— Да, обратно тебя доставят на машине, — проговорил майор. — Можешь идти.

— Пока, — молвил я, вставая.

— Пока, — ответил Йохан.

Вот так запросто я узнал, что страшная война между Европейским Союзом и Гардарикой закончилась. Я не особенно радовался и, конечно же, не возражал. Я остался живой, какие тут возражения?

А громко радоваться солдату наступлению мира неприлично, как рабочие не радуются открыто окончанию рабочего дня. Ну, мир заключили, ведь не победили формально! Да я, честно говоря, и не думал стать победителем Европы, а плен всё-таки лучше гибели.

И Гардарика провела войну довольно неплохо. Пусть СССР победил, двадцать семь миллионов убитых не компенсировать ничем, тем более, что коммунистические власти с барского плеча многое «простили» европейским народам.

По-моему, любая Россия просто физически не смогла бы воевать хуже коммунистов. Сами коммунисты говорили, что на их счастье немцы русским ненавистнее их самих! Они просто позволили русским кое в чём воевать по-своему.

Гардарика же никогда никаких иностранцев ничему не учила, и прусская армия не получила опыта русских. Армия Гардарики воевала совсем с другим противником. И делала она это, как завещали доблестные предки — люто, беспощадно, без сантиментов, тем более без коммунистических бредней.

Европа потеряла тринадцать миллионов, из них два с половиной миллиона в плену у русских. Европа воюет с англосаксами за выживание. Гардарика потеряла за войну два с половиной миллиона солдат и ни с кем не воюет.

Эти факты говорят, что Гардарикой управляют весьма неглупые люди. Они в данных обстоятельствах обдерут Европу до трусов, а под трусы впарят кабальные кредиты.

Да СССР после войны только в развитие Польши вбухал русских средств больше всех контрибуций и репараций! Гардарика же никогда и никому ни копейки просто так не давала. Формально она ничего не потребовала от Европы, мир паритетный, а фактически я не сомневаюсь, что Европа очень долго и много будет платить.

Таким образом, общая ситуация складывалась удовлетворительно, и мы в своём положении можем извлечь конкретную пользу. Приободрённого этими соображениями меня подвёз в казарму лейтенант в очках. По пути, кстати, выяснилось, что его звать Куртом Ридером.

На фронт его не взяли из-за сильной близорукости, а офицерское звание дали за учёность, он перед войной служил учителем в школе, что располагалась в нашей казарме. Теперь он служит в гарнизоне городка и подчинён майору Йохану Цейсу, у того что-то с желудком, если не косит. Раньше тот служил в банке, занимал какой-то пост.

Опять, блин, моя привычка «думать о своём», поддерживая любой разговор. Но что поделать, если люди по большей части просто гоняют воздух, информации от них чуть, совершенно не умеют формулировать мысли и мыслей мне маловато.

Так или иначе, прибыл я к ребятам, машина уехала, а я обрадовал народ, что война закончилась, и мы теперь не пленные, а простые туристы. Прямо сейчас все должны разбиться на пары и, взявшись за ручки, шагать за мной в управу получать справки.

Никто нас из казармы не выгоняет, но и кормить более не будут. Дальше живём только на свои. Заодно подадим на получение пособий. Потом пойдём в банк менять рубли на марки. Надеюсь, все брали на войну деньги?

Самыми бедными, конечно, оказались новички, взяли на войну всего по триста рублей, их месячная зарплата инструкторов. Бойцы отряда просто за факт получали пятьсот, а я как командир тысячу двести. Плюс платили за звания, потом наградные…

Короче, парни для общения с мирным населением «на всякий случай» взяли от тысячи рублей до двух самые прожорливые, а я десять тысяч. Ведь я отвечаю за своих парней, меня старшие офицеры иногда приглашали в рестораны, требовалось срочно покупать в военторгах парадную форму.

Обычно у пленных всё отбирают, но у немцев просто не находилось для этого достаточно сильных магов, и они нас, как горячую печёную картошку, старались побыстрее отправить по инстанции далее. В целом в деньгах на первое время мы не нуждались.

Я сказал парням, что более я им не командир и приказывать не могу, но по-дружески советую не отделяться от отряда, особенно без предупреждения. Мы же каждого обязательно будем искать, так, если собрался сваливать, сначала надо поговорить с товарищами.

Не советую сразу бежать на Родину, ещё неясно, как там расценивают нашу сдачу в плен. Даже если никак не оценивают, уголовных дел за переход к противнику с оружием не будет, в добрых намерениях магов Гардарики никто никогда не подозревал.

И мы же в другой стране! Такой случай познакомиться с другим обществом, с чужой культурой. Мы же с этими людьми воевали долгие три года, так надо хотя бы попытаться их понять.

Тем более я не советую изучать чужое общество в одиночестве. Пусть формально наш отряд распущен, но ребята давно поняли, что им даёт поддержка товарищей. А отряд просто не бывает без командира.

Вместе мы страшная сила, а по отдельности в Европе всегда найдётся маг сильнее каждого, даже сильнее меня. Вот из этого и будем исходить в отрыве от Родины. Для простоты пусть ребята считают, что мы в хитром, длительном рейде на чужой территории. Прямо задачи не обозначены, надо ориентироваться по обстановке в мире и в нашей ситуации.

Парни задумчиво покивали. На этом отправились в управление колонной по два, взявшись за ручки. Только я шагал впереди один и за мной второй рысь отряда Ваня потому, что просто вредный.

Служащих о нашем приходе предупредили, обслуживали в канцелярии сразу за тремя столами, очередь двигалась споро. Ребята, выходя из канцелярии, мне лично докладывали, что получили справки и подписывали машинным способом отпечатанные прошения о пособии и запрашивали работу.

В каждом заявлении значились отсутствие вредных привычек, твёрдое знание немецкого языка и хорошая физическая форма. В углу заявлений клерки писали: «сильные магические способности», будто для моих ребят не могли сразу напечатать. Германия странная страна.

Вот стояли мы в коридоре в очереди, я просто смотрел за ребятами, и входит в управу лейтенант Курт Ридер. Сразу подошёл ко мне, особо одобрил, что пацаны держатся возле меня и сказал, что майор ему приказал всё нам в городе показать.

— Тогда веди к проституткам, — проговорил я.

Он сказал, что сам не знает, где они, такой бедный и хороший семьянин, а нам после управы следует пройти в местный банк. Я подождал, когда все выйдут из кабинета, снова велел ребятам построиться в колонну по два, взяться за руки и попросил лейтенанта вести.

Заходим такие в двухэтажное здание и прямо в холле видим плакат, установленный ножками на полу и написанный по-русски:

«Русский сюда»! И стрелка указывает в закуток. Я вопросительно посмотрел на Курта, тот сказал, что в тех окошках поменяют нам рубли на марки. Я как командир пошёл первым.

Ну, один к четырнадцати ещё можно пережить, тем более что я поменял всего пять тысяч рублей. Я убрал в карманы семьдесят тысяч марок и отошёл от окошка.

Немцы придумали большие купюры, кончиком выглядывали и привлекали внимание бойцов. А мы даже не знаем, сколько тут стоит краюха хлеба! Я подозрительно воззрился на честное лицо Курта.

Он мне искренне улыбнулся и сказал:

— А теперь пойдём размещать вас на жительство. У вас хватает денег на приличные условия.

— Ну, веди, — проговорил я.

Всё равно даже немцы не смогут соврать магу, не надо просто поддаваться их обаянию. Тронулись всем отрядом колонной подвое, держась за руки. Первым, как обычно, решали вопрос со мной лично, чтобы парни знали, где искать командира.

Городок маленький, отошли от банка квартал, и Курт указал на большой одноэтажный дом с мансардой за низенькой каменной оградой.

— Вот отличный вариант для господина оберста! — сказал он.

Оберстом этот немец обзывал меня, трудновато им даётся простое русское слово «полковник». Не вдаваясь в тонкости, я его спросил: