— Далеко не все.

— Так и в войска КГБ мы очень не всех берем.

— Логично… Но если мы захотим распространить наши уставы на всю Красную Армию…

— Это будет лишь тогда, когда мы Красную армию сможем также техникой оснастить — но тогда окажется, что пять с половиной миллионов человек армии не нужно будет, и мы и там сможем выбрать людей, более умных, чем медведь.

— И тут вы, вероятнее всего, правы. Но я еще хотел спросить: как вы высчитывали плотность войск на линии боевого соприкосновения?

Вера эту «плотность» никак не высчитывала, ее и без нее в сорок первом успели выяснить. Она хорошо помнила, как муж рассказывал об обороне Яхромы, где третий шлюз с юга защищали два батальона (один — ополченцев), а с севера — рота НКВД. Из ста восьмидесяти человек, воевавших в роте, живыми и невредимыми осталось чуть больше десятка — но и погибших насчитывалось менее двадцати, а остальные были ранены, причем больше частью легко. За три дня боев, на фронте около трех километров, на который немцы обрушили (как посчитали уже после освобождения Яхромы) более девяти тысяч снарядов и мин.

А из двух батальонов, прикрывавших Яхрому с юга, в живых осталось даже менее двух сотен человек, и большинство павших бойцов погибли от минометных обстрелов. Вере эти цифры врезались в память, и она потребовала на полигоне под Лесогорском провести «испытания», на которых в окопы были помещена чучела солдат и овцы, а после того, как получила результаты, лично пересчитала нужную для ведения действенной обороны плотность огня и уже под это выбирала требуемое пехотинцам вооружение. И, как выяснилось, выбрала неплохо…

— Мы просто на полигоне провели исследования: выстроили линию обороны, посадили в окопы место бойцов овец, затем по результатам исследования прикинули, сколько и какого оружия нужно дать подразделениям, которые понесут минимальные потери… Лично я считаю, что лучше потратить лишних пару тысяч рублей на качественное оружие, чем подставлять лишний десяток людей под вражеские мины и снаряды. Деньги-то мы заработать можем, а люди — их-то ни за какие деньги не купить…

Вильгельм Франц Канарис был человеком умным и хитрым, Именно поэтому он Гитлеру сообщил далеко не всё, а лишь то, чего хватило для переноса нападения на Советский Союз до следующего года. И основной причиной, почему он был в том заинтересован, было то, что — по его глубокому убеждению — при текущем положении дел в армии вероятность достижения целей намеченной «молниеносной войны» была не очень высокой. То есть была не очень высокой вероятность достижения этих целей при относительно низких собственных потерях: по полученной из Британии и Швеции информации у русских средства противотанковой артиллерии были способны легко уничтожать германские легкие танки и даже справляться с третьими Панцерами. Шведы — за что им честь и хвала — даже умудрились каким-то образом заполучить пару ящиков русских снарядов для сорокамиллиметровых «Бофорсов», и испытания показали, что такие снаряды даже броню «троек» пробивают больше чем за полкилометра. А вот уже экранированные машины им оказались не по зубам — но терять танки и получать за это от фюрера выговоры за то, что разведка не предупредила о возросших возможностях русской артиллерии — нет уж, увольте!

О русских танках с такими пушками Вильгельм особо не беспокоился, он получил совершенно точную информацию, гласящую, что «страшных двуствольных танков» у русских всего несколько десятков, а дальнейший выпуск их прекращен еще полтора года назад. Вероятнее всего просто потому, что обеспечивать боеприпасами эти машины, за пять минут боя выпускавшие боекомплект в триста двадцать снарядов, русская промышленность просто оказалась не в состоянии. Правда, выяснить, где вообще эти снаряды делаются, пока не удалось — зато удалось выяснить расположение практически всех пороховых заводов и на парочке таких даже удалось внедрить своих агентов, и вот их информация лишь подтверждала, что производство снарядов для русских копий «Бофорсов» исчисляется буквально сотнями, даже скорее одной сотней в сутки. Адмирал, вспомнив эту деталь, даже внутренне рассмеялся: снаряды для автоматических зениток у русских делались вчерашними школьниками в двух училищах, где Советы обучали токарей. Так что даже качество снарядов было… так себе: из сорока полученных от шведов боеприпасов два дали при испытаниях осечку, а разброс дальности взрыва в двух десятках испытанных в качестве «зенитных» выстрелов составил больше пары сотен метров.

И судя по поступающей из большевистской России информации, серьезного улучшения у Советов в ближайший год ожидать не приходилось, а вот если хотя бы на пятьдесят процентов поверить рассказам Шахта и Тодта, то к следующей весне превосходство вермахта над русской Красной армией будет подавляющим, к тому же еще и британцы вроде готовы в этом оказать определенную помощь. И американцы, хотя какие цели преследуют отсиживающиеся за океаном, понять все же было трудно.

И единственное, что адмирал понять не мог — так это причины того, что русские на самом деле начали сокращать свою армию. Ведь даже шведы — и те как-то умудрились набрать еще полста тысяч солдат, хотя им вроде никто и не угрожает, а русские в это же время… Впрочем, если агентура абвера информацию о состоянии русской промышленности передает верную, то у Советов, пожалуй, и выбора-то нет…

Вера о том, что думал о советской промышленности главный абверовец, не знала, а потому свои проблемы решала относительно спокойно и методично. Очень спокойно — и очень методично, так что уже тридцатого июня директор «Красного путиловца» Исаак Моисеевич Зальцман узнал, что он больше не директор, а мастер подготовительного цеха. В тот же день приказом по заводу был прекращен выпуск танка КВ-2 и приостановлено производство КВ-1: ГКО прислал на завод постановление о необходимости замены танковой пушки. Вот только пока требуемой пушки (калибров в восемьдесят пять миллиметров) в природе еще не существовало…

Товарищ Тихонов, узнав о «самоуправстве Веры», пришел к ней по этому поводу ругаться — но успеха не снискал: приказ об отставке Зальцмана был подписан товарищем Сталиным, а постановление о замене пушки согласовано с Ворошиловым, Шапошниковым и Берией. Поэтому он лишь поинтересовался у Веры:

— А пушку-то зачем менять?

— Не только пушку, но и башню целиком. Вы знаете, тут оказывается, что в Улан-Баторе монгольские сталелитейщики научились очень интересные танковые башни отливать…

— В Монголии⁈

— Ну да. У них просто железо очень хорошее, и много того, что нужно в это железо пихать такого, что новую башню не пробивает даже германская зенитка, которая калибром в восемьдесят восемь миллиметров. На КВ-2 эта зенитка башню и пробивает, и вообще с погона срывает, а тут — обломись, фашист!

— Это ты придумала?

— Спасибо за комплимент, конечно, но есть в стране и другие умные люди, я не одна такая гениальная. Слышала я, что где-то бродит по стране один очень умный товарищ, Тихонов его фамилия…

— И в чем же умище его проявляется? — не удержался от сарказма Валентин Ильич.

— В том, что он не задает глупых вопросов. У него в конторе даже правило такое есть: не спрашивай откуда, как и почём. И когда люди этому правилу следуют… да, я помню: контра я и зараза. Еще вопросы есть?

Танками Вера занялась вынужденно: эту работу на нее спихнул Иосиф Виссарионович. Не потому, что Вера в танках хорошо разбиралась, а потому, что для решения невероятно большой кучи проблем требовался хороший организатор и, что было не менее важно по мнению товарища Сталина, человек очень решительный и не боящийся отстаивать свое мнение. В том, что Старуха народ организовывать умеет, в правительстве уже никто и не сомневался, а уж в решительности и бесстрашии…

По этому поводу Сталин, когда рассматривался вопрос о назначении ее на должность зампреда ГКО, высказался так: