Полк собрали не из одних стратегических соображений, жизнь заставила. Противник стал уделять больше внимания защите, то есть рыл окопы, соединял с соседями, и фронт за месяц более-менее оформился в нечто связное.

Теперь уже не получается поймать отдельные части в ловушки. Европеец более не действует отдельными частями и наступает большими силами на довольно протяжённых участках.

Ну, просто из-за применяемого оружия враг вынужден использовать цепи, и большие силы занимают много места. Батальон могут обойти, и он везде не успеет. Поэтому ездим всем полком.

Перемещаемся ночами, скрытно, ещё до рассвета прибываем на заданный участок и тщательно маскируемся с воздуха и вообще от всех подряд. Сидим в засаде, вперёд не лезем.

Нет же никаких гарантий, что наши маневры не стали известны агентуре врага, что нас не засекли с воздуха. А противник после огневой подготовки атакует одной пехотой или использует малые силы танков для поддержки.

Весь расчёт на то, что, если есть тут у русских танки, пойдут они спасать своих. Наши сражаются, погибают, а мы сидим в машинах и ждём команды. Штабным как-то стало известно, что враг скрытно собрал здесь танки, иначе нас бы тут не было. Но танки врага останутся за линией фронта, если мы позволим себя обнаружить.

Сидим себе, грызём сухпай, запивая из фляжек. Спим по очереди, вполголоса болтаем о жизни на гражданке, а из машин ни ногой. Иной раз ждём команды целыми днями, и вечером всегда уходим. За сутки враг ещё может нас не увидеть, однако на второй день точно найдёт.

И ближе к обеду взлетают долгожданные ракеты! Танки врага прут на позиции! Полк осторожно выдвигается, боясь спугнуть противника. Европейские танки врезаются в оборону, и мы прыгаем…

Мне кажется довольное ворчание рысей, но это лирика. Экипаж чётко делает свою работу, а я вижу картину боя, танк всегда в нужном месте и с правильной скоростью двигается в правильную сторону.

— Дорожка!

— Выстрел!

Вперёд и вправо, другим тоже нужно пострелять.

— Дорожка!

— Выстрел!

Теперь вперёд и влево.

— Дорожка…

Вражеских машин всегда больше наших, но они не ждали прыжка. У них очень мало магов в войсках и танкисты обычные европейцы. А у нас большинство кадеты, одни близнецы чего стоят. Пусть все их не любят, танки рыжих стабильно входят в десятку полка по результативности.

Хотя потери тоже случаются, куда ж без них. Немец мужчина серьёзный и бесплатно не подыхает. Печально, но факт — полк по десятку машин теряет в каждом замесе.

Мы на своих позициях, и кадеты всех научили покидать горящие танки. Европейцы тоже спасаются и сразу падают, расстрелянные пехотой. «Панцири» горят, можно послушать, что обо всём думают наши солдаты. Переключаю рацию:

«Да где были эти… танки… когда нас… тут»…

Как всегда, мы виноваты, что на войне убивают. А нам с этими людьми ещё делить трофеи. Командир полка выходит в эфир:

— Все молодцы. Отбой атаки, уходим в тыл. Радио разрешаю.

А в тылу нас ждёт горячая каша из полевых кухонь и всякий отдых. Неприятель уже знает, что мы пришли, и больше не дёргается. Переходит к методичному обстрелу засечённых целей и к любимой контрбатарейной борьбе.

Однако такие праздники выпадают в лучшие дни. В основном сидим по танкам, грызём сухпай, запивая из фляжек, ждём «два зелёных свистка», сигнал к атаке из ракетниц. Для отвлечения пехотинцы часто пускают ракеты…

И я не сразу вспомнил, что две красные ракеты — это приказ всем командирам бежать к машине комполка.

— Старший Саня, а я скоро, — говорю по внутренней связи, выпрыгнув из люка.

Где командирский танк стоял, да как его замаскировали, не очень важно. Кряжистый, усатый мужик в танкистском комбинезоне сказал пацанам в таких же комбезах:

— Получено срочное сообщение. На севере прорван фронт, враг идёт танковой лавиной. Мы единственные, кто может остановить их хотя бы на сутки. Сейчас аккуратно снимаемся и едем навстречу. Наша авиация над нами захватила временное господство, нас не увидят. Но это очень много танков, — он угрюмо повторил. — Очень много, ребята. Впереди тяжёлый бой, и нам нужна только победа. Уяснили?

Мы серьёзно покивали.

— Тогда по машинам, — сухо приказал капитан.

«И бесстрашно отряд поскакал на врага»…

Хорошая песня, но несвоевременная, нет здесь комсомольцев. Хотя в других обстоятельствах все парни записались бы в Комсомол. Я, боярин, первый бы и записался. Потому петь песню можно, но только про себя.

Всё равно ведь радио запрещено, а экипаж спит. Отправил я Лёху в своё командирское кресло, и рулю лично сам. Коротко сказал пацанам, что им очень нужно выспаться, и помог уснуть.

До дела решил в подробности не вдаваться. Я вот суть хорошо понимаю, так спать совершенно не хочется. И думать, что будет потом, нет желания. Идём на максимуме, пылим по грунтовым дорогам. В небе только редкие белые облачка…

А где-то идут яростные воздушные бои. Чтобы над нами убыло нужно, чтобы в другом месте прибыло — простая логика. И, коли врага ведут наши самолёты, командир выберет время и место нападения. Перед столкновением капитан сделает остановку, введёт в курс.

Снова соберёт командиров и поставит задачи лично, успею разбудить парней. Они нормально отдохнут, отчего-то уверен я, что всё начнётся сильно после обеда.

Антонов говорил, что мы должны задержать врага на сутки. Танки в прорыве идут и ночью, если их для прорыва достаточно. Антонов надеется, что врагов после нашей встречи для быстрого продвижения ночью останется мало. А что останемся мы, в его планы может и не входить.

Потому и думать ни о чём не хочу, оно магу и тотемному воину не составляет особого труда. Большинство командиров маги, и они, как я, тоже сейчас ни о чём не думают. У нас ещё будут шансы улизнуть… чёрт!

«И бесстрашно отряд поскакал на врага»…

Ближе к шести из люка впередиидущего танка по пояс вылез командир и поднял вверх флажок. Говорю по внутренней связи:

— Просыпаемся. Лёха, бери флажки и повторяй всё за передним.

— Ага, — ещё сонным голосом отвечает он.

Спокойно дожидаюсь остановки колонны. Лёша говорит в шлемофон:

— Впереди машут правым флажком, как плывут вразмашку. Я повторил, но не знаю, что это.

— Значит, каждому по куску хлеба с колбасой, и давай уже за рычаги, — отвечаю ему и выхожу из водительского люка.

Бегу в голову колонны, впереди энергично двигаются парни в комбинезонах. За две минуты прибежал и встал рядом с другими командирами, смотрю на нашего капитана.

Тот подождал, когда соберутся все и заговорил ровным тоном:

— Подробные карты получим завтра, а пока тихо радуемся, что я из этих мест. Враг же готовил прорыв и запасся картами заранее, он хорошо представляет себе ландшафт. Напоминаю, что нас противник не видит, но знает, что за ним следят с воздуха.

Антонов взял паузу для усвоения сведений и продолжил:

— Поставим себя на его место. Сейчас враг идёт по самому опасному участку, по ровному полю. Мы там можем увидеть его издалека и поразим в лоб. Но у них больше двух сотен танков, парни…

А у нас пятьдесят два, только собирались пополняться. Физически ощущаю, как пацаны сравнили цифры, прикинули, сколько приходится на каждого, и стали ещё внимательнее слушать комполка. А он говорил:

— Снова напомню, что над противником висят наши самолёты, он уверен в нападении. Враг вперёд выслал дозоры, заранее развернулся в цепи, повысил внимание. При таком соотношении никакая местность нам не поможет…

Ну, это всем и так уже ясно, давай дальше. И Пётр Алексеевич сказал:

— Неприятель пройдёт опасные места, потеряет время для перестроения в колонны, немного расслабится. Мы нападём неожиданно, с разных сторон, и сами рванём в ближний бой. Нам нужно сжечь их, сколько успеем сразу. Потом не будет.

Мы смотрели в его простоватое лицо. Капитан оглядел нас и проговорил: