Конвой сменили, сдали ребята посуду и остались на лавочках. По распорядку теперь политинформация. И я прямо при немецких солдатах принялся своими словами повторять за инструкторами лекцию «Советский человек в буржуазном обществе». А чтоб немцы не переживали, говорил по-немецки.

Ну, ничего больше не придумывалось! И пусть мысли сходятся не только у гениев, мысли реальные. В каждой шутке лишь доля шутки, и я в нашем бредовом положении попытался найти некие смыслы. Какая жизнь, такие и получились смыслы.

Чужбина стала для ребят реальностью, они слушали внимательно и часто задавали практические вопросы. Например, сколько и что здесь стоит, да как бы выгодно толкнуть боевые патроны к немецким винтовкам.

Я сказал, что в Гардарике восемнадцать марок меняют на один рубль. Но это официальный курс в нашей стране, на нём сильно сказывались успехи европейцев на фронте и их перспективы в войне. В Германии да после войны курс, скорей всего, другой. Я рассчитываю на десять марок к рублю.

Я серьёзно предостерёг ребят от ненужной активности, выгоднее сейчас затаится и изучать обстановку, а патроны надо вернуть немцам, чтоб не обвинили в краже с применением магии.

Бойцы подошли ко мне и высыпали в ладошки небольшую горку патронов, самому пришлось идти к конвойным и объяснять, что вот солдаты их потеряли, мы подобрали и теперь возвращаем.

Немцы от таких дел слегка обалдели, но улыбались приветливо. Этим парням очень не нравился их пост, и они, наверное, с теплотой начали думать о фронте. Главное, чтоб подальше от этих непонятных русских.

А мы после политинформации приступили к обычным тренировкам. В промежутках между драками для отдыха наносили руны немцам на каски. Мои ребята уже не считали их врагами и желали им долгих лет жизни.

Немецкие солдаты любовались красивыми узорами на стали, один свою каску поставил на землю и выстрелил с близкого расстояния, пуля оставила лишь неглубокую вмятину. Этот опыт немцев сильно впечатлил.

В полдень снова приехал немецкий грузовик с полевой кухней на прицепе. Конвоиры сменились, а нас стали кормить обедом. Обычная в принципе солдатская еда, только выдали по одному тоненькому кусочку хлеба непривычного вкуса. В Гардарике солдаты сами брали большие ломти с подносов, сколько нравится.

После еды посидели час спокойно. Прошли в здание, в одной из больших комнат на стене висела доска, и на рейке внизу нашли обломок мела. Устроили теоретическое занятие, специально для новичков разобрали прямое танковое столкновение. У наших немцев горели глаза азартом.

Потом перешли на свежий воздух и продолжили тренировки. Мне не хватало работы с магическими кристаллами, но до депрессии или апатии явно оставалось ещё время, и я рассчитывал, что получится что-то сделать.

Вечером опять приехал грузовик с полевой кухней на прицепе. Сменился конвой, нас покормили, а после ужина лейтенант в очках сам ко мне подошёл и попросил нанести руны на его нож.

Ну, мы всё равно всё оружие отдали, а вечерний ритуал проводить нужно. Немец подключился к обряду. Я в конце снова ржал и пил водичку, а офицер разглядывал новые разводы на стали. Нанёс ему руны, как были у меня, острый ножик резал бумагу на весу полосками любой толщины.

Грузовик уехал, мы в сумерках поболтали да спать пошли. Так прошло ещё два дня, и на четвёртый день во время политинформации приехал легковой «опель-капитан». Лейтенант в очках вышел и сказал, что он приехал за мной. Меня желает видеть военный комендант городка майор Йохан Цейс.

Я спокойно залез в автомобиль, хлопнул дверцей, поехали. Городок маленький, приехали быстро. Вошли в двухэтажный немецкий дом, лейтенант проводил меня к кабинету на первом этаже. Зашёл в двери, почти сразу вышел и сказал:

— Заходи.

Я вошёл в небольшую комнату. У стены справа стеллаж с папками на полках, на стене слева карта Европы с отметками. Я сразу заметил, что портрета Шульце почему-то нет, а висит изображение какого-то адмирала.

Хозяин кабинета, маг среднего уровня, сидел за столом, за его спиной единственное окно, на подоконнике ящички с луком. Я разбираюсь в немецких погонах, выучил для наградных. Немецкий майор был среднего роста, худощавый, тёмно-русые волосы с проседью, на длинном, бледном лице пенсне с цепочкой.

Он посмотрел на меня через стёкла водянистыми голубыми глазами и хрипловато проговорил:

— Ты же говоришь по-немецки?

— Да, — подтвердил я.

— Тогда проходи и присаживайся, — распорядился немец, указав ладонью на стул для посетителей.

Я прошёл и уселся.

— Тебя звать Артём Большов? — спросил он.

— Ага, — кивнул я.

— Ты тот самый боярин? — уточнил майор.

— А ты много знаешь русских бояр? — переспросил я. — Вряд ли меня трудно с кем-нибудь спутать.

— Да, внешность у тебя… э… необычная, — согласился немец, выразительно глядя на мои уши с кисточками, и проговорил. — А я майор Йохан Цейс, военный комендант города Хофен.

— Очень приятно, — улыбнулся я.

— Взаимно, — молвил Йохан с холодной улыбкой. — В вашем деле написано, что вы сдались в плен добровольно. Однако все пленные слушают меня исключительно стоя.

— Что-то случилось? — заботливо спросил я.

— Да, — согласился майор. — Вчера Гардарика и Европейский Союз закончили войну. Гросс-адмирал Дёниц и князь Москвы Иван подписали мирное соглашение. Вы больше не пленные.

Я помотал лицом и признался:

— С Ваней ясно, а кто такой этот Дёниц? Где Шульце?

— Он повесился, — печально сказал Йохан. — Теперь главнокомандующий и президент гросс-адмирал Карл Дёниц.

Я хмыкнул:

— Поздравляю! Я всегда думал, что Шульце туповат, а этот моряк вон — сразу заключил с Гардарикой мир.

— Возможно, — уклончиво проговорил майор. — Давай-ка подробнее о вас. Если бы вас поместили в обычный лагерь военнопленных, без вопросов загнали бы в товарные вагоны и отвезли бы на Родину. Но вы сидели в казарме фактически на честном слове и сейчас практически туристы. В вашем отношении стали действовать предвоенные правила, по которым магам Гардарики сразу выдаётся разрешение находиться в Германии месяц, и оно продляется по личному обращению к властям. У вас ведь есть при себе документы?

— Да, — сказал я, вынимая из внутреннего кармана комбинезона офицерскую книжку. — Странно, что сразу не отобрали, ты первый спросил.

— Отберёшь у вас что-то, ага, — проворчал майор и протянул руку. — Дай-ка книжку.

Я подал ему документ. Он открыл книжицу, взял форменный бланк и принялся писать, бормоча:

— Это твоя справка, что ты бывший пленный, будешь предъявлять нашим властям с книжкой. Так ты полковник? Можешь носить мундир оберста, только не советую ваши знаки и наградные ленточки…

— Не советуешь? — весело переспросил я.

— Угу, — покивал он головой. — Немцы хорошо знают, что за этими знаками очень много европейских жизней. Натянутость отношений гарантирована.

Он приложил к справке печать, вернул мне офицерскую книжку и отдельно вручил справку.

— Прикажешь своим бойцам прийти сюда за такими справками, — деловым тоном проговорил майор. — Только ко мне не надо ломиться, пусть ребята обращаются в канцелярию…

Я хмыкнул:

— Надо же, мне отдельное обращение!

— Ты вообще историческая личность, — пояснил немец. — Тем более я всё равно должен с тобой поговорить. Теперь о том, как будете жить дальше. Можете оставаться в казарме, мы только уберём конвой, и перестанем вас кормить…

— Так обеда уже не будет⁈ — всполошился я.

— Нет, — сухо отрезал майор. — Вы теперь свободные люди. Если нет средств, в канцелярии напишите заявление. Вам на первое время назначат пособие от фондов, помогут найти работу…

— Да я могу купить весь твой городишко, — усмехнулся я. — Мне бы связаться с Москвой.

— Обязательно свяжешься, — заверил меня Йохан. — Я ж говорю про средства на первое время. Вам же не нужно больше сидеть в казарме, можете снять жильё в городе.

— А! — сказал я. — Тогда всё пока ясно. Так я пойду к ребятам?