— Ваня, иди сюда, — громко проговорил я.

Тотемный рысь вышел из-за деревьев.

— Веди сюда отряд, устроим короткий привал, — распорядился я.

— Слушаю, — ответил он, отдав честь, и скрылся в лесу. Я посмотрел на мужиков и представился. — Я командир отряда майор Артём Большов.

— А мы все тут Фомичёвы, — ответил старший. — Я Василий, — он указал ладонью. — Это мои младшие братья Иван и Прохор, а девочка моя дочка Алёна, — он прокашлялся и учтиво напомнил. — Так я спросил, что делать армии Гардарики в лесу.

— Да как всегда, воюем с европейцем, — ласково улыбнулся я…

Ну, рожа страшная, зато во всю мощь врубил рысье обаяние.

— То есть у нас дела военные. А вот вы что тут забыли? — спросил я.

Как все добрые русские люди они к жизненным явлениям относились неоднозначно. Что Европа напала на Гардарику и оккупировала столько территории — это, конечно, плохо. Зато пока они под оккупацией, никто не требует плату за вырубку леса на дрова…

— Так что же вы летом не запаслись? — не понял я.

— Да запаслись мы! А людям помочь? Дров много не бывает, — солидно пояснил Василий. — А зимой сонное дерево легче рубится, и отвозить его по санному пути проще.

Вот работали, как принято в деревне, весь световой день, Алёнка отвозила на санях в село очищенные от ветвей длинные куски стволов и доставляла еду. Спали у костров, чай они привычные.

Однако вообще у оккупации есть свои предметные, довольно неприглядные формы. Европеец в русских населённых пунктах всё берёт без платы, творит, что захочет, беспредельничает. Вот Алёнка не просто так удрала в лес.

Прошлой ночью немцы в село приехали на танках. А сидят мужики в лесу не только из-за неё. Для европейца любой русский, если вышел из леса, партизан — пристрелят и разбираться не станут.

— Да как вы это терпите⁈ — возмутился я. — Вот же и топоры у вас есть!

— Ну, порешим мы одного немца, ну, двоих, — спокойно глядя в мои кошачьи глаза, ответил Василий. — А дальше что мы можем? Уж коли вся наша армия нас не защитила от его войска! Повесят же, и все дела!

Из лесу вышел отряд. Я объявил привал. Парни соорудили несколько костров и подходили к нам за огнём. Алёнка подбросила еловых веток в костёр. Ваня над нашим костерком установил котелок, накидал в него чистого снега, а когда тот растаял, досыпал кофе.

— Понятно — не вы такие, жизнь такая, — хмыкнул я. — Сидите в лесу, а с жёнами вашими немцы. Хорошо, хоть свечку не держите.

— И ты, майор, ещё нам такое выговариваешь! — с горечью воскликнул Василий.

Ну… с женой у меня тоже не всё однозначно, но к этому делу оно точно не относится!

— Да, могу такое говорить, — ответил я насмешливо. — Я с первых дней войны убиваю европейцев, даже морда обгорела. И сюда мой отряд пришёл, чтобы освободить вашу деревню.

Возникла понятная пауза. Василий неуверенно пошевелил губами и сказал:

— Маловат отряд-то. Немцев на танках много приехало.

Я поднял руку и выпустил когти. Дождался, когда мужики их хорошо рассмотрят, втянул обратно и спросил:

— О магах знаете?

Мужики переглянулись, и Василий уточнил:

— Точно нашу деревню освобождать думаете?

— Точно, — сказал я.

— Так пока не освободили, мы же можем создать партизанский отряд? — спросил Вася.

Я улыбнулся и кивнул. Ваня разлил кофе по кружкам, добавил сахару из туеска. Я взял свою порцию и стал размешивать рысьим ножом.

— И нам же как партизанам полагаются выплаты за убитых европейцев? — уточнил Василий.

— Конечно, — кивнул я, помешивая сахар. — И трофеи с убитых все ваши.

— Тогда я, Ваня и Прохор партизанский отряд! — сказал Василий торжественно.

— А я⁈ — возмутилась его дочка.

— И ещё связной Алёнка, — согласился с ней папка.

— Очень мило, — проговорил я благодушно, хлебая ароматный кофе.

Рысь во мне довольно быстро привыкла к непривычному зверю вкусу. Кофе, конечно, не валерьянка, но тоже очень неплохо бодрит. И понял я уже, что зверство вообще не гарантия от чисто человеческих пороков.

Тот же алкоголь не вызывает у меня больше отвращения. Читал я в прошлой жизни у Томаса К. Джерома про пьяную в хлам кошку, кого задавила телега пивовара…

Но это всё лирика, конечно. Я допил кофе и сказал, что привал заканчивается через две минуты. Парни допили из кружек, потушили костры и построились.

Я повёл к ближайшей из предполагаемой стоянке «тигров». Бодро шли по лесу, партизанский отряд Василия с топорами шагали рядом со мной. Алёнка взяла заостренную палку и важно несла её на плече.

Прошли полчаса или чуть больше, и я почувствовал людей у костров. Взрослые люди у нескольких костров грели руки и обречённо ждали рассвета, после которого тоже ничего хорошего не ожидалось. Теплее не станет точно.

В резерве я оставил пятёрку магов и партизанский отряд Васи. Маги впереди не ощущались, я спокойно скомандовал отряду тихую атаку. То есть чтоб враги их не видели и дохли от ножевых ранений.

Не надеясь на ребят, сам пошёл вперёд и у первого костра нокаутировал двоих немцев быстрыми ударами в основание черепа. Обнаружили на окраине леса два десятка тяжёлых немецких танков и по одному нижнему чину на машину.

Большинство зарезали сразу, а своих я сначала допросил. Они точно знали, что в лесу оставили ещё часть танков, остальные в деревне. Начальство отправилось туда по делам, большая часть экипажей в самоволку, а их, несчастных задротов, оставили сторожить.

Где другая часть танков, они не знали. Я спокойно их прирезал и повёл отряд ко второму предполагаемому мной положению. Ну, что скажешь — мысли сходятся не только у гениев, и военная наука неумолима.

Танки прятались ближе всего к самой выгодной позиции, и так же, как и первых, несчастных часовых зарезали холодной ночью в лесу. Где-то в Гардарике. Похоже, что это европейская судьба.

Впрочем, у меня тоже судьба и приказ. Пока оставили «тигры» без присмотра и лесом прошли к точке, где от леса до села самое короткое расстояние.

Ко мне подошёл серьёзный Василий со своим партизанским отрядом. Заговорил рассудительно:

— Командир, так эта. Не дело в деревню идти всем. Парни не знают, где там и что, ещё откроют стрельбу и сожгут деревню. Нужна разведка. Вот давай первыми пойдём мы и твоих десяток.

Я почесал за острым рысьим ухом и ответил:

— Ладно. Только учти, Вася — я тоже пойду и, если что не так, до тебя точно доберусь.

— Буду рад, если ты пойдёшь с нами, — степенно ответил Василий.

Отобрал я десять парней, Ваню, конечно, взял с собой. Снова назначил за себя командиром мага Петю, Ваня ему оставил рацию. Я приказал слушать эфир и, если хоть один из нас погаснет, всем отрядом ворваться в деревню и всех врагов убить, хоть и спалят на хрен деревуху. Петя сказал:

— Слушаю!

А мы побрели за партизанским отрядом Василия. Даже Алёнка пошла со своей палкой. Хотел я сказать Васе, что девчонке лучше посидеть в резерве, но не стал вмешиваться в воспитание. Раз папа не возражает, кто я такой?

Взглядов от деревни вообще никаких не чувствовалось. Мы напустили на наш маленький отряд невидимости, обычные люди просто не захотят на нас смотреть, тем более что-то замечать.

Миновали пустое пространство и вошли на безлюдные улицы. По идее должны поднять лай цепные псы, да беднягам перетянули пасти и спрятали от беды, кого европейцы не пристрелили.

Прошли к добротному дому, зашли во двор, и Вася попросил магов пока подождать, они только посмотрят. Партизанский отряд вошёл в дом, не было их с четверть часа.

Через пятнадцать минут открылась дверца, и с крыльца сбросили труп в нижнем белье с проломленным черепом. За ним вылетел другой дохлый, явно порубленный при жизни топором. Далее вылетел труп с пробитым чем-то острым пузом. Потом поступали больше порубленные тела, но ещё парочка точно скончалась от колотых ран в живот или в поясницу.

На крыльцо вышел партизанский отряд Василия, последней вышла суровая Алёнка. Её палка от острого наконечника была залита кровью. И на её одежде красовались характерные пятна. Папка к ней обернулся: