— Алёна! Дальше не твоё дело!

— Но папа! — воскликнула девочка.

— Охраняй дом! — сурово приказал ей отец.

— Слушаю, — нехотя ответила Алёнка.

Она ушла в дом, мы проводили её глазами. Василий заговорил:

— Оккупантов в доме нет, — он точно не врал. — Пойдём далее.

Василий провёл нас через два дома и не возражал против нашего участия в ликвидации супостата. Я спящего не-мага могу прикончить недобрым взглядом, но оно требует магических сил, к тому же зарезал я слабого мага.

Вася открыл погреб и требовательно сказал в подпол вылезать. Вышли четверо дюжих парней. Вася сказал мне, что это братцы Петровы. Им он заявил, что мы тут совсем освобождаем село, кончилась оккупация.

И мы режем немца, всем бойцам его партизанского отряда за убитых заплатит Совет обороны, не считая трофеев. Братья Петровы тут же записались в отряд Васи и обыскали форму немцев.

Нашли какие-то марки, мы оставили их местным. Те охотно приняли европейские купюры, и повели в другой дом. По их словам, там семейство Ивановых. Дурни редкостные, но три крепких мужика сидят со стариками в подполе, пока немцы с их бабами… э… снаружи.

В доме Ивановых решили разделиться. Магам же нужно только поддерживать невидимость, а пятерых для этого хватает. Ну, среди немцев встречаются маги, но они же все спят — лёгкая цель.

Я серьёзно сказал Васе, что мне нужен командир части, живой и как можно быстрей. Он предложил сходить со мной лично. Василий никого от добывания марок отвлекать не собирается, он пойдёт со мной совершенно бесплатно! Хотя и стоит оно рублей сто, не меньше!

Я просто назло сказал Васе, что рублей ему не будет, а поведёт он меня из чувства долга. Или пристрелю его, суку такую, на месте. Василий сказал, что ненужно нервничать, он же не возражает.

Вдвоём с ним я прошёл в дом старосты. Усталость уже начала сказываться, троих немцев зарезал без всякого удовольствия. Ещё двоих порешил Вася топором, а шестой назвался оберстом, командиром полка, так его я пока резать не стал.

Пока разговаривал с вражеским полковником, в дом пришёл мой Ваня. Отвлёкся я от немца, и он доложил, что враг в селе кончился или сию секунду заканчивается — на местный актив прям нет никакого удержу.

Я ответил, что это ладно. Пленного пока загнали в подпол, Ване я велел сходить за отрядом и расположиться в селе на отдых до шести. В семь чтоб он пришёл ко мне с рацией.

Ваня откозырял, сказал:

— Слушаю, — и ушёл.

А я только снял шапку, полушубок и зимние ботинки и, далее не раздеваясь, упал в разобранную кровать оберста. Всё-таки уже около трёх утра, а силы не бесконечные.

Проснулся, как всегда, в шесть утра. Далее обязательные утренние процедуры с валянием в снегу. Освобождённые из оккупации тётки сварганили на завтрак творожную запеканку, молоко, варёные яйца и чай с мёдом.

В семь пришёл Ваня с рацией, и я доложил начальству, что танковая засада действительно была, но с опорой на местный партизанский отряд экипажи их ликвидировали, а командир пленён.

Заодно вспомнил про немца в подполе. Лично за ним спустился. Тот доложил, что рация у него только в его танке, но раньше восьми ждать вызова нет смысла — немцы любят поспать.

Ближе к восьми велел ему одеваться, и он повёл меня к своему «тигру». Залезли в холодную машину. Немец сказал, что его танк обычно отогревают бензиновыми горелками снаружи.

Мы оба надели наушники. Полдевятого сработала танковая рация, я приставил к голове оберста пистолет. Его спросили начальственным тоном, видел ли он русские танки. Тот ответил:

— Не-а.

Ему приказали ждать подкреплений, с ними придёт его новое начальство, дальнейшие приказы узнает от него.

— Яволь, — сказал оберст.

Рация погасла, и я приказал ему вылезать из танка. Когда я вылез из люка он стоял у борта. Ножом не достать, и вообще лень. Вынул «парабеллум» и выстрелил ему в затылок.

Его тело упало в снег, мозги вышибло через лоб. Моё боярское право врать, кому угодно и не брать пленных. Да и причём тут право? Я просто это могу. Неважен он, прибежал Ваня с рацией.

Вызывало моё начальство. Экипажи «тигров» едут ко мне в грузовиках под охраной танков. Я должен рассадить ребят по машинам, прогреть моторы и ехать навстречу немецким резервам.

Воздушная разведка докладывает, что из посёлка с железнодорожной станцией вышла пешком пехотная дивизия с артиллерией и около сотни четвёртых «панцирей». Танки, вроде как, пехоту охраняют, вперёд не спешат. Передовым отрядам ещё три часа пути.

Я сразу озадачил свой отряд оживлением машин. Одиннадцать тяжёлых танков со свастиками на башнях точно заработают. Если что и одиннадцать «тигров» с ближней дистанции сделают очень многое, но через час их станет намного больше.

Противник мечтал расстреливать беззащитных русских? Всего через полтора часа он встретит свои «тигры» и ему не будет пощады. Я представил себе, как «тигры» пробивают «панцири», как пулемётные очереди врезаются в колонны немцев, разлетаются ошмётки, и мертвецы кучно валятся на нашу землю.

Это будет через какие-то полтора часа! Я блаженно заурчал…

Реальность превосходит самое буйное воображение. Мой экипаж работал в немецком танке, будто никогда его не покидал. Волк Серёжа ведёт «тигра» по самому выгодному маршруту и поливает пешего немца из курсового пулемёта, вепрь Толик на коротких остановках гвоздит вражеские «панцири», сходу бьёт врага фугасами, бер Вася шустро подаёт снаряды.

А я смотрю на поле боя в европейскую оптику и ругаюсь, что немцы не снабдили «тигров» пулемётами на крышах. Наверно, чтоб командир не отвлекался, и нет у них нашей автоматики.

Любуюсь истреблением неприятеля почти со стороны, но морально своих поддерживаю и разделяю эмоции. Дела магические — генерирую тотемное воздействие, усиливаю товарищей. Выискиваю вражеских магов и командиров.

Не хочется вдаваться, так бы и растворился в восторге парней! Но я тут командир и не имею права терять головы. Никто отсюда не уползёт обиженным, а для этого первое дело лишить противника управления.

Иногда использую способность направленного воздействия, но я же в «тигре» — его бронебойные снаряды пробивают четвёртые «панцири» в лоб до двух километров. Просто назначаю экипажу очерёдность целей.

Ребята настроены обидеть тут всех европейцев. Истребление противника захватывает, будоражит, его кажется мало. Азарт всё больше овладевает нами, а я, только начав анализировать, не могу остановиться, и по своей скверной привычке почти безучастно всё оцениваю.

Вспомнился фильм «Танцующий с волками». Индейцы новахо выехали на охоту и увидели в прерии трупы бизонов, которых пристрелили белые из поезда. Я хорошо запомнил растерянные индейские лица — зачем эти массовые убийства⁈

И я пытался представить себе тех белых, кто расстреливал беззащитных зверей из окон поезда. Тогда мне мешало негодование, а теперь я, кажется, понял тех охотников. Безнаказанное убийство захватывает. Это же так здорово стрелять в беззащитных, быстро заряжать и снова стрелять!

Да, мы на войне убиваем врага, а если правильно вывести его, обмануть, враг перед ликвидацией всегда беззащитный и растерянный. Эти европейцы просто получает своё, то, зачем они припёрлись в мою страну. Пусть горят их машины, а они мечутся и падают прострелянные в снег.

Европейская армия уже не справляется и будет бежать. И неизбежно армия Гардарики придёт в европейские города. Можно и дальше сомневаться, врать себе, но я только что своими глазами увидел, что там случится.

Эти европейцы всегда считали русских недолюдьми? Ну и ладушки — бессмысленно взывать к нашей человечности. Они получат массовое уничтожение европейцев.

Просто потому, что европейцы ничего не смогут нам сделать, и это же так весело! Так азартно! Так захватывает! И не так уж оно будет неоправданно или несправедливо. Я сам скажу:

— Посеявший ветер пожнёт бурю, — сменю магазин и продолжу стрельбу.