Это же так просто — правильно себя вести, преданно смотреть и улыбаться. Можно хоть сейчас спрыгнуть с этого поезда, всё равно кто-нибудь заступится за сиротку!

Но я стою и молча умиляюсь, а потом полезу в танк. Нужно немного проводить штатских и возвращаться на войну. Что с того, что я теперь всё знаю? В танке мне всё равно лучше.

Пока формировали первые колонны, танкисты сбегали на рынок. А там почти без изменений, работают в обычном режиме! Я думал, что торговать некому, все в строю или собрались из города на выход, ан ошибся.

И правда, денёк поторговали, и хватит, что ли? Сказано ведь, что деньги надо делать, когда на улицах стреляют. Хотя это сказано американцем, но русские и сами давно так считают. Мой доблестный экипаж оставил на рынке тысячу марок с небольшим.

Не, всем экипажам дали на обед по две банки тушёнки и по булке хлеба, да у каждого ещё в заначке коробки с сухими пайками, но ведь дело предстояло загородом, почти пикник на природе. Как при таких делах не покушать свежих продуктов, тем более недавно выдали марки.

Переносили мы трудности и лишения почти весь день притом, что гражданские чуть не срывались на бег. Им доходчиво объяснили, что эта попытка выйти из города последняя, да и то неясно пока, чем закончится.

Мой танк и первая рота в умеренном темпе прошли по маршруту, фиксировали приемлемо низкую активность противника. К соседям заходить не стали, просто убедились своими глазами, что солдаты ещё на месте. А то ж на войне бывает всякое.

Вторая рота двигалась за первой, в передовом дозоре высматривала новые засады, или мы какие-то просмотрели. Третья рота пока шла в авангарде пешей колонны. А колонна из грузовиков и легковушек сначала находилась между третей и второй ротами, потом между второй и первой, а дальше нас уже не касается.

Жевали бутерброды и слушали патефон за бронёй, из люка рисковал выглядывать один заряжающий Серёга, когда водитель Ваня совсем всех одолевал нытьём, как ему ещё чего-нибудь хочется съесть. А я и наводчик Петя не отрывались от окуляров даже для питания — дело-то очень серьёзное.

После прохождения автотранспорта разделили маршрут между тремя ротами. Охраняли, иногда меняя позиции. А женщины с детьми шли по дороге колоннами. Все несли поклажу, иногда катили тележки, коляски.

В городе жили более ста тысяч человек. Мужикам дали ружья, многие женщины сами встали в строй. Ещё из тех, кто мог уйти, кому-то не хочется уходить или такие обстоятельства. И всё равно по дороге весь день шли пешие колонны беженцев.

Возвращались мы в город, когда садилось солнце. Ехали вне дорог, по дороге шли женщины и дети. Они готовы были идти ночью, готовы идти всегда. Дорога от края до края заполнена бредущими людьми. Такова война, это только один её облик.

На ужин опять дали гороховое пюре с тушёнкой, зато хлеб ещё пекли свежий. Стою в тесной компании за круглым столиком, руками сильно не помашешь, работаю только кистями и головой.

А как в одном помещении накормить двести парней, если они ещё и с собой принесли сала, колбасы и солёных огурцов. Режут на том же столе, и все как-то умудряются делать гигантские бутерброды. И я не только кусаю и жую, у меня возникают мысли.

Всё думаю о рассказе Дитриха, как маги, взявшись за руки, передали эфиру свои силы и некие смыслы. Вызывать попаданцев я пока не планировал, хотелось проверить сам принцип. Нож Серёжи навёл меня на кое-какие мысли.

В темпе допил я компот и обратился к ребятам. Объявил после ужина всем свободное время, только казарму нельзя покидать, и вежливо попросил магов после ужина пройти в мой кабинет. Не дожидаясь осторожных вопросов, вышел из столовой. Пусть сами думают, с чего вдруг командир не приказывает, а просит.

У себя вынул из ножен нож и принялся размышлять. Наносить надпись, конечно, следует на лезвие. Может, у Штанмайера толком не получилось ещё и потому, что писал он на скатерти. Возможно, длинная получилась надпись. Значит, надо быть лаконичным.

Писал профессор скандинавскими рунами, а я их не знаю. Тёма верхушки славянских рун почерпнул в гимназии потому, что он маг из приличной семьи, должен хоть что-нибудь знать о своих корнях. Сейчас знание рун, как в моём мире латынь, признак причастности к высшему обществу.

Но тоже ведь магический язык. Я взял простой карандаш и для пробы прямо на столе изобразил несколько символов. Вот не знаю я руну «непотопляемость»! Нужно комбинировать…

Есть руны «поверхность» и «остаётся». Не! Вдруг ножик перестанет преодолевать любую преграду? Тогда надпись «идти к поверхности», вот только предлогов у рун просто нет, нужен управляющий символ. С ним сложнее… хотя главное для эфира правильно думать. Ладно, по наитию эта руна, вроде, подходит. Только куда её поставить? В начало, посредине или в конце?

В двери коротко постучали, заходят парни. Первый начштаба Зимин, за ним ротные, и все маги. И, конечно, не-маг Серёга. А тотемные воины в этот раз магами себя не посчитали, демонстрируют своенравность, ждут персонального приказа.

Ну и пусть, большинство всё равно явились. Встали неподалёку почтительной кучей и смотрят с острым интересом на ножик и знаки на столе. Прочистив горло, я обратился к обществу:

— Со слов пленных в Европе проводятся магические опыты. Маги посредством скандинавских рун пытаются воздействовать на истинное пространство. Скандинавских знаков я не знаю, однако для первой проверки сойдут и наши. Воздействовать будем на нож, руны на столе означают «непотопляемость». От мага требуется верить в воздействие и желать мне помочь. Если есть сомнения, лучше воздержитесь…

— А можно остаться просто посмотреть? — спросил маг командир танка Коля.

— Смотрите, — разрешил я.

Ко мне подошли десять парней. Среди них начштаба и ротные. Я собрался нанести карандашом знаки на нож, но ротный Саня горячо возразил:

— Для колдовского обряда надо рисовать кровью!

— С обеих сторон! — добавил ротный Володя.

В дверь кабинета постучались, и вошёл Дымов. Капитан сказал:

— Добрый вечер.

Я ему ответил:

— Добрый. Постой пока, у нас колдовской опыт.

Ладонью стер с полировки стола следы карандаша. Взялся за рукоять ножа левой рукой и кончиком проколол палец на правой. Аккуратно нанёс на лезвие алые линии.

— А нам что делать? — спросил ротный Коля.

— Сейчас подсохнет, — проговорил я. — А вообще вы должны встать в круг, взяться за руки и по команде направить рунам силу.

— Так чего там сидишь⁈ — сказал маг Вася. — Иди сюда!

Я подумал, что стол в данном случае необязателен, встал с ножом в руке и подошёл к парням. Они обступили меня, взялись за руки, и Вася молвил:

— Командуй.

— Ещё не высохло, — возразил я.

— Да командуй давай! — поддержал его Вова.

— Ладно, — согласился я. — Секундочку.

Парни смотрели на меня, большинство я знал с Корпуса, и каждого узнал на войне. Я представил себе их, ощутил, сфокусировался. Поднял нож над головой и напряжённо проговорил:

— Начали!

Ребята серьёзно уставились на нож в моей руке, а я ощутил их нарастающую силу. Мне стало вдруг тепло и весело, и я всё отдавал ножу. Я почувствовал жар и бешеное веселье. Лезвие засветилось белым, а символы фиолетовым. Жар уже сжигал, и уносил сумасшедший кураж — я расмеялся. Сталь ярко вспыхнула, руны на ней загорелись… и стали медленно гаснуть.

— Уф! — ворчливо проговорил Саня. — Вот ты монстр! Всё из меня вытянул!

— Я вытянул⁈ — поразился я.

— Тут главное, что всё вытянул, — заметил Паша. — Это точно должно сказаться.

Я провёл по лезвию пальцем, бледные линии казались размытыми. Они не стирались, и словно это фиолетовые разводы на стали.

— Надо проверить, — сказал я и поднял от ножа лицо. — Серёжа! Принеси с кухни большую тару с водой.

Рядовой охотно побежал исполнять, настала томительная пауза. Вскоре снаружи дверь пнули. Дымов стоял ближе всех, он и открыл. Вошёл торжественный Серёжа с большой кастрюлей воды в руках. Он прошёл к столу и важно её поставил. Я сказал: