— Поехали, посмотрим сначала новые танки, — мягко предложила Катя, глядя на меня весёлыми глазками.

Смешно ей! А дело ведь серьёзное!

— Как скажете, — проговорил Виктор Владимирович, поднимаясь.

Я перевёл тяжёлый взгляд на воина. Гм. Кажется, он реально не понимает.

— Ладно, — сумел я внятно проговорить, вставая.

Сдерживался всю дорогу, играя желваками на скулах. Повторилась проверка при въезде в танковую часть, проверили даже командира. По сравнению с недавним прошлым, явный прогресс, но ведь и площадь увеличилась больше, чем вдвое. А я уже знаю, чем за неё пришлось платить.

Почти свалился в тотемный транс, пока шли за провожатым в ремонтный цех. Новые машины ещё не ломались, просто их переводят из транспортного состояния в нормальное. Танковые башни с пушками не нужно всяким видеть. Есть же у получателя возможности, вот и везут их в вагонах отдельно от платформ, на которых не написано.

Слушал я Витю в пол-уха и думал только, что эта пытка закончится разочарованием. Главное, не зареветь, кадетам и почти в семнадцать лет не положено. Сорву лучше башню командиру, другого потом назначу…

И тут прямо в душу посмотрела она. Я не мог её не узнать. Та самая тридцать четвёрка!

Какой она казалась мило древней и беспомощной в той жизни. И что её обводы делают с Тёмой! И со мной тоже, ведь есть маленькая поправка — сейчас только 1940-й год…

— Самый близкий к твоей заявке вариант, — продолжал гундеть Витя. — Танк ещё официально не принят на вооружение, проходит испытания. Но ты имеешь право брать в дружину даже трофейные машины. Заказали по дешёвке девяносто боевых танков и пять ремонтных на том же шасси. Харьковчане обещают за год справиться…

— Харьковский завод? — спросил я растерянно.

— Они, — вздохнул майор. — Назвали «Рысь-1», чтоб к тебе подлизаться, но ведь совсем не понимают танкиста! В их машине трудно самому обо что-нибудь не убиться! Не нравится она старым танкистам, но ведь цена… и параметры.

— Можно в ней полазить? — спросил я застенчиво.

— Конечно, боярин, здесь всё твоё, — развёл руками Витя.

Лазил по танку прямо в парадке и крутил ручки, заставляя подниматься и опускаться пушку, разбирался с подачей боеприпасов и даже шевелил рычаги. Пока Катя не стала ныть, что уже хватит, пора обедать. Пусть военный и Авдей с Мухаммедом ничего не говорили, но, и правда, на часах скоро полдень. Осмотр одного танка занял всё время визита.

Одобрил я машину, о чём сказал майору Бирюкову. И, раз уж танки ещё не приняты советом, и вообще мы в дружине сами себе велосипед, приказал доработать их под себя.

Первое, что приходит в голову, курсовой станковый пулемёт не должен замолкать, когда водитель экстренно покидает танк. Пусть человек напоследок задаст угол возвышения и сектор, и пулемёт работает до последнего патрона.

— А как же водитель покинет танк, если пулемёт будет стрелять? — уточнил майор.

— Каком кверху, — ответил я резковато. — Я просто задал направление — сами думайте.

— Есть, подумать! — согласился Витя.

Пошли мы к своим машинам. На прощанье командир вручил мне папку. Дескать, там справочные данные о поступающем вооружении и новых людях, а так же его соображения.

Проехали в гостиницу. В номере я только сменил парадку, а то успел в танке обо что-то испачкать маслом и копотью, да Катерина переоделась — она ж костюмчик уже полдня носила.

Дальше сказали коридорной, что мы съезжаем немного раньше и спустились в ресторан. Пообедали на дорожку, потом Авдей с Мухаммедом проверили «Волгу», и мы поехали в Москву. Катя улеглась мне на колени, а я расположил на её сиськах папку, открыл и углубился.

Начал военный с общих положений. Дружина моя создавалась для войны, которой не будет. Все прям уверены, что никакой войны не будет. А коли её не будет, то и дружинники не парились.

Боярину зачем-то нужна дружина, значит, кто-то должен в ней служить. Не надо боярину создавать проблем, и он не создаст их солдатам. Люди из года в год спокойно ходили на работу и старались не давать воли низменным инстинктам. Даже для малопьющей Гардарики уровень нарушений оставался очень низким.

Бояре не перегружали дружины личным составом и новейшим оружием. Приличия заставляли превышать нормы на десять процентов, значит, превышали лишь на десять, и не процентом больше.

Понятно, что для любителей спокойной жизни мест не хватает, и в дружинах процветает кумовство. Без одобрения командира роты заявка соискателя не попадёт в штаб, и если соискатель через ротного не заинтересует штаб, заявку отклонят. В итоге — в дружине все свои.

По наитию мне повезло застрелить тыловика, отстранить старого командующего и назначить майора Бирюкова…

Нет! Этот деятель так и написал, что мне с ним повезло!

А! Бывший начальник утвердил его замом со стороны, без подати, только чтобы дружина походила на воинскую часть. Вот он, боевой офицер, был единственным, кто думал, что какая-то война обязательно будет. Делал что мог, но не в его силах было преодолеть общие настроения и пресечь финансовые потоки…

Ну, коли так, реально повезло мне с Бирюковым.

Но вот я стал боярином, и настроения сломались на самом верху. Теперь каждое совещание начинается с того, что кому скоро на пенсию, лучше сразу уйти. Остальным следует молиться, чтобы вопрос их соответствия должностям решался обычным порядком, а не по законам военного времени.

Утро каждого солдата начинается с политинформации, на которой повторяется без счёта: война будет. А дальше физкультура. Речь пока не о сдаче нормативов Совета Княжеств, у всех есть время обдумать положение. Кто-то пишет рапорты на увольнение по собственному желанию, кто-то старается набрать форму и соответствовать. Ведь каждый месяц, сколько пришло пополнения, столько выгонят худших.

Пополнение прибывает активно и нареканий не вызывает. Парни закрыли по два-три контракта в реальных конфликтах. Их не ставят в общий строй, формируют новые части. Благо, что нанимать предпочитают технических специалистов.

Танкистов в первую очередь, к окончанию мною курса Бирюков ручается, что никого из старого состава не останется. Старики уйдут вместе со старыми танками. Зенитчики, пулемётчики, бронебойщики, артиллеристы, снайперы — все из нового набора. Водителей грузовиков и прочих машин заместили пока половину.

Но пехота останется старой. Или, вернее, новой старой — отслужившие срочку парни, кто не может найти себя на гражданке. Вот для них обстрелянные коллеги придумывают полосы препятствий, внезапные тревоги и марш-броски с окапыванием.

Новый командир считает, что для эффективности дружины число пехотинцев следует увеличить вдвое. Пусть оно сильно превышает десять процентов, продиктованных приличиями, но ведь я должен думать не о приличиях, а о войне.

На данный момент поступило две машины эвакуации на базе «Рыси-1» по двести пятьдесят тысяч. Пятнадцать танков «Рысь-1» по пятьсот тысяч. Зенитных броневиков два по двести тысяч. Зенитных орудий 37-мм семь по восемьдесят тысяч. Противотанковых орудий 45-мм пять по семьдесят тысяч. Пушек «А-21» 122-мм пять по сто тысяч. Ружей бронебойных…

Доклада военного на три раза с запоминанием и обдумыванием хватило на два часа. Вывод первый — рано я сорвался в Москву, нужно было остаться, прочитать записки майора, обсудить их с ним…

С другой стороны, пусть привыкает к самостоятельности, учится принимать решения. При всём моём боярстве мне никогда не возглавить дружину, Совет за этим проследит. Я могу только серьёзно влиять на назначение командующего, а вся ответственность всё равно на Бирюкове.

Но ведь пехота! Мой орёл хочет под себя не полк уже, а целую дивизию. Танковую. Генеральская должность на секундочку, хотя у меня ему больше полковника не светит. Как молодец войдёт в подчинение армии, как закружится у него головушка!

Правда, он уже общается с целым московским боярином, и ничего такого не наблюдается. Хотя не будем себе льстить, боярин пока несовершеннолетний, то есть в политике ноль без палочки.