Вторую и третью роты тоже прибрала пехота, но только у Трофима Семёновича оказалось столько сильных колдунов и тотемных воинов. Что называется почувствовать себя гвардией, хоть и нету в Гардарике такого понятия.

Впереди нашей атаки ждала следующая вражеская позиция. Понятно, что приехали танки полка Дёмина. Противник снова начал стрелять, но в этот раз совсем неубедительно — стены заградительного огня не получилось.

Интервалы в минных полях поехала нащупывать третья рота третьего батальона. Ну, я так думаю, для пехотинца все они просто танки. Вот нашли они свободные от мин области, и по ним пошли в атаку остальные силы.

Вражеские пушки к тому моменту заткнули, или враги сами перестали стрелять от смущения, что ничего не получается, и пехота побежала за танками.

На бегу удалось рассекретить и уничтожить пару вражеских дотов, ворвались в окопы. Как я и думал, танкисты в полку у Дёмина хорошие, быстро вскрывают и поражают цели, да и сопротивление сильно ослабло.

Батальон выстроился двумя линиями и без спешки преодолел вражескую позицию, потеряв всего половину машин. А дальше всё — враг даже не пытался ставить заградительный огонь.

По зимнему полю бежали в панике куда-то вдаль европейские замёрзшие фигурки в лёгких шинелях. Их подбадривали только из стрелкового оружия. Вряд ли они, не сговариваясь, и панически настроенные, пытались ввести нас заблуждение.

Четвёртой полосы нет, оборона прорвана. Танки полка одной частью вышли на чистое пространство и принялись охватывать врага с тыла, отрезая его от снабжения и оказывая давление стрельбой фугасными снарядами, а другой стали помогать своей пехоте расширять прорыв.

Атакуем мы врага с фланга, а это вовсе не так просто, как кажется. Думаете, можно не вылезая из окопов, пройти весь фронт? Вражина при отступлении взрывает мощные заряды.

И ломанная линия окопов отделения вовсе не переходит в другую такую же линию. Она упирается в отрытую под прямым углом к ней траншею, из которой так удобно стрелять вдоль окопа. А траншея уже примыкает к соседней позиции, чтоб оттуда доставлять резервы.

Проще самим на всё это навести огонь самоходок, расстрелять танками и закидать лимонками, сравнять, будто не было ничего. И тогда уже по ровному месту нормально атаковать противника во фланг.

Вот занимались мы этим делом, то есть сидели в траншеях с умными лицами и смотрели как другие работают, а Трофим Семёнович посмотрел за спину и вдруг восклицает:

— Ба! А вот и красавцы, ради кого всё это устроили.

Я обернулся и слегка охренел. Или мне просто так показалось. Под слабым снежком через прорыв поротно шли танки моей дружины, первый и второй полки. На броне пехотинцы с автоматами. А Бирюков со штабом, конечно, в танках, обязательно принимает участие в эпохальном танковом ударе.

Что это не рейд, а именно эпохальный прорыв — совсем нетрудно догадаться. Ради обычных рейдов не рвут такую оборону, и господство в воздухе для них не захватывают.

Потом в учебниках появится глава «Охват Бирюкова», а в ней напишут и про нас. Мелким шрифтом укажут, что в атаке приняли участие такие-то части. Судьба.

Но хоть это всё и грустно, работу никто не отменял. Силы эпохального удара нужно будет снабжать и пополнять, а значит, требуется расширить прорыв, задавить любое шевеление врага на вверенном участке.

Работаем себе, атакуем. Чередой вражеские окопы, блиндажи, долговременные огневые точки и даже противотанковые батареи. Их в профиль гасить сподручнее. И в определённый момент Трофим Семёнович говорит:

— Кажись, танк вон там зарыли. Хорошая цель для экспериментального отделения.

Прям при заинтригованном мне вызывает по рации начальство и требует испытателей. Ему сказали, что скоро ребята прибудут. Через четверть часа пришли четверо парней в белых маскхалатах с… э… как это тут называется? Ладно, каждая пара имела по ручному противотанковому гранатомёту.

Лейтенант назначил ребятам цель, и они отправились исполнять, а я с отвисшей варежкой смотрел им вслед. Не, логично всё — противотанковые ружья уже не справляются, стали искать замену. И гранатомёты известны давно, просто в армии Гардарики ещё не было ручных — считается, что солдат и сам хорошо кидает гранаты…

Со стороны цели послышались два взрыва, показались языки пламени и дым. Парни вернулись доложить, что цель поражена. Трофим Семёнович их отпустил, а я захлопнул варежку и понял, что теперь точно охренел. Ничего мне не кажется.

Эту главу хочу начать с извинений, что описание жизни некоторых героев отстаёт от Артёма. Сам понимаю, что это нужно скорее исправлять, и прикладываю к тому усилия.

Начну с Мари. Мы с ней расстались на вокзале в самом конце весны, когда безутешная она провожала Дитриха на войну, и некоторые сведения о ней нам известны лишь из её писем.

Фрау Шепард действительно любила Дитриха, очень за него переживала и даже иногда плакала. Однако слишком долго горевать ей не позволили обстоятельства, её пришли вербовать.

В Службе охраны важных объектов на место херра Кауфмана назначили более молодого и энергичного херра Везера, и он стал входить в суть дел. Среди прочего херр узнал, что Мари русская шпионка под наблюдением, но её русский куратор явно ушёл на нелегальное положение и нигде не отсвечивает, сволочь.

Назначение для херра Везера стало повышением, Мари херру показалась очень симпатичной, и ему давно осточертела законная, но толстая и страшная жена. Он приказал наблюдение снять и пошёл вербовать Мари от имени русской разведки, типа старый куратор заболел, а его прислали вместо него.

Херр Везер врал не-магу Мари, сколько душе угодно, и быстро затащил её в койку. Они трахались, а потом вместе с выражением читали длинные и трогательные письма Дитриха. Их это очень заводило, и они трахались снова. А ответные письма Мари Дитриху херр Везер только просматривал и отправлял на фронт.

Херра Везера звали Пауль, и Мари его называла в кровати «Pasha». Германию она любила, но то, что она считала Пауля русским шпионом, сильно обостряло её ощущения.

Херр Везер тем более любил Германию и по-русски не знал ни слова, а то, что Мари называла его «Pasha» и страстно стонала от близости с воображаемым русским шпионом, тоже будоражило его фантазии и сильно возбуждало.

Оба они были извращенцы и оба любили Германию…

Не! Я вовсе не утверждаю, что любовь к Германии извращение! Это нормально! Просто извращенцы тоже вполне могут её любить. Например, Гитлер — классический извращенец и прям обожал Германию. Кто-нибудь возразит, что Гитлер не был извращенцем или не любил Германию?

Но, так или иначе, Германия просто за любовь денег не платила, и Пауль Везер вынуждено внедрил Мари в коммерческий ресторан официанткой. Хорошим знакомым в администрации он сказал, что девушка с ним на связи.

В ресторане стучали все поголовно, не считали это чем-то особенным и не делали из такой ерунды секрета. Девчата официантки сразу спросили Мари, на кого она работает — на разведку или на политическую полицию. Она считала себя русской шпионкой и смущённо сказала, что ни на кого. Новые подруги официантки весело засмеялись, а белокурая Лола спросила:

— Точно не на политическую полицию? — Мари помотала лицом, и Лола решила. — Тогда будем считать, что на разведку. Можно нам думать, что на разведку? — Мари пожала плечиками, а Лола пояснила. — Это нужно для доносов.

Девочки подошли к работе творчески, писали по очереди, а остальные списывали. Только приходилось строго следить, чтоб в одном учреждении опять не обнаружили слово в слово совпадающие бумаги.

Вот писала Мари на сослуживцев и посетителей донесения, а херр Везер аккуратно подшивал их в папочку. Девушка из маленького немецкого городка всё равно толком не разбиралась в документации и подписывала ведомость «где галочка».

Она тратила шпионскую получку на текущие расходы, в основном на вино и сигареты у себя в ресторане, а жалование официантки и пенсию мужа-фронтовика откладывала.