Я учился эту магию блокировать и размышлял о жизни. Вот дух и воля простого парня подчинили тело мага. Какие тому были предпосылки, пока неважно — я не-маг в теле мага. Для меня магия неродная, я вижу её, как будто со стороны. Это очень редкое преимущество.

Противник же, хоть и выставляет против меня сильных дуэлянтов, считает меня магом и мальчишкой. Я же только осваиваю магию, не магические мои качества он считает ещё детскими.

Для него естественно, что я принимаю вызовы, он меня таким и представляет. Совсем не думает, что я сознательно уничтожаю его специалистов, принимая огонь на себя…

В пятницу вызвал машину, хотя и палец о палец не ударил, чтобы войти в десятку лучших. В субботу принял очередной вызов и отправился домой. Традиционно проинформировал о дуэли и попросил Миланью при мне не реветь. Реально ведь уже не смешно, сколько можно!

В воскресенье пренебрёг советами и плотно позавтракал в компании Авдея и Мухаммеда, а Катя и Миланья сказались больными. Да и ладно. В лесу ни о чём не думал, только попросил Авдея:

— Давай нож заранее, — и повесил ножны на свой пояс.

Первым делом поздоровался с Григорием Васильевичем, а вторым отдал ему денег за револьверы. В этот раз вышел против меня парень под тридцать, в комуфлированом костюме горностаев, но без их эмблемы. Он точно не был тотемным воином, но имел к ним какое-то отношение. Может, кто-то из родни служил с ними.

Взяли револьверы и разошлись. Противник использовал против меня внушение и подавление воли. Только он не мог это делать одновременно — я легко преодолевал воздействие. Когда он давил мне волю, я останавливался и использовал иллюзию, что упрямо ковыляю к нему.

Он стрелял мимо.

До него доходило, что сам он стал мишенью, включал фантома и отскакивал — я успевал приблизиться на несколько шагов. Маг начинал паниковать и включал подавление…

Я всё равно его преодолевал и делал два-три шага, а он расстреливал фантома.

Но вот нас разделяет пять шагов, и у него в барабане всего один патрон! Он лихорадочно ищет меня, находит и пытается повернуться…

Хотя бы согнуть руку!

В подавление же можно играть и вдвоём. Тем более магия больше усиливает собственные эмоции, добавления там сравнительно немного. А его в конце охватил ужас. На лице капли холодного пота, безумные глаза скосились на меня. Рука с револьвером почти согнулась…

И я бью его кадетским ботинком в промежность. Он стреляет куда-то в лес и роняет револьвер. Я его отпускаю, и он со сдавленным стоном склоняется, обхватив ладонями пах. Тоже убираю револьвер, хватаю его за волосы и рву на себя. Он падает на колени, а я вынимаю нож…

Возвращая Григорию Васильевичу оружие, я смущённо сказал:

— Я из револьвера ни разу не выстрелил. Его же можно мне снова?

— Похоже, что тебе хватит ножа, — проворчал ректор, принимая револьверы. — И то лишь на дуэли.

Я пожал плечами — он же секундант, ему клясться. Вернул нож Авдею, да мы домой пошли. А там уже обычное моё воскресенье, даже Миланья почти не плакала. В обед прибыл курьер из штаба дружины, заодно покормили воина. И после обеда пригласили в гордуму — этот маг оказался самым жирным. А хороший какой бизнес!

Всю неделю я тренировал иллюзии и преодолевал психологическое воздействие. Гулял, сколько нравится, через КПП, бойцы ничего не видели. Инструкторы и некоторые преподаватели обо мне просто забывали на выбранное мною время, и я делал, что хотел. Мог просто в носу ковыряться или считать галок, пока мои одногруппники напряжённо внимали о любви к родине.

И ломал голову, кого же выставят против меня на этот раз. По зрелому размышлению получался дракон, не слабее. В пятницу вечером вызвал машину. В субботу возле казармы слушал фамилии лучших и ждал слова ректора.

В число лучших я традиционно не попал, а ректор начал с организационных вопросов. Наши младшие братики, наконец, сдали экзамены! Первый курс укомплектован и приступает к занятиям, и наш долг помогать их воспитывать, особенно на физкультуре не давать продыху.

Раз плац почти освободился, возвращаются наказания за неактивность на уроках. Этот выходной в текущем формате последний, дальше отпускать будут всех, кроме десяти самых неуспешных — они будут маршировать с первым курсом и опять же физкультура.

Далее он, наконец, приказал мне выйти из строя. Я, видите ли, обращался к князю Москвы. Так их светлость узнали, что я прохожу обучение в Корпусе, весьма сему обрадовались и отвечают мне через ректора. Высокий, подтянутый дед вынул свиток с печатями, развернул и заунывно загудел:

'Мы, милостью родных богов князь Москвы Вениамин в ответ на прошения не вошедшего в лета сироту боярина Артёма Большова постановляем:

Разрешить Артёму Большову жениться на Екатерине Стрелковой.

Указать Артёму Большову на то, что негоже для боярского сословия общаться с иноземными писаками.

Выразить надежду, что брак Артёма повлияет на него положительно, и нам впредь не придётся огорчаться его невместным боярству поведением.

Зачитать сей ответ перед строем кадетов'. Заверено подписью и печатью князя Москвы, — ректор поднял на меня взор. — Кадет Большов, тебе ответ ясен?

— Так точно! — радостно пролаял я.

— Ну, становись в строй, — велел дедушка.

Короче, «Волга» уехала без меня, и я в воскресенье на первом курсе вымещал всё, что мною адресовалось князю. Общаться с западными журналистами он мне запретил! Ну, высказал надежду и запретил — для боярина одно и то же. Князь же прямо ничего не может запретить боярам.

Но не в этом суть, не очень-то и было надо. Другое ведь дело, что вызовов на дуэль после слова князя больше не будет. И как же гад обставил — типа своей волей в обмен на разрешение. А не то, что у них тупо специалисты закончились!

Кстати, надо теперь поберечься, и Кате сказать, чтоб была осторожна. В общем, схлынула у меня первая радость. Отдышался немного, и началась новая неделя. Опять тянул руку и пытался делать учителям и инструкторам мозги. Кое-что получалось.

А в среду Катя сказала, что получила от Андрея ответ, он освободил её от клятвы и даже передал мне поклон. С этим известием и грамотно составленным заявлением мы пошли в ректорат, а вскоре состоится наша свадьба!

Радуюсь, как дурак, будто только этого добивался! А добивался я ведь справедливости и… э…

Точно не супружества? А, ладно мозг мучить, всё равно ведь люблю Катю!

И снова пытливый читатель воскликнет, что я точно считаю всех европейцев дураками! А я отвечу, что книгу нужно читать полностью и только потом что-то восклицать. Ведь именно в этой главе я нашёл время, чтобы порассуждать об европейских институтах.

Только не путайте с отечественными заведениями, где дают корочки о высшем образовании. Европейские институты — это…

Институты. Другого слова просто не подобрать. Обычный европеец может быть каким угодно, умным и не очень, добрым или злым, но он сотворит всё, что потребуют европейские институты. Ибо без них жизнь его теряет смысл, и сам он не европеец, а чёрт знает что.

Вот нет в Европе разведки, а есть её институт. В него входят и между собой взаимодействуют различные службы. Друг друга они больше или меньше ненавидят и по мере сил сживают со свету, но все они — институт европейской разведки. И очень умные люди, представляющие разные службы, с пиететом к нему относятся.

Даже британцы! Они, вообще-то, скорее сами по себе и не прочь пошпионить против европейцев, дабы подставить или совсем угробить кое-какие их службы, но себя считают европейцами и тоже относят себя к европейскому институту.

В принципе просто такова их кусачая природа, ничего с этим не поделать, а расхождения с материком чисто декоративные. Британцы думают, что шпион непременно должен быть блестящ и остроумен и, отрезая злодею голову, говорит что-то на века. К ним склоняются некоторые французы, а немцы в большинстве считают, что шпион вполне может быть тупым, косноязычным, без чувства юмора, и зарплата у него маленькая.