Мы задумчиво примолкли. Генерал-майор прочистил горло и ледяным тоном спросил:

— Приказ ясен?

— Так точно, — откозыряли мы дружно, а Сева взял со стола стопку карт.

— Тогда свободны, — сказал Салтыков.

Мы вышли из помещения. В молчании прошли на перрон. Танкисты откровенно почёсывались и зевали в строю. Ночь разорвал прожектор паровоза, к станции приближался состав с танками.

Он тормозил, а я грустно смотрел на него и думал, что опять поеду воевать. Только в этот раз без патефона. На станции патефонов, скорей всего, нет, и у генерала такое спрашивать неудобно.

Только не надо думать, что я не спросил патефон у генерала от смущения! Я человек военный, и для меня прежде всего дело. Просто не хотелось сбивать Василия Петровича с настроя. На какие жертвы приходится идти из-за психологии!

Думает генерал-майор, что посылает батальон погибать, вот ему и неудобно. Причём вдвойне неловко, что даже ёжик догадается — задумал это добрый дедушка заранее.

Виталик Логинов признался, что давно следит за нами, такой у него военно-магический эксперимент. Наверное, сватал нас генералу, напирая, что есть у нас опция выполнять любые задачи ценой жизни.

Кстати, Виталика нет, похоже, что Салтыков все детали ему не рассказывает. Слишком генерал-майор мудрый, что аж считает всех кругом дураками. Пусть дальше считает и смущается, мне так проще.

Я же ничего не понимаю! Летом приказали полку любой ценой остановить танки врага, и мы, не задавая вопросов, пошли выполнять. Враг предметно убедился в нашей истерике — в его понимании нормальные люди такое не приказывают и в обычном состоянии на гибель не идут.

А я уже тогда погибать не собирался, просто выполнял задачи командира танка. Все парни полка к возможности погибнуть отнеслись философски — они с самого начала знали, что на войне убивают. А так это же настоящее военное приключение! Только командиры батальонов, может, думали о плохом.

Немного позже, когда я командовал ротой, дошло до меня, что никакой истерики и рядом не проходило. Командование спокойно послало нас против превосходящих сил, только чтобы враг верил в истерику…

Кстати, европеец больше в нервы нашего командования не верит. Но я опять забегаю вперёд, а тогда дали мне батальон, и пришлось всё-таки разбираться в началах военного искусства.

И понял я, наконец, что тот бой имел лишь психологическое значение. Если бы у полка не получилось остановить танки, это означало бы всего лишь конец моей грустной повести. Просто маги не прошли бы испытание, и проект бы закрыли. Более наше поражение ни на что практически не влияло.

Ну, замкнул бы враг охват, его кольцо сразу бы и прорвали слаженными ударами снаружи и изнутри. Главная ошибка противника была в его уверенности, что русские станут до последнего цепляться за Кай-ёв, а наши уже тогда собирались уводить войска.

И теперь, после всех боёв я тоже не должен ничего понимать! Я полностью доверяю генералу, ведь маг магу не может врать! Он старый честный воин и со мной вместе сражается за Родину!

Ну, там ещё внизу кое-что мелким шрифтом, в чём бояре не разбираются. Оттого и смущался Василий Петрович, что очень не хотел говорить всего. Пусть я сам недостающее додумаю.

Хорошо, давайте думать. Прежде всего, московскому боярину какие-то генералы ополчения все скопом до одного места. Я военный только пока воюю, а они в армии до пенсии. И идёт Василий Петрович в болото, мне без разницы его ко мне отношение.

Ах, он не причём, это всё во имя Гардарики! Если мне удастся причинить танкам неприятеля серьёзный ущерб, армия на этом фронте спокойно разгромит противостоящие силы!

И что с того, что Салтыков отличится, станет генералом большой победы? Кому интересно, что его штаб над всеми деталями давно и тщательно работает? Какая разница, что Василий Петрович использовал нашу опцию решать любые задачи ценой жизни?

Действительно всё это неважно, ведь такой опции нет и не было никогда. Просто раньше мне очень нравились хорошие драки насмерть, и я ничего не понимал. А нынче я этого наелся, стал разборчивым и многое понял.

Только не надо говорить, что я не хочу выполнять на войне приказ! Очень хочу! Василий Петрович приказал повторить зимой то, что мы делали летом. Летом мы среди прочего много загорали и купались, и он не уточнил, какого года зимой.

Но не будем формалистами. Летом полк остановил танки противника. То же самое должен сделать теперь отдельный батальон, а каким образом — не Василия Петровича генеральское дело.

В другой раз будет изъясняться яснее. Только пусть генерал-майор подольше думает, что все мы тупые герои, у нас, таким образом, появляется свобода маневра.

Пока с первого состава на высокую платформу съезжали танки, я изложил вкратце свои мысли соратникам и сказал в конце:

— Ваня, извини, но в этом бою командую я. Тут много личных решений, не могу перекладывать на тебя ответственность.

— Хорошо, — спокойно ответил Иван. — Соображения высказывать разрешаешь?

— Само собой, — проговорил я.

Парни покивали, и после небольшой паузы заговорил Паша Зимин:

— Танки с заводов всё равно идут почти без топлива и с пятью снарядами. Где-то машины снимали с поездов, заправляли и заряжали, а потом снова грузили на платформы.

— Ну, или заправили и зарядили прямо на платформах, и это быстро не делается, — сказал боярин Веселов. — Точно начали с утра.

— Эта ветка ведёт в посёлок, где пополняется полк Дёмина, — добавил боярин Плохих. — Если бы мы не справились, танки достались бы ему.

— Понять бы, как генерал узнал, что батальон ещё боеспособный, — проговорил боярин Герасименко.

— Да на обеде примерно посчитали, — грустно молвил боярин Костя Гаев. — Танкисты же все в белых комбинезонах.

— Надо было разок пропустить, — поддержал его фактический комбат Ваня Котов. — Но кто ж знал!

Парни дружно печально вздохнули. Другие мои решения резких возражений тоже не вызвали. Подали три состава по двадцать танков. Генерал-майором, наверное, считалось, что я как честный человек возьму, сколько есть экипажей, остаток отдам Дёмину и поеду воевать. Я как боярин взял все, водителей хватало, а Дёмин пусть дальше ждёт. Это его судьба, сам так сказал.

Вообще я за разумную демократию, особенно на войне. Никто ж не хочет погибать потому, что командир чего-то не учёл. Потому первую часть пути сидел я за рычагами, так как хорошо вожу танк и держу все увиденные когда-то карты в голове.

Никак заразы не забываются, во снах превращаются в ландшафты, покрываются зелёной или жёлтой листвой, падает снег, или идёт унылый дождик по настроению.

А без лирики сидел в кресле наводчика Паша Зимин, командиром считался Костя Гаев, а на место заряжающего усадили Ваню Котова. Иван включил трофейный фонарик, и в его свете они рассматривали карты, а обсуждали по танковой трансляции.

Через час сделали остановку, Ваня пошёл просвещать Севу Польских, Костя и Паша пересели к другим магам, а я за рычагами обсуждал ситуацию с боярами Герасименко, Весёловым и Плохих.

После новой остановки над картой с немецким фонариком азартно спорили другие танкисты. А после четвёртого привала свои бредни излагали мне следующие. Я могу ехать и без перерывов целые сутки, просто многим приспичило высказаться.

То есть я вообще за демократию, но в очень разумных пределах, и после пятой остановки до линии фронта любые стоянки запретил под угрозой расстрела на месте. Достали просто, много нехороших русских слов!

Всё-таки демократия требует определённых технологий, но радиосвязь под запретом, а интернет и компьютеры в светлом будущем, чат не создашь. Отодвигая философию в сторону, последний участок я подводил баланс мнений. Мне за рычагами хорошо думается.

Танкисты согласны с генералом, что противник тоже понимает, что наше господство в воздухе временное, на земле же пока всё без изменений. Враг знает, чем ему грозят танковые сражения, когда он действует на ощупь, и ожесточённей обычного будет бороться с прорывами фронта — не допускать и пресекать.