— То есть вы готовы выполнить мой приказ? — уточнил я.
— Так точно, боярин, — ответили парни.
— Хреновенькое начало, — покривился я. — Ладно. Тогда отвечайте, кто вы такие?
— Воины-рыси, боярин, — сказали они хором.
— И что вы здесь делаете? — уточнил я.
— Ждём твоих указаний, боярин, — ответили братцы.
— То есть вы готовы выполнить мой приказ? — спросил я.
— Так точно, боярин, — дружно ответили ребята.
— Тогда отвечайте! — без перехода заявил я. — Кто вы такие?
— Воины-рыси, боярин, — сказали они, ещё не понимая.
— И что вы здесь делаете? — спросил я.
— Кажется, это уже было, — заметил Петя.
— Вам кто-то разрешал открывать пасти? — удивился я.
— Но это точно было! — возразил Стёпа.
— Мне не понравилось, как вы говорите слово «боярин», — любезно пояснил я и грозно повторил. — Что вы здесь делаете⁈
— Ждём твоих указаний, боярин, — потерянно сказали ребята.
До них что-то стало доходить.
— То есть вы готовы выполнить мой приказ? — ехидно уточнил я.
— Так точно, боярин, — растерянно ответили парни.
— Оба на колени! — распорядился я.
Они переглянулись и недобро уставились на меня. Я смело посмотрел им в глаза. Против меня двое уже в тотемном трансе, а в моих руках шпажонка… плевать! Меня уносила ярость и бешеное веселье! Мои рыси научатся произносить слово «боярин» с должным почтением!
Близнецы потупили взгляды и нехотя устроились на коленях. Я засмеялся и весело сказал:
— Итак, продолжим. Кто вы?
— Воины-рыси, боярин, — проворчали они.
— Что⁈ Не слышу! Ещё раз отчётливее! — скомандовал я.
— Воины-рыси, боярин! — проорали парни.
— Что вы здесь делаете? — спросил я радостно.
— Ждём твоих приказаний, боярин! — злобно пролаяли ребята.
— И вы готовы выполнить мой приказ? — насмешливо спросил я.
— Так точно, боярин! — выкрикнули они с ненавистью.
— Тогда отвечайте! — сквозь злой хохот крикнул я. — Кто вы?
* * *
Тут главное, проявить упорство, а ему в Корпусе учат прежде всего остального. Парни являлись в спортзал строго к началу самостоятельных занятий, надевали жилеты и маски, брали шпаги и на коленях отвечали на простые вопросы. Без счёта. Без смысла. Без надежды…
Правда, на третий день меня наказали шагистикой, и орали всего час. Зато во вторник, когда приезжала в обед Катя подписывать новые запросы в советы, мы чуть глотки не сорвали.
Но эти двое хотя бы при мне научились говорить «боярин» более-менее почтительно. В четверг мы действительно перешли к шпаге. Я просто вынужден был к ней перейти.
Записывать самостоятельную работу приходилось по часу после отбоя. Прибавим полтора часа приближения к тотему — я без этого уже не могу. В результате недосып, но тут важнее хоть какой-то смысл. И на третий день мне открылось, что я просто по-детски психую.
Наказали меня на геометрии, что характерно — не о том думал. Ладно, всякое бывает, марширую себе. Всё выполняю на «отлично», это после года Корпуса со мной навсегда, а сам переключаюсь на решение задачи…
И нефига не получается! Думаю о себе, хоть убей, и никакой алгебры. Стараюсь так и этак, един пень. Прихожу к выводу, что глупо от себя бегать, надо решать несоответствие. Итак, что мне в жизни не нравится? Всё же просто отлично! Сам боярин, жена красавица…
Гм. На сносях. Даже придумал, как назвать сынка или дочку. Родится же в июне 1941-го, назову Вторушей. В честь начала Второй Мировой. Стоп-стоп! Я знаю, когда Германия напала на Польшу. Только я не немец и не поляк. Для меня война началась с нападения на Россию, а кого там до этого Гитлер имел — лично мне наплевать.
Артёмка с дружиной пойдёт на войну и станет героем, его дружина тоже многое сделает, и всё-всё будет замечательно. Россия… тьфу-ты ёпть, Гардарика потеряет не двадцать пять миллионов, а всего десять-пятнадцать. И Вторуша будет гордиться папой…
Только вопрос, каким папой он или она будет гордиться. Артёмом Большовым? Получается, моя Катя носит ребёнка от этого пацана⁈
Нет, прекрасно же придумал — не-маг в теле мага. Всё просто не со мной! Это не я убил тех пятерых! Погибнут миллионы? А причём тут я? Я просто вижу магию, словно со стороны. Переношу боль, усталость, нагрузки типа не со мной. И ребёнок тоже не мой⁈ Но ведь это я, а не Артёмка, влюблён в Катю! Его нет! Он на небе!
Вот тебе и ответ на все вопросы. Как оно работает, и кто виноват — никого не волнует. Артём на небе, и выбирать тут не получится. Твои это убитые. Твоя боль. Твоя любовь. И ребёнок тоже твой. Который появится на свет в июне 1941-го!
Кстати, рыси тоже мои. Только бы парни не сломались! Впрочем, ещё день отчаянья им не помешает, и бог ведь троицу любит. И вообще в среду я был ещё не в себе, потому просто покричали, но без фанатизма — у ребят что-то стало получаться выговаривать.
Так близнецы своему счастью долго поверить не могли, когда я приказал им обращаться без титулов и стал показывать основную стойку и шаги. Петя и Стёпа повторяли прям с упоением! Вот такого, примерно, рвения я и добивался. А что слово «боярин» стали говорить с почтением — просто побочный эффект. Я ж на самом деле негордый.
Глава 20
Только не нужно думать, что из-за тотема я забил на учёбу. Тотемный дух, конечно, очень яркая и многое обещающая штука, но в жизни моей случились и более важные вещи.
Спустя какой-то год с месяцами я понял, что нельзя себя разделять, следует принимать таким, какой есть. Ежу ясно, что в результате вселения получится нечто, что отличается, и от Артёма, и от меня. То есть ясно, что нынешний я отличаюсь от старого.
Вот сосредоточился я на различиях. Нет бы начать с совпадений, а они просто удивительные. Разница в возрасте всего два года. Мы оба вышли из летящего на бешеной скорости, обречённого автомобиля. А Тёмины мозги? Чем я решаю задачи? И тот же тотем. Пусть оно врождённое, то есть Артёма, но я же с азартом его принял!
Так по сравнению с совпадениями, различия смешные. Для Тёмы его положение хозяина естественно, и он с удовольствием отгрызает всякую несогласную с ним голову. А я? Себя хозяином ещё не признал, зато для меня естественно положение Артёма. И я всё ещё морщусь, когда он кого-то грызёт! Только и всего!
Но это самообман или путь в дурдом. Пора уже принять, что моё это положение, я сам вгрызаюсь во вражескую плоть. А что при этом недовольно морщусь — да ради всего святого! Хотя лучше морщиться про себя, не показывая вида.
Не скажу, что сразу почувствовал облегчение. Понять важность задачи и решить её — разные вещи. Тогда я только «встал на путь»: запретил себя разделять, прятаться за Артёмом.
Это не Тёме, не мифическим «нам», а мне прививают военное зверство. Оно мне сильно не нравится, но как представлю себя на войне…
Каждая секунда — чья-то кровь, боль, гибель. И мне не вообще, а в данное мгновенье принимать конкретные решения!
Пока от одной фантазии впадаю в ступор. Но ведь это мой выбор — чего я ещё хотел? Я это выбрал, когда сдавал экзамены, когда шокировал признаниями западного журналиста, когда стрелял в того капитана. Ах, я не ведал тогда, что значит стать военным! Ничего, в Корпусе умеют объяснять необъяснимое.
Серьёзно, для такого просто нет слов. Об этом нельзя рассказать, но можно к нему подготовиться. Мудрые наставники осторожно подводят нас к краю. Многие из нас его видят или чувствуют и тоже не хотят. Никто не хочет, мы же нормальные парни!
Я стараюсь понять логику преподавателей в погонах. Они что-то знают. Что-то пытаются нам сказать и понимают, что этого не передать. К нему можно приготовиться, но оно всё равно свалится неожиданно. Это нужно просто пережить.
Ректор, сам боевой офицер, чётко следит, чтобы среди учителей не оказались, кому дали звёздочки только за учёность. У пацанов изначально звериное чутьё на фальшь, но дело не только в нас. Как-то эти обыкновенные, скучные люди видят «своих».