– Я… я подумаю. И ближе к маю и решу.

– А как я узнаю о твоем решении? Ты же мне даже написать не сможешь, я адреса-то квартиры не знаю еще…

– Пиши мне.

– Куда, в общежитие?

– В общежитие точно не стоит. Пиши… знаешь, пиши в почтовое отделение Лианозово, до востребования. Времени до мая еще воз и маленькая тележка, в любом случае спешить ни малейшего смысла нет…

В поезде (по утрам в Красноярск ходил именно пассажирский поезд, хотя всего с тремя вагонами) инженер-попутчик тихо сказал:

– Вера Андреевна, меня просили передать… Лаврентий Павлович просил передать, что все проблемы благополучно разрешились.

– Так вы из его комитета за мной следить приставлены были? А я думала, что вы инженер…

– А я и есть инженер, из Ростова: это именно мой гидроагрегат на станции монтировался. Не основной, конечно, а тот, который для собственных нужд станции, четырехмегаваттный… ну меня и попросили за вами потихоньку приглядеть. А следить – нет, именно приглядывал, чтобы у вас лишних проблем не возникало. Народ-то тут разный, знаете ли, в особенности из Гидростроя командировочные: почему-то ленинградцы в таких командировках без зеленого змия ни дня не обходятся. А спьяну и к женщинам, бывало, приставать начинают.

– И что бы вы с такими сделали? Вы, извините, человек далеко не первой молодости…

– Не первой. А в первой молодости очень, знаете ли, борьбой увлекался французской. Меня в Сормово любая шпана за дюжину шагов обходила… собственно, поэтому именно меня присмотреть за вами и попросили.

– Да я не обиделась бы, если бы вы и следили: сама эту систему в НТК ввести постаралась. А как ваш гидроагрегат?

– Готов, ждет воды. Жалко, конечно, что увидеть, как он работать начнет, не смогу: просто месяц сидеть ничего не делая смысла нет, а работы и дома много. Вера Андреевна, а могу я вас попросить…

– Конечно, вам какая-то помощь нужна?

– Я здесь, на ГЭСстрое четыре месяца безвылазно, очень по дому соскучился. А вас, как я слышал, в Красноярске самолет ждет. Если там найдется одно место и билет купить получится…

– Место найдется, а билет купить не выйдет: самолет мой личный и я чаще всего на нем одна и летаю. А сегодня мы вдвоем полетим, причем без билетов… вы же в Ростов? Это почти по дороге, так что довезем почти до дому. То есть совсем до дому: аэродром в Ростове ведь в системе НТК, так что они вам и машину оттуда до дому обеспечат. Только одно условие: я в самолете если буду что-то писать или рисовать, то меня разговорами не отвлекать. И… пока подумайте, что вам на обед и ужин в самолет брать: лететь-то часов двенадцать, а помирать с голоду у меня крайне не рекомендуется. Что предпочитаете: курицу, рыбу, кофе, чай?

Пожилой инженер так и не понял, почему девушка после этих слов так долго и заразительно хохотала… впрочем, и сама Вера не поняла, с чего это ее так разобрало. Но спустя три часа, уже садясь в самолет, она краем глаза увидела загружаемые в кабину коробки с продуктами – и новый приступ смеха у нее закончился лишь тогда, когда командир оповестил пассажиров о том, что можно уже ремни и отстегнуть…

Пока Вера перемещалась по небу, Иосиф Виссарионович обсуждал с Лаврентием Павловичем некоторые уже сугубо химические вопросы:

– Тут американская компания Доу Кемикл предлагает за лицензию по производству нейлона три миллиона долларов. И они готовы отдельно оплатить строительство установки, на которой этот нейлон будет производиться.

– Ты их послал в нужном направлении или застеснялся?

– Они не у меня спрашивали. А я спрашиваю у тебя: нужно ли нам обсудить этот вопрос с Верой Андреевной?

– Хочешь научить нашу Старуху матом ругаться? Я и без нее отвечу, и даже не матом: отказать и даже обсуждать этот вопрос в дальнейшем не нужно. Я не говорю уже, что мы потеряем рынок этих чулок, который нам до десяти миллионов их долларов в год дает. Я лучше просто покажу, что Старуха из этих полиамидов делает. Вот, смотри…

– Это что?

– Это пистолет. Пластмассовый пистолет. Из полиамидов этих, тут только ствол стальной и две пружины. Весил в полтора раза меньше ТТ, в него помешается девятнадцать патронов. И в производстве он обходится – если полиамиды не считать – всего в семь рублей.

– А почему…

– Это – первый опытный экземпляр, вчера только сделали. А все остальное… Старуха уже в Москву летит, у нее подробности и спрашивай. Только повежливее так: ей тот парень вчера предложение сделал…

В Москве Вера появилась лишь в среду: после Ростова она решила, что ей нужно «срочно поговорить» с парнями из Лабораторного завода и застряла в Лианозово на сутки. То есть действительно застряла, но не только в Лианозово: она с несколькими инженерами успела слетать в Рязань и в Бобрики. Но слетала исключительно по делу: уже при первом, самом предварительном разговоре она догадалась, что «воспоминания о запахе» ее подвели. Уже в момент входа в цех, где изготавливался АБС-пластик, она вспомнила, что так пахли отвратительные шариковые ручки харьковского производства – ручки, часто ломающиеся в руках школьника в месте свинчивания двух половинок, и мысль об использовании этой пластмассы у нее мгновенно выветрилась. Но Лена Нарышкина, внимательно выслушав подругу, выдвинула сразу два альтернативных предложения: использовать более сложный сополимер с добавлением к акрилонитрилу, бутадиену и стиролу еще метилметакрилата в качестве «отдаленной перспективы» (поскольку образцы такой пластмассы еще не вышли из стен исследовательской лаборатории) и – как «быстрое решение» – ручки делать из винилита, который завод мог изготовить практически в любых необходимых объемах.

То есть речь шла не о ручках целиком, а только об их корпусах: пипетки (в виде гофрированной резиновой трубки) в любом случае нужно было делать из резины, а блок, отвечающий за подачу чернил к перу, требовалось делать из эбонита. Поэтому сразу после Бобриков все и отправились в Рязань…

Вообще-то в СССР авторучки уже делались: на заводе имени Красина (бывшей вотчине Арманда Хаммера) выпускались отвратительные – и очень дорогие – копии «Паркеров», два завода «Мосгорпластмасс» штамповали карболитовые (и тоже безобразного качества) «нелицензионные» копии «Монблана». Еще новенький завод в Харькове тоже попытался «повторить Паркеры» – но успех там был еще более скромный, чем на заводе Красина. К тому же авторучек в любом случае делалось очень мало, а цены на них было совершенно неподъемными – ну а Вера поставила инженерам и химикам задачу начать производство именно «ученических» ручек с розничной ценой не выше одного рубля…

Специалисты задачу выслушали, покивали головами и отправились чесать в затылках, пообещав «решить все вопросы в течение месяца». И только когда наступила ночь и Вера, сильно устав за день в полетах и спорах, легла в кроватку в своей «временной резиденции» в Лианозово, до нее дошло, что «та» ручка стоила девяносто копеек уже в шестидесятых, после хрущевской денежной реформы…

Восьмого марта, возвращаясь с полигона в Нахабино, Иосиф Виссарионович поинтересовался у Владимира Григорьевича:

– Мне карабин ваш понравился, но позвольте спросить: вы считаете, что вводить новый патрон в то время, когда в нашей армии и старых не хватает, целесообразно?

– Честно говоря, я просто не думал над этим вопросом…

– Но вы же оружейник! И, я уж не знаю, сколько времени вы потратили на разработку этого карабина, но неужели за все это время вы даже не подумали, где для него патроны брать, если страна примет его на вооружение?

– Примет, – угрюмо сообщил сидящий в этой же машине Лаврентий Павлович, – я сегодня же напишу приказ по войскам КГБ о принятии на вооружение этого карабина.

– А что так мрачно?

– Пока мы его только для КГБ использовать будем, в армию его передавать рано, и даже говорить об этом рано. Да и вообще никому про него говорить не нужно: чем позже за рубежом о таком оружии узнают, тем нам будет спокойнее. А то эти буржуи, имеющие пока еще изрядное технологическое преимущество перед нами, сами что-то подобное быстро изобретут и массовое производство наладят…