По нашим расчетам, отсылка у вас есть, возможен случайный перенос в ширину плюс-минус сто лет из той реальности к нам. В первый год вероятность девятнадцать процентов, во второй год один и девять десятых, в третий около двух десятых, далее значения пренебрежимо малы. О сумме предела вам прилагается отсылка на математический анализ за первый курс.

Наши службы проверяют все доступные несчастные случаи. Но вероятность переноса падает каждый день, а меж тем прошёл почти год с эксперимента. В принципе мы могли бы закрыть эту тему, если бы не Гардарика, там нашим службам особенно разгуляться не позволяют эти дикари…

Дитрих налил воды в стакан из графина, выпил половину и продолжил:

— Как вы знаете, все дело в Гардарике. Если бы удался проект проникновения в магически отсталую реальность, мы бы боролись за доминирование в нём и, так или иначе, взяли бы над Гардарикой верх за счёт немагических технологий. Если бы мы заполучили попаданца оттуда, то за счёт полученных от него технологий могли со временем взять верх над этой ужасной страной. Но мы получили боярина Большова.

Ничего особенно странного в том, что мы обратили внимание на это имя. Он первый московский боярин за всё время, кто согласился на интервью европейской газете. Английский таблоид, если что. Интервью обсуждает вся Европа, отсылка на газету прилагается…

Дитрих допил из стакана и заговорил далее:

— Вот короткая выжимка из статьи в части, что касается нас. Артёму Большову всего шестнадцать лет, примерно через месяц исполнится семнадцать. Он стал боярином, чудом выжив в авто-аварии, где погибли его родители и старший брат. В причинах катастрофы нельзя исключить чей-то злой умысел, но мальчишка, с его слов, ничего не помнит, а машина сгорела.

У его отца была жуткая репутация. В тридцать восемь лет он на дуэлях убил пятерых бояр и тринадцать магов Гардарики. Артёмка начал с того же, в шестнадцать лет иерарх их церкви. Внимание, господа! Со слов боярина Большова английскому журналисту, за то, что священник прилюдно предположил в нём попаданца!

Дитрих снова налил из графина и, пережидая возникший ропот, выдул целый стакан. Вот поставил он пустой сосуд и заговорил далее:

— У Артёмки уже репутация, как у папы. Не просто так он единственный дал согласие англичанину на интервью — ведь за сам факт его всю жизнь могут вызвать на дуэль. «Пусть вызывают», — сказал он английскому журналисту. — «У меня хорошие учителя». Неудивительно, что его больше никто не смеет назвать попаданцем. Теперь зачем, с его слов, он согласился на беседу…

Дитрих, нагнетая паузу, налил себе из графина. Употребил полстакана и проговорил буднично:

— А согласился он на интервью, чтобы нам, европейцам, сказать, что нас ненавидит. Он не сомневается в европейском нападении на Гардарику, потому учится в Кадетском Корпусе — там готовят элиту офицерского корпуса русских. Он, боярин Большов, готовит свою дружину, и вскоре будет убивать европейских солдат…

Дитрих допил из стакана, не удовлетворился и добил воду в графине. Сказал хрипло:

— Большов фактически использовал английскую прессу, чтобы сказать вслух, что до него не осмеливались говорить. Он объявил войну с Европой непросто возможной. Он просто объявил нам войну. Это читает вся Европа. В Гардарике интервью перепечатал каждый листок. Если это попаданец…

Дитрих помотал головой и продолжил глухо:

— То у него к Европе явно что-то личное. И он в Гардарике. Контроля у тамошних магов над ним нет, но настроен он очень антиевропейски. Не мне давать вам советы, думайте, господа!

Дитрих занял место рядом с профессором. На кафедру никто долго не поднимался, наконец, вышел явный генерал в штатском. Он поправил усы и проговорил:

— В таком разрезе даже бульварные новости — просто охренеть! У нас что, получается, нет другого выхода, только нападать на Гардарику⁈ Но это же совсем бред! И ничего ж не готово…

Дитрих склонился к уху профессора и зашептал:

— Мне бы выйти!

— А на возможные вопросы кто ответит? — неприязненно проговорил Штанмайер. — Терпи теперь, раньше надо было думать.

После торжественного парада я окунулся в боярские будни. Сразу от близости с Катей перешёл к делам. Официально позвонил в ректорат и попросил встречи. Мне ответили, что ректор примет боярина Большова завтра в десять до полудня.

Дальше завтрак. За едой я сказал Мухаммеду и Авдею, что они мне не всё рассказывают.

— Ну, так папка должен был тебе всё сказать, — уплетая яичницу с колбасой и сыром, резонно пробурчал Авдей.

— Тем более нечего было тогда говорить, — поддержал его Мухаммед. — Убил бы тебя тот поп, и всё на том.

— А сейчас? — терпеливо молвил я, отпив апельсинового соку.

— Да ты и без нас можешь узнать, — махнул вилкой Авдей.

— Я хочу услышать всё от вас, — сказал я твёрдо.

— Ну, — заговорил нехотя Мухаммед. — Думали все, что у бати твоего магия на пистолеты. Одни не верили, проверяли. Другие верили и проверяли его на шпагах.

— Пятеро бояр и тринадцать магов проверили, — добавил Авдей. — Похоже, что передалась тебе папина магия.

Катя, забыв жевать, переводила взгляд с одного на другого. Я учтиво протянул ей салфетку и сказал:

— Это хорошо, только тренироваться всё равно нужно.

— Насчёт шпаг к Катерине, — проворчал Мухаммед. — Мы только с пистолетами.

— И тебя учить пистолетам… — позволил себе улыбку Авдей. — Наше-то дело маленькое — просто поймать твою пулю. А дальше сам.

На это замечание я лишь важно покивал, Катя вытерла блузку, и далее завтрак прошёл в пристойном молчании.

Уселись мы на политинформацию в гостиной. Катя сменила блузу и успела сказать несколько слов по-английски, как пришла Миланья и сообщила, что звонит некий Серёжа, я должен его помнить. Вот он просится на немедленную встречу. Я велел ему передать, что жду его в течение часа, и Миланья вышла, а Катерина продолжила урок.

Вскоре к нам присоединился Сергей Жучирин. Миланья проводила его в гостиную, а я молча указал ему на диван. Серёжа тихонько прошёл на диванчик и принялся внимательно слушать Катю.

Она не просто так перевела всю свою подписку на мой адрес, почти два десятка европейских газет и журналов. Когда Миланья их увидела, смогла только горестно вздохнуть, выразиться словами ей воспитание не позволяет.

Катерина всё обязательно просматривает и читает кое-что, если хватает времени. Её политинформация не содержала в себе официального мнения совета княжеств по выработке мнений в частности и вообще идеологии.

Катя для начала просила нас представить себя обычными европейцами и давала нам европейскую картину мира. А потом озвучивала немного статистики. Какая, примерно, доля публикаций касается Гардарики. Сколько среди них информации позитивной, нейтральной и негативной. И преподносила ту же статистику в динамике, по месяцам и по годам.

Авдей с Мухаммедом выражали приличную скуку, они не всё понимали по-английски, потому в целом с Катей соглашались. Катерина от них большего не требовала — присутствуют мужики и на том спасибо.

Я же слушал её с интересом, хоть и тоже с непробиваемым лицом. Всё-таки забавно узнать, как изменился мир за какой-то месяц! Хотя он и не изменился — мир, походу, никогда не меняется.

Но это удивительно мне русскому боярину, да ещё и после месячной практики, а рядовой европеец даже не заметит, что пичкают его русофобией во всё больших дозах, что, ни одна страна при всём желании не может быть столь же ужасной, как упоминаемая к месту и просто так Гардарика. И русские просто не могут быть настолько хуже их самих при всём тоталитарном воспитании.

У большей части европейцев зреет мнение, что против этаких злодеев позволены многие методы, если не все. Меньшая пока часть уже возмущена, почему эти методы не применяются к Гардарике, а для неких экстремистов Гардарика и русские стали воплощением всё побеждающих «плохих парней во дворе» и они скорее им симпатизируют. Причем, это только частные мнения. Все изречения официальных лиц полны миролюбия к Гардарике и уважения к русскому народу.