Очень простая технология, да и бочку, выдерживающую давление в пять сотен атмосфер изготовить было не особо сложно. Однако подобрать простенькие и недорогие катализаторы, превращающие уголь в жидкость, было не очень просто: в угле же очень много всякого, в том числе и много каталитических ядов. Но и эту задачу Институту высокомолекулярных соединений АН СССР решить удалось, как раз уже в феврале сорок четвертого. А Вера в очередной раз удивилась разнице менталитетов китайцев и корейцев: китайцы к работе подходили творчески, заранее считая, что всякие начальники в работе ничего не понимают — и буквально решением низовых партъячеек легко меняли технологические процессы, в лучшем случае срывая все производственные планы, а в худшем — ломая и даже взрывая оборудование. А корейцы работу просто выполняли — а если им что-то не нравилось или они считали, что придумали «лучший способ», то они собирались (строго во внерабочее время), обсуждали возникшие идеи, тщательно и излагали на бумаге — и оправляли на рассмотрение начальству. Причем о том, будет ли начальство вообще их писульки читать, они в принципе не волновались и продолжали работать как и прежде до тех пор, пока не получали новые указания.

Вот только корейцы считали, что слушать нужно только своих, корейских, начальников — а всякие иностранцы им вообще не указ. Китайцы же наоборот своих начальников считали априори идиотами, а вот то, что им говорили иностранцы (причем любые!) воспринимали как истину в высшей инстанции. И это весьма сильно помогало советским специалистам хоть что-то построить и запустить в Китае, а в Корее по приказу товарища Кима к каждому советскому специалисту был приставлен кореец, который транслировал указания своим рабочим. Тоже действенный способ, но из-за него работы все же прилично так отставали от планов.

От корейских планов, поэтому Вера за них особо не переживала. Переживаний ей добавило новое изменение все той же «международной обстановки»: с помощью британских империалистов итальянские (и греческие) коммунисты свергли Муссолини — после чего в Италии британцы коммунистов аккуратно так отодвинули на обочину. В Греции они коммунистов отодвигать не стали, и коммунистические греки радостно побежали «освобождать от болгарских захватчиков» Солун и Фракию. Впрочем, болгарская армия (при существенной поддержке советских войск под руководством маршала Толбухина) быстро объяснили грекам их неправоту — но в процессе проведения разъяснительной работы бойцы Толбухина интенсивно применяли различную ракетную технику и реактивную авиацию, и уже в начале марта Лаврентий Павлович снова предложил Вере «вернуться к разработкам более совершенного оружия»:

— Есть мнение, что греков на Болгарию британцы натравили специально для того, чтобы образцы нашего орудия захватить. Те же ракеты — они, бывает, и не взрываются, и есть сведения, что греки отступили после того, как получили и УПС, и ракету с зарядом объемного взрыва.

— От последней для них толку никакого, там система самоликвидации примитивна, но ее и сломать невозможно: если заряд не взорвется, то через пять минут в нем газа уже не останется.

— Я уточню, но все же нам нужно теперь в любом случае что-то более совершенное иметь.

— Попробуем сделать. А что известно про американскую ядерную программу?

— Кое-что известно, там у нас товарищ один… участвует в ней немножко. Новости пока хорошие: денег они в программу вбухали немерянно, а урана у них пока даже на самый простенький реактор не хватает.

— Добудут…

— Да, вроде в Канаде уже начали добывать его. И, если им никто не помешает, примерно к следующему лету… к лету сорок пятого, у них будет урана уже тонн десять. Что на это скажешь? Я в плане чем им помешать приступить к работе над бомбой.

— Если вы о том, чтобы туда, где они реактор такой построят, бомбу нашу сбросить, то я пока против. А если…

— Что?

— Думаю пока. Спрашивается вопрос: нам нужно всех победить в войне или обеспечить вечный мир?

— Есть разница?

— Есть. Существенная, и вы во втором варианте можете сильно делу помочь.

— Уже бегу помогать, но сначала скажи, чем.

— Я еще подумаю. Но обязательно скажу. И скажу очень скоро…

Пообещать «иностранным партнерам» можно было что угодно, а вот обещание выполнить было несколько сложнее: Вера, говоря о рыболовецких судах для Исландии, имела в виду все же главным образом верфи Данцига и Штеттина, и немножко — Хельсинки (последнюю — именно немножко, финская верфь была сильно загружена постройкой рыболовецких суденышек для советских рыбаков в Балтике). И имела она в виду эти верфи потому, что в Европе производственные мощности судостроителей были, мягко говоря, избыточными: в преддверии войны Германия нарастила производственные мощности (причем в расчете на массовый выпуск подводных лодок, то есть небольших по габаритам суденышек), а вот делать на этих верфях после завершения войны стало нечего. То есть совсем нечего: на небольших стапелях большое судно было просто не построить, а на маленькие спрос был, но недостаточный для загрузки всех таких верфей. И Вера об этом знала — но кое-чего она все же не учла. Не учла того, что строящиеся в Германии рыболовные кораблики (небольшие, водоизмещением по двадцать — двадцать пять тонн) снабжались немецкими дизелями около двухсот лошадок мощностью — но такие были годны лишь для Балтики, в океане они выглядели бы печально. А большие, тонн на сто двадцать суда с двумя шестисотсильными двигателями уже не вписывались в параметры подписанного Верой соглашения. В Хельсинки строились и вполне себе даже «океанские» суденышки, тонн на пятьдесят водоизмещением, с германскими холодильными установками на борту — но им уже одного двухсотсильного мотора было маловато, и на них ставили так и не пригодившиеся пока для танков «авиадизели», хотя и дефорсированные до трехсот пятидесяти сил — но они под такой (очень небольшой по размерам) двигатель и проектировались, и воткнуть вместо него чугунный (и очень габаритный) немецкий судовой двигатель в шестьсот тридцать сил возможности просто не имелось.

А исландцы, получив независимость (и «бесконечный», по их мнению, кредит на развитие рыбной промышленности), буквально уже подпрыгивали от нетерпения этот кредит побыстрее истратить: им успели до конца года перегнать восемнадцать ранее выстроенных для мурманских рыбаков траулеров, а они успели их проверить в деле в первую же зиму «независимости», так как сезон ловли трески как раз в январе и начинался. И оказалось, что даже при использовании совершенно традиционного способа ловли трески «на удочку» каждое суденышко успевало в день привезти в порт тонны две с половиной, а то и три ценного улова. Очень ценного: в договоре с Советским Союзом была установлена цена в одну исландскую крону за килограмм трескового филе, и суденышко (даже если не считать потенциальных доходов от селедки, пикши и прочих рыб, которых можно было добывать в межсезонье) обещало полностью окупиться за год-полтора, а дальше только чистую прибыль приносить. Вообще-то цена только казалась небольшой: ранее продаваемая за рубеж треска шла по две, а то и две с половиной кроны за килограмм — но раньше-то продавалась-то треска сушеная, а рыбка в процессе сушки становилась аж впятеро легче.

Так что Вере очень хотелось исландцев «не обидеть» — и у нее все получилось, несмотря на то, что она в работе над обеспечением исландцев особо и не работала. А работал товарищ Ульбрихт, причем с бешеной интенсивностью работал — а вот результат его работы удивил и Веру, и Валентина Ильича, и даже самого Иосифа Виссарионовича: к расчетной системе ВТБ совершенно неожиданно присоединилась Дания. Причем присоединение это произошло из-за одного-единственного контракта.

Просто в Дании была довольно мощная (и всемирно известная) судостроительная компания «Бурмейстер и Вейн», у которой как раз было налажено серийное производство именно «морских» дизелей мощностью в четыреста лошадок. Вальтер Эрнст Пауль Ульбрихт, прикинув перспективы получения крупного заказа для собственной судостроительной промышленности, выдал ценное руководящее указание — и германские судостроители провели с датчанами очень интенсивные переговоры. До мордобоя там дело, конечно, не дошло: все же люди разговаривали образованные и воспитанные, а закончились эти переговоры тем, что датчане подрядились за три года выстроить — по немецкому заказу — двести малых траулеров (но с германскими холодильниками на борту), а за это обязались в Германию поставить тысячу своих моторчиков по четыреста сил. И передать после выполнения заказа немцам лицензию на этот двигатель. Если поглядеть на такой договор с позиции германского судостроителя, то выглядел он строго «в пользу датчан», которые отъедали двадцать процентов заказов и еще денежки за моторы получали немаленькие. А вот с политической точки зрения все уже выглядело куда как интереснее: по условиям контракта все расчеты между сторонами должны были осуществляться через ВТБ. А так как «Бурмейстер и Вейн» в лучшие годы обеспечивал свыше десяти процентов всей датской внешнеторговой прибыли, Кнуд Кристенсен — премьер-министр Дании — быстренько подписал «конвенцию участника ВТБ».