— Бах! — рявкнул его револьвер.

Опять злоба и рысий рык. Он у меня на прицеле, но я останавливаю палец в последний момент. Амбал прыгает. Одновременно со всплеском его агрессии перекатываюсь.

— Бах!

Уф! Сколько ещё валяться на снегу! А противник ведь потратил уже шесть выстрелов. Он не может палить каждый раз в ответ…

Ёлки! Я ж его как-то заставил стрелять, не открывая огня. Я на него злился, это был звериный всплеск злобы. Ну-ка, попробуем…

Во! Прыгает, но не стреляет. А мы его ещё раз! Снова прыжок и вспышка злобы. В перекат…

— Бах!

Между нами всего двадцать метров, можно сказать, в упор. Но у него всего один выстрел…

— Встань! — орёт он. — Если ты мужик, обменяемся выстре…

— Бах!

Я поднимаюсь, ухмыльнувшись, а он валится на спину с моей пулей во лбу. Никакой злобы, вообще ничего личного. Не дал я закончить ему пафосную речь и не собирался. Просто убил его — всё, что и было мне нужно.

Иду к нему, опустив револьвер. Точно дохлый. Оборачиваюсь к Авдею — он бредёт ко мне с шинелью. Подобрал шапку и приблизился. Протянул мне сначала пробитую в углу пулей шапку, сказав:

— Теперь береги её. Не всем так везёт.

Я надел шапку и буркнул:

— Давай нож.

Мне показалось, что нехотя он отстегнул с пояса ножны и протянул. Я их взял и для начала обнажил покойнику горло. Ну, так и есть, деревянный амулет в виде оскаленной морды волка! Уже взялся снимать, но Авдей проворчал:

— Брось! Это просто волчий знак.

Я недоумённо повернулся к нему, и он снизошёл до объяснений:

— Враг твой был тотемным волком, я его сразу почуял. Такие знаки получают тотемные воины после испытаний.

— А охрана его тоже волки? — уточнил я.

— Конечно, — сказал Авдей и добавил смущённо. — Может, не надо у него голову?

— Он сам меня вызвал, — ответил я. — И обещал же Перуну. Обидится, если пальчик.

Авдей только грустно вздохнул, и я снова обернулся к трупу врага.

Дома встретили нас без слёз. Даже Миланья не плакала и не крестилась, только смотрела…

Впрочем, не будем придираться к доброй женщине, прогресс всё равно на лицо. У неё всё впереди.

Катя серьёзно сказала, что для политинформации не осталось времени, тем более я этим должен облопаться в Корпусе, и предложила сразу идти в спортзал. Я с ней согласился, и мы занялись физкультурой.

Пока разогревались, я размышлял, что политики всё-таки немного не хватает. То есть по самой политике я не скучаю, непривычно самому, без руководства инструктора или Кати формировать вообще отношение.

И это всего неделя без политинформации. А как она меня иногда раздражала. Я же действительно считал её отдыхом или потерянным временем. И вот меня этого лишили, и вдруг обнаружилось, что я не знаю просто, что читать. Да и знал бы, сам никогда не стану. Не! Надо кого-то спросить, что случилось в мире за неделю…

Но вот закончилась разминка, и я выкинул всякую чушь из головы. Мне сегодня предстоит поединок на шпагах, потому всё внимание шпагам. Тренируют меня Катя и воины-рыси со всей серьёзностью.

Пока воины не вошли в тотем, нет никаких «туше», и против опытной рыси в трансе я стою какие-то минуты. Помогают немного уроки чертёжника. Но ведь в том поединке никаких «туше» не будет. Меня просто убьёт этот Бочкин.

Если он тоже тотемный воин, лучше сразу упасть в транс. Но я ведь убил уже волка в воплощении… из пистолета, но тут почти без разницы. Вдруг мой противник окажется чистым магом?

В тотеме доступны лишь известные заранее приёмы, у зверя нет озарений. А я пока выезжаю за счёт анализа и быстрых догадок. Просто не знаю, как быть. Решил только придержать транс до встречи…

И появилось странное чувство, что поединок уже начался. Он всегда был, просто я его не замечал. Этот Бочкин почти не причём, дуэль с ним — только эпизод большого поединка. Началась схватка давно, а когда закончится — на небе скажут.

То есть всё равно ничем хорошим большой поединок не закончится. Ну и ладушки, вот и славно. Я ответил себе на все вопросы, душу наполнило покоем, и кое-что даже стало лучше получаться. Физкультуру я закончил в смирении, стоя на коленях в короткой медитации.

Потом в душ, переодеться в кадетскую повседневку, и собираемся в гостиной. Завязался общий разговор о прошедшей тренировке. Я попросил Авдея и Мухаммеда шапки, например, поправить, если почувствуют в Бочкине тотемного воина.

— Бочкин не тотемный, — уверенно молвил Мухаммед.

— И откуда мы это взяли? — подозрительно спросил я.

— Кланы дружат, регулярно проводят встречи, — сухо сказала Клава, и Надя сдержано добавила. — Мы знаем московских воинов.

Я завис на несколько секунд.

— Так вы всегда знали, что Куликов волк? — вкрадчиво уточнил я.

— Знали, — пожал плечами Авдей. — Нам трудно говорить о своих. И ты не спросил.

— Его бы ничего не спасло, — грустно добавил Мухаммед. — Ему никто не сказал о тебе.

Ну… под таким углом всё выглядит иначе.

— Так вы говорите, что кланы регулярно проводят встречи, — сказал я, повеселев. — Но вы ведь никуда не отлучаетесь.

— Сообщают из клана, предлагают подменить, — сказал Авдей. — Просто мы не хотим.

— Нам уже не надо, — снисходительно молвил Мухаммед.

— А если я стану воином-рысью? — воскликнул я.

— С тобой съездим, — скупо улыбнулся Авдей.

Я задумался о новом вопросе, но в гостиную с Миланьей вошёл смущенный военный с папкой в руках. Она сказала, что это курьер из штаба и пора идти обедать. Мы вежливо поздоровались с воином, и повели его в столовую.

Расселись за стол и сосредоточились на еде. Ну, я точно сосредоточился, а от других требовалось только не издавать лишних звуков. После десерта и чаю мы поблагодарили Миланью, я с Катей повели военного в кабинет, а рыси вернулись в гостиную.

У себя я сидел на столе, а Катя внимала курьеру, сидя в моём кресле. Она давно просит поменять стол на «т»-образный и добавить кресел. Но это ведь мой кабинет, я тут иногда уроки делаю. Так мне казалось уютнее.

Курьер бубнил по памяти и протягивал мне бумаги по одной, а я кивал, подписывал и возвращал обратно. В конце военный доложил о ходе зимних занятий и сообщил о просьбе Бирюкова. Майор не во всём уверен и спрашивает моё мнение об особом отделе штаба, как в ополчении.

Я серьёзно посмотрел на Катю, и она воскликнула:

— Вон до чего у вас дошло!

— Да, у нас всё серьёзно, — строго сказал военный и поспешно поправился. — То есть мы ко всему относимся серьёзно.

— Для уверенности командования… — задумчиво качая ногой, проговорил я. — Можно немного потратиться. Передай Бирюкову, что в целом я согласен… — продолжил я задумчиво качать ногой. — Только к нему подойдёт человек с приветом от меня, детали согласует с ним.

— Просто с приветом? — не понял воин.

— Да, просто, — улыбнулся я. — Не перепутай, я тоже бываю очень серьёзным.

— Слушаю не перепутать! — подскочил побледневший военный.

— У тебя всё? — спросил я. — Тогда счастливо добраться.

— До свидания, — сказала Катя.

— Хорошего дня, — ответил военный и пошёл к выходу.

Он ушёл, и через пять минут я и Катя прошли в гостиную. Я начал осторожный разговор с рысями:

— Бирюков мой нервничает.

— Всё под контролем клана, — заверил меня Мухаммед.

— Но майор же об этом не знает, — возразил я.

— Командир и не должен всего знать, — сказал Авдей.

— Он не должен нервничать, — молвил я важно.

— Будешь тут нервничать с такими реформами! — проворчала Надя.

— А это уже не нашего ума дело, — строго сказала ей Клава.

Авдей с Мухаммедом тихонько вздохнули и уставились на меня.

— Майор придумал особый отдел, пусть клан пришлёт к нему человека с приветом от меня, — проговорил я небрежно.

— Хорошо, передадим, — ответил Авдей.

И в самое время в гостиную вошла Миланья. Она сказала:

— Звонили из гордумы. Просят приехать и утрясти формальности.