Спасибо, Тень. Я уверен, будь в твоих силах сохранить жизнь и Катэрии, ты бы это сделал. Это было хоть каким-то облегчением, которое позволило мне остаться на плаву.

И я заметил Зигфрида лишь благодаря датчику в визоре, который сообщил мне о нём. Он стоял за моей спиной, глядя на тела Катэрии и Марианетты. Его голос послышался через внутреннюю связь между нами двумя.

— Ты доволен? — негромко спросил Зигфрид. — Теперь ты доволен, Грант? Ты так хотел здесь остаться, так оттягивал момент с Империей, совсем забыв о нашем долге. И вот он, результат.

— Я не доволен… — прохрипел я и поднял к нему взгляд. Я не злился на его слова, потому что почувствовал это в его голосе. Почувствовал, потому что испытывал сейчас то же самое. — Кто у тебя, Зигфрид?

Он отвернулся. Мне казалось, что он уже не ответит, когда его голос прохрипел:

— Ониса…

— Я сочувствую твоей утрате, брат, — пробормотал я.

— Взаимно, брат Элиадирас, — выдохнул он, покачав головой, и посмотрел на кровавое небо. — Они ударили ещё по дому Шнейрдентов. Грог связался с ними, и ему сказали, что всё было точно так же, как и здесь — нападение демонов.

— Нэвия? — спросил я негромко.

— Выжила. Обгорела до неузнаваемости, но выжила, — можно сказать, что Грогу повезло больше всех. — Они специально били по тем, кто нам дорог. Это всё было спланированно.

— Да, судя по всему, — ответил я, глядя на Катэрию. — Будто изначально они к этому и шли.

— Зачем?

­— Без понятия. Возможно, пока портал раскрывается над островом, они решили отомстить нам всем за то, что мы порушили многие их планы, ударив по самому дорогому.

Он выдержал минуту тишины, отдаваясь скорби, после чего уже более твёрдым голосом спросил:

— Что будем делать, брат Элиадирас?

Я моргнул, сгоняя слёзы с глаз. Отогнал от себя пустоту, не дав утонуть в апатии и скорби, и силой вернул себе чувство времени и пространства. Теперь мы не имели права отдаваться печали, не когда над нами навис сам хаос.

— Тоже, что и всегда, брат Зерис, — произнёс я тихо и твёрдо, встав с колен. Я будто вновь вернулся в тот момент, когда мы были единой командой. Будто вернулась та связь между нами, которую мы потеряли в этом мире. — Ударим им в ответ так, чтобы все эти твари с их прихвостнями отправились обратно в мир хаоса. Пора положить этому конец раз и навсегда.

Я выполню свою долг. Человечество не падёт, пока жив хотя бы один из нас. Империя, этот мир — без разницы, кого я буду защищать, потому что это всё и есть человечество, и мне была дарована сила, чтобы стоять на защите его. Возможно, теперь я даже понимаю, почему Тень стал демоном. Понимаю, но не пойду по его стопам…

У каждого свой путь и свои ошибки, и только нам их исправлять.

Я повернулся к Зерису.

— Свяжись со смертниками. Они должны будут подбросить нас до линкора, так будет гораздо быстрее. Берём всё, что у нас есть, патроны, оружие — всё. Грузим на борт и вылетаем. Не будем заставлять себя ждать.

— Хорошо, — он посмотрел на тела Катэрии и Марианетты. — У тебя будет время попрощаться с ними, прежде чем мы вылетим.

— Спасибо, — поблагодарил я.

Зерис кивнул и отключился.

Возможно, я убегал от всей этой боли. Пытался вернуться в ту стезю, где чувствовал себя как дома, которая помогала забыть вообще обо всём. Но как бы то ни было, я был готов сражаться и отстаивать то, что мне было дорого. Если они надеялись нас так сломить, то у них ничего не выйдет.

Мы ещё не закончили…

Рано или поздно к каждому приходит одно важное понимание — всё имеет конец: чья-то история, война какой бы бесконечной она не казалась… или жизнь человека, который, казалось, будет с тобой всегда.

И именно в этот момент ты понимаешь, что многого не успел ему сказать, не успел ради него сделать и банально провести с ним достаточно времени, чтобы показать, как много он занимал в твоей душе.

Я стоял в комнате, куда перенесли тела Катэрии и Марианетты, и осознавал это ещё куда более отчётливо.

Пришло время прощаться.

От Марианетты остались лишь частично обугленные останки. Руки отдельно, ноги отдельно, на теле ещё сохранилась одежда, а половина лица была лишь обуглена. Но даже в таком жутком состоянии она выглядела, как и всегда при жизни: доброй, отзывчивой и заботливой к своим людям и детям.

Марианетта была воплощением того, кем должен быть человек: добрым, милосердным, отзывчивым и готовым сражаться за свою семью, следуя ценности человеческой жизни. Она была первой, кто показал мне любовь во всех её проявлениях.

А теперь она ушла. Ушла на своих условиях, непокорённой и гордой, той, кто боролся до своего последнего вздоха, спасая ценой собственной жизни дорогих себе людей как и следует лучшим из нас.

Марианетта была лучшей из нас, и неизвестно, будут ли такие, как она ещё.

— Я горжусь, что мог служить рядом с вами, госпожа Марианетта Барбинери, — негромко произнёс я. — И благодарен, что вы показали, каково это быть семьёй, которой у меня никогда не было по-настоящему. Вы мне стали матерью, которую я однажды очень давно потерял. Спите спокойно в мире, где больше не будет войны. Я сделаю всё, чтобы ваше наследие жило дальше… мама…

Я наклонился и осторожно поцеловал её в щёку и лоб.

Постояла несколько секунд, после чего закрыл глаза и повернулся к Катэрии.

Я помню, как мы прощались. Как она сказала, что любит меня, а я просто ответил «взаимно». Тот последний раз, когда я видел её живой, уводящих наших детей и её прощальный взгляд, прежде чем она скрылась в поместье. А сейчас уверенная и умиротворённая, строгая и добрая к тем, кто был ей близок, она безмятежно спала.

Катэрия произвела на меня впечатление с того самого момента, как я её увидел в первый раз на той судьбоносном банкете, куда меня пригласили. И по итогу при всех своих недостатках, некоторой неуклюжести, наивности, определённой глупости и нелюбовью читать жёлтые предупреждающие надписи, она той единственной. Человеком, которого я полюбил, невзирая ни на что.

— Ты открыла для меня новый мир, — тихо пробормотал я, сев на край кровати, куда её положили. — Подарила возможность стать отцом, а я… я так облажался. Прости меня, что не смог быть рядом, когда ты так в этом нуждалась. Я никогда тебе этого не говорил, и жалею об этом, жалею, что мне не хватило смелости и уверенности это произнести, слишком слащаво и приторно это мне казалось, но… теперь уже поздно… некому…

Я судорожно выдохнул. Только потери человека начинаешь понимать, как много он для тебя значил в этой проклятой жизни. И уже неуместные, глупые и кажущиеся приторными вещи оказываются тем самым важным, что ты не ценил и не успел сказать.

— Я люблю тебя, Катэрия. Ты была лучшим, что произошло в моей жизни. Прости, что я так тебя подвёл и не уберёг… — прошептал я.

Осторожно пригладил её светло-коричневые волосы, которые слегка рыжели к кончикам, наклонился и поцеловал её в губы.

В последний раз.

— Прости меня…

И в этот момент я почувствовал лёгкое касание ветра щекой, словно касание пуха. Сначала с одной, а потом с другой, как если бы в комнату влетел лёгкий сквозняк. Обернулся, но никого рядом не было. Но тем не менее, я душой почувствовал, как мне будто говорят, что всё в порядке. И в душе словно становится чуть легче, чуть чище и светлее.

Я почувствовал вместе с болью надежду, надежду и уверенность, силу двигаться дальше, потому что мой путь ещё был не закончен.

Я встал и направился к выходу, остановившись у самых дверей, после чего обернулся к ним, чтобы в последний раз запечатлеть их лица в своей памяти.

— Этого больше никогда не повторится, клянусь вам своей жизнью, — произнёс я и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь и оставляя за ней двух самых дорогих мне людей.

Я вышел в коридор. У меня было десять минут для того, чтобы проститься с ними, так как похороны пройдут без меня.