз Вячеслав Михайлович и научил, и даже все политические расклады ей объяснил. А проводить всё по «внутренним каналам» он это не стал, зная, что встретит резкое сопротивление и, скорее всего, абсолютное непонимание со стороны как раз Сталина и Берии с Тихоновым. Потому что всё это авантюрой и было, причем базировавшейся на зыбком фундаменте веры в то, что в Британии все же откровенных идиотов во власти не так уж и много. Но больше — на надежде, что британский гонор не позволит им вступить в многосторонние (и равноправные) переговоры с «мелкими странами, возомнившими о себе слишком много»: ведь случись такие, все спорные вопросы можно было бы решить за пару дней. Но Вячеслав Михайлович британцев знал очень неплохо — и уже успел убедиться в том, что и Старуха придерживается точно такого же о них мнения…

Но даже он, излагая свои соображения Вере — для чего он специально к ней в гости забежал ненадолго — не ожидал, что Вера так шустро примется за дело, вдобавок выдав свои комментарии:

— Идея мне нравится, да и Густав идиотом не выглядит. А если что пойдет криво, то можно будет отбрехаться, списав все на токсикоз глубоко беременной тетки, которая, к тому же, с десятого апреля в декретном отпуске и никого, кроме себя, представлять не может. Да и за себя отвечать по вышеуказанной причине, тоже не в состоянии…

— Вы неважно себя чувствуете? Тогда извините, я думал…

— Правильно думали, у меня все неприятности еще в марте закончились, но отмазка от этого хуже не становится. Так что… завтра с Густавом поговорю, посмотрим, что из этого выйдет.

Что-то вроде вышло, но, по большому счету, всерьез Верин «ультиматум» только Лаврентия Павловича обеспокоил. Потому что шла война, и шла она не совсем по плану: если в Белоруссии отступление Красной армии шло, в общем-то, по составленному Генштабом графику, то на Украине, особенно в Львовской области, все было сильно хуже. Двадцать четвертого мая немцы захватили уже Золочев, а венгры вошли в Станислав…

А румыны, вступившие в войну только двадцать первого и форсировавшие Прут сразу в нескольких местах, подошли к окраине города Бельцы и продвинулись на двадцать километров в направлении Кишенева. По предварительным данным, собственно румын в наступающей армии было за полмиллиона, и еще столько же было немцев — а по данными авиаразведки, на фронт двигались еще весьма значительные пополнения.

— Итак, товарищи, я жду каких-то реальных предложений, — начал воскресное совещание Иосиф Виссарионович. — Так как план, разработанный товарищем Ватутиным, выполнить не удалось…

— Выполняется план, просто немного досрочно, — мрачно пошутил Валентин Ильич.

— Я, наверное, скажу ересь, но мне кажется, что наши неудачи в Украине в целом нам на пользу идут, — поспешил разрядить обстановку в кабинете Лаврентий Павлович. — Разведка сообщает, что фашисты уже начали перебазирование по крайней мере одной танковой дивизии из Латвии в Словакию. И есть некоторые свидетельства того, что так же на юг, правда поближе, в район Гродно, перебазируются и значительные пехотные части вермахта.

— И в чем же вы видите тут пользу?

— Лишь в одном: операцию «Колывань» мы можем начать уже завтра утром. И мы ее начнем…

Когда-то маленький автомобильный заводик, производивший в момент открытия аж по пятнадцать крошечных, на три четверти тонны, грузовичков с полулитровым мотором, содранным с мотоциклетного от «Хускварны», после того, как Глеб Максимилианович изыскал для «студенческого автопрома» сорок миллионов тогда еще довольно весомых рублей, очень быстро вырос — вместе с городком Гаврилов-Ям, и уже в тридцать пятому году вышел на мощность в пятьдесят тысяч машин в год. Правда, тогда двадцать тысяч из этих пятидесяти были легковыми «Горбунками» — но молодежь ведь никогда не останавливается на достигнутом! В тридцать шестом производство «Горбунков» перевели на новый завод в Судиславль, а Гаврилов-Ямский завод полностью перешел на выпуск грузовичков, к тому же как раз в тридцать шестом там наладили, наконец, и собственное производство моторов (точнее, его перенесли из Нерехты, так как трактора перевели на дизеля). Город рос, производство грузовиков… оставалось прежним, и единственным «крупным достижением» стало изготовление кабин этих грузовиков уже не из дерева, а цельнометаллических. А так грузовик вообще не изменился.

Однако стране больше этих грузовичков вроде и не требовалось, все же маловата была машинка, но маловата она была лишь до начала сорок первого года. А зимой сорок первого внезапно в армии кто-то догадался, что такая букашка в войсках, да в боевых условиях тоже может оказаться исключительно полезной — хотя бы потому, что весила машинка без груза меньше полутоны и в случае чего ее даже груженой четверо солдат смогут из любой грязюки вытолкать. К тому же даже в армии очень много грузов появляется нетяжелых, но на руках таскать которые все же напряжено. И вообще, машинку изначально проектировали как «замену телеги», и именно поэтому у нее грузоподъемность была выбрана «тележная», а так как в РККА гужевой транспорт до сих пор считался «основным» (по счастью, лишь считался), то экономия на овсе для лошадок уже окупала «принятие авто на вооружение».

К тому же грузовичок был очень прост в управлении: электрический стартер, три скорости вперед и одна назад, синхронизированная изначально коробка передач — и при всем этом стоимость его укладывалась в три тысячи рублей. Правда, поначалу вояки захотели грузовичок еще удешевить, потребовав снять стартер и убрать обрезинивание руля, но на совещании «по малой автомобилизации» Вера воякам объяснила, что «изменение отлаженного техпроцесса приведет лишь к удорожания производства», и армейцы больше по этому поводу возникать не стали, а молча подписали «план по закупкам».

И с весны сорок первого завод внезапно перешел на круглосуточную работу — это вместо прежней неспешной работы в одну смену. И рабочие нашлись почти сразу, правда «свежедемобилизованные», поэтому производительность выросла не втрое, а всего лишь до девяноста тысяч машин в год. Но и это было очень заметно — так что в последних числах мая поблизости от советского берега Нарвы таких — и совершенно новеньких — грузовичков было уже больше десятка тысяч. А еще там было много другой техники с моторами — и первого июня вся эта огромная масса техники пришла в движение.

Хорошо так пришла, в половине шестого пехотинцы уже провели зачистку Изборской крепости, а к семи утра был установлен дорожный знак с названием «Печоры» у зачищенного от врагов городка. Зачищали населенные пункты просто: две сотни «Терминаторов» просто лупили из своих пушек в любую точку, откуда раздавались выстрелы немцев и эстонцев, буквально смешивая с грязью стреляющих — а вот в обратную сторону выстрелы особого успеха противнику не приносили. Все же пробить разнесенную стомиллиметровую лобовую броню этих стальных милашек в принципе могла лишь немецкая крупнокалиберная зенитка — а их в первые же минуты (если не секунды) наступления разбомбили советские самолеты. Не зря Вера так упорно работала над всякими взрывчатками и их упаковкой в удобные для применения формы: каждый из И-14, принимавший участие в штурмовке, просто высыпал на головы врага по сотне маленьких бомбочек, расчищая таким образом сразу с полгектара вражеских позиций, а уж СБ-М таких бомбочек высыпал уже по пятьсот штук. Впрочем, с зенитками поступали еще проще, по расположениям зенитной артиллерии лупили термобарическими ракетами.