После того, как Съезд закончился, Иосиф Виссарионович заехал к Вере в гости:

– Ну что, сильно умаялась? Честно говоря, я думал, что хоть кто-то, да возмутится тем, что мы из проекта статью о выходе из Союза исключим.

– Я не умаялась, я просто специально кипеш поднимала. Делегаты-то эти как дети: им подсунули блестящую игрушку – и они на коробку из неструганных досок, в котором игрушка лежала, внимания и не обращают. А насчет закона об образовании у меня и сомнений не было, что примут: если бы они и дальше спорить начали, я бы просто прикинулась, что мне плохо стало – и все споры сразу прекратились бы.

– Ну, артистка!

– Нет, прикидываться-то не пришлось. Так что остались мои таланты невостребованными…

– Востребованные твои таланты, востребованные: закон-то именно ты писала! И народ его утвердил, значит все твою работу одобрили. Всего один голос был против – а разве это не успех?

– Закон, конечно, штука хорошая, но вот сколько сил придется положить, чтобы его реализовать…

– Не твоих сил. Твоя теперь забота будет ребенка родить и растить его. И… Я думаю, что ребенок должен гордиться своей матерью, так что уж не обессудь… официально орден Ленина ты получаешь за… не помню уже, сама прочитаешь за что. А на самом деле, считай, за то, что Конституция единогласно принята: ты для этого очень много сделала. Ладно, не буду тебя отвлекать…

А вечером, в разговоре в Лаврентием Павловичем, он высказался немного более откровенно:

– Если бы я не знал, что в двадцать втором ей было восемь лет, то решил бы, что она тогда за спиной Ильича сидела, когда спор об структуре СССР шел, со своей обычной недовольной рожицей сидела, и с тех пор только и думала, как бы половчее ненужные статьи в Конституции переписать так, чтобы и вышло именно по-моему, и никто чтобы этого не заметил.

– Да нет, у нее что-то хитрое придумывать очень быстро получается. А ты обратил внимание, как хитро она заседания вела? Ведь действительно, как школьников она всех направляла в нужную сторону. В нужную ей сторону – и слава богу, что она на нашей стороне.

– На своей она стороне…

– Да, это верно. Но вот её-то сторона – она как раз именно наша. Советская и социалистическая…

Месяц после последнего Съезда Советов Вера работала буквально с утра и до вечера. То есть с самого раннего утра и до очень позднего вечера: от работы в университете ее никто пока не освобождал, да ей и не хотелось эту работу бросать – так что кроме обычной преподавательской работы Вера готовила программу исследований на следующий год. Это – в университете, но еще оставался Лабораторный завод, где по ее заказам делалось много всякого интересного, еще нужно было принимать различные решения по управлению множеством химических заводов. Далеко не всех, конечно, почти все производство химудобрений было выведено из-под НТК в Наркомат сельского хозяйства – однако аммиак и азотная кислота – это ведь не только удобрения. И даже не столько удобрения, так что на каждом таком заводе оставался как минимум отдел, подчиняющийся Химическому управлению НТК.

По мнению Веры, структура получилась слишком уж неуправляемой, двойное подчинение заводов вызывало массу склок между руководителями разных подразделений предприятий – а Валентин Ильич урегулировать эти склоки и поручил Вере. То есть не лично ей, а как раз Химическому управлению – но руководить-то этим управлением (или, по крайней мере, курировать его деятельность) приходилось именно товарищу Синицкой! В общем, работы Вере более чем хватало. Но и интересные результаты этой работы тоже время от времени появлялись. Широким народным массам вроде и не очень понятные, да и не знали ширнармассы об этих достижениях советской науки и техники…

И одно их этих достижений на стенде Лабораторного завода Вере продемонстрировал Алексей Петров, недавно ставший заведующим кафедры наземного оборудования в МАИ:

– Старуха, ты, небось, уже забыла, как поручение мне давала шесть лет назад.

– А ты хочешь сказать, что его все же выполнил?

– Не просто выполнил, а гораздо лучше, чем ты говорила, агрегат придумал. Не лично, конечно, там человек тридцать работало… пошли в ангар, покажу…

В испытательном ангаре Вера увидела трубу диаметром больше метра и длиной метров в восемь. Сбоку трубы на отдельны стойках располагались какие-то большие циферблаты в количестве восьми штук, рядом возились несколько рабочих. А за трубой стояли вертикально две больших бочки, красного и зеленого цвета, от которых у трубе шли красивые медные трубки.

– Это что?

– Это – то, что ты тогда просила. Но с нашими доработками. То есть не совсем то, ту машину, которую ты просила, мы отправили на испытания в Боровичи: там в городе всего одна электростанция… дровяная, электричество раз в месяц на день-другой отключают, а аэродром без электричества оставлять нельзя, да и жилой сектор тоже. Там установка получилась на мегаватт с небольшим, а эта – почти такая же, но побольше чуток, уже на четыре мегаватта.

– Ну давай, хвастайся.

– Вот это – турбина, она к генератору прямо тут подсоединена. В нее керосин как раз из той красной бочки подается. Можно и солярку, из зеленой, но пока турбина не прогреется, с соляркой коптит очень сильно… Я кожух открывать не буду, это долго, а без него шум такой, что в ангаре просто находиться невозможно… но эта турбина крутит ростовский генератор на три двести. А из турбины газ выходит с температурой свыше девятисот, и газ этот идет в теплообменник… то есть в линейный котел, нам его парни из энергетического спроектировали. Получается двадцать атмосфер пара шестисотградусного, он вон туда идет, к паровой турбине на семьсот как раз киловатт. Вместе получается три девятьсот, но выдерживает и четыре мегаватта ровно… недолго, в пределах минут пятнадцати – получаса. Ну как, здорово?

– А в Боровичах…

– Там установка поменьше: газовая турбина дает девятьсот киловатт и около двухсот, чуть больше, паровая. И все помещается в кузове одного грузовика! В общем, по твоему совету мы всю наземку теперь автономно электричеством на всех аэродромах обеспечить сможем! Сейчас у товарища Тихонова приступили к согласованию вопроса по постройке турбинного завода, который эти агрегаты сможет серийно производить.

– Этот вопрос, думаю, решить несложно, средства у НТК есть. А сколько эта турбина проработать без ремонта может? Не получится ли электричество с нее слишком дорогим?

– Цена, конечно, повыше будет, чем с дровяной или угольной электростанции, но ненамного. Пока мы уверены в том, что мегаваттная турбина, газовая, я имею в виду, без ремонта сорок суток… сорок пять почти суток уже, проработать в состоянии. А паровая – мы же вообще серийную взяли, у нее ресурс назначенный три года!

– Плевать на паровую, это же не ваша работа. А мне вот что интересно… Леш, – Вера посмотрела на Алексея как-то «сверху вниз», – ты ведь вроде в МАИ кафедрой заведуешь?

– Но энергетика-то на аэродромах всяко нужна, так что работа в некотором смысле профильная!

– Ну да, конечно, как же аэродромам без электричества обойтись? Эта турбина сколько весит? Я имею в виду одна турбина, без генератора, без котла-утилизатора…

– Утилизатора?

– Ну он же тепло утилизирует, как его еще-то назвать?

– Хм… а ты, как всегда, права. Наверное, его так в документации и будем обозначать…

– Я жду ответа на вопрос.

– Эта… эта примерно две тонны весит – но на этой мы за весом вообще не следили. А та, что в Боровичах, триста двадцать килограммов.

– Неплохо. А теперь забудь на секунду про генератор и ответь мне, глядя на меня честными глазами: ты что, дурак?

– Не понял. С чего этот твой наезд?

– Это не наезд, это вопрос, причем вопрос абсолютно обоснованный. Вы сделали двигатель мощностью где-то в тысячу двести сил и весом в триста двадцать кил. Двигатель с ресурсом больше тысячи часов. В МАИ сделали – и ты искренне считаешь, что от него польза только на земле может быть? Стой здесь, не уходи никуда… нет, со мной пойдем, я кое-что Лаврентию Павловичу срочно рассказать должна. А пока я звоню, ты вот тут, на пиджаке, дырочку сверли.