— А вот с чего, — Вера погладила себя по животу. — Трое нас тут, я и вот эти двое… Ладно, приказ отдала, пошла я: душновато тут у вас, а еще и накурили. Но вы — учтите!

Когда Вера вышла, Сталин, стараясь не улыбаться, заметил:

— Ну ладно, посмеялись — и хватит, займемся делом.

— А я, пожалуй, поддержу предложение Веры Андреевны, — сказал Борис Михайлович, — под руководством товарища Ватутина план обороны на Украине и разрабатывался, так что пусть он его и воплощает. И товарища Кирпоноса заместителем его назначить стоит, он среди бойцов и командиров большим авторитетом пользуется…

Через полтора часа, когда совещание закончилось и его участники покинули кабинет, Борис Михайлович подошел к Жукову и тихо сказал:

— Вам бы, Георгий Константинович, не злиться следовало, а свечку за здоровье Веры Андреевны поставить: она вам сегодня, между прочим, жизнь спасла. И не только вам…

Вообще-то Вера на заседание ГКО пришла вовсе не за тем, чтобы давать какие-то «военные советы». Но она помнила, что в горячке первых дней войны немало командиров пострадали напрасно, многих из тех, кто тогда был расстрелян, оправдали еще во время войны — но сделанного-то уже не воротить было. А как неплохой учитель, она прекрасно знала, что даже серьезные драки, намечающиеся среди школьников, легко предотвратить вот такой тупенькой буффонадой: народ посмеялся, злость приглушилась — и уже что-то и драться не особо хочется. Насчет товарища Ватутина — это было простым совпадением, а про Кирпоноса Вера помнила лишь то, что он героически погиб в начале войны как раз на Украине. И про Толбухина она помнила то, что в честь него даже город в Болгарии был назван, а значит он где-то в тех краях и воевал. Ну а что по этому поводу подумали товарищи военные, ее волновало крайне мало — но военные подумали достаточно интересно — и авторитет генерал-полковника Синицкой в армии сильно поднялся. А уж как ее авторитет поднялся среди простого народа…

Сталину пластинку со «Священной войной» принесли поздно вечером, из самого первого, еще «сигнального» тиража принесли: он поинтересовался, что за песню ранним утром по радио передали. Причем пластинку принес лично Миша Терехов — очень гордящийся «оказанным доверием», и на вопрос Иосифа Виссарионовича он ответил честно:

— Как нам Стару… Вера Андреевна сказала, так мы и написали.

— Хм… а причем тут Вера Андреевна?

— Да при всем. Я же звукооператором на этой записи был, так вот: начальный вариант — что слов, что музыки — был… я же музыкальное образование имею, в музыке разбираюсь — так вот было полное… не очень хорошо, а Старуха все переделала и получилось вот это: слушаешь — и аж мурашки по коже, хочется вскочить и бегом в армию записываться. У нас в студии все так же считают, относительно Вериного варианта. Правда, она, как всегда, сказала, что она только с аранжировкой немного помогла…

— Насколько немного?

— Переписала все вообще.

— Тогда мы поступим… вы поступите так: на тираже на этикетке допишите «в аранжировке В. А Синицкой».

— Она меня убьет!

— Я ей сам об этом скажу, скажу, что я распорядился так писать. Только один вопрос: вы мне пластинку только сейчас принесли и говорите, что это чуть ли не первый оттиск, а пластинку, говорят, уже с утра даже в газетных киосках продавали.

— Мы до утра успели только гибкую сделать, на лавсане: матрицу на американском рекордере изготовили, это быстро, но качество куда как хуже. Но Старуха сказала, что нужно сначала сделать быстро, а потом уже хорошо.

— А вы, гляжу, пластику только с одной песней выпустили? — Сталин еще раз покрутил в руках «миньон» с алой этикеткой с одной стороны пластинки.

— Мы просто вторую тиражную матрицу изготовить не успели. Да и не знаем пока, какую песню на вторую сторону поместить. Правда Старуха какой-то марш написала очень интересный, давно еще — но она только ржет, когда его слышит, и на пластинку записывать его не велела.

— Ну, раз не велела… в магнитофонная запись у вас есть? Я бы послушал: она иногда такое выдает… хотя нет, не надо: мы должны уважать желания автора. А за то, что за ночь вы эту пластинку сделали, мы всему трудовому коллективу вручим «Трудовую доблесть».

— А можно и Ираклию Константиновичу?

— Вы же руководитель студии, вот сами и решайте, кто медали достоин. Список всех участвующих в записи, я имею в виду работников студии, завтра в секретариат занесите, желательно до обеда…

А совсем уже вечером, даже, скорее, ночью Иосиф Виссарионович, закончив совещание с Тихоновым и Берией по вопросам обеспечения армии боеприпасами, поинтересовался:

— Лаврентий, а у Старухи что, на самом деле двойня?

— А ты думаешь, что я только за ней и слежу, у меня дел других нет кроме как проверять, хорошо ли она кашку кушала и одевалась ли по погоде? Двойня у нее, состояние здоровья отменное, анализы все превосходные. Даже зубы в порядке: она придумала какие-то пилюли минеральные для беременных, и жрет их три раза в день. К тому же с капризами она завязала: еще в прошлый раз Виктора своего доставала: ананасов хочу, авокадов — так мы с ним через Марту и ананасы достали, и авокадо эти аж из Калифорнии притащили, и как она снова песню свою завела, мы раз — и ананас ей на стол, и авокадо. Кстати, бутерброды с авокадо — штука вкуснейшая оказалась, мы сейчас с товарищем Кимом договорились, чтобы он на юге плантации разбил…

— А ты Веру Андреевну объел, значит…

— Пришлось: оказывается, это авокадо беременным-то нельзя, и кормящим матерям тоже, а она просто капризничала так. Но, как видишь, и от капризов ее тоже польза есть…

— У нее от всего польза… придумай, как ее за «Священную войну» наградить, мне ее звукооператор сказал, что это она, считай, все сочинила.

— А она опять скажет, что только сбоку стояла… ладно, придумаю, это уж точно не к спеху. А вот что нам с британцами в Норвегии делать…

— А чего тут думать-то? — буквально хрюкнул Валентин Ильич. — Надо просто у Веры спросить — и она нам скажет что. В какой позе и почему именно так и никак иначе…

Лазарь Моисеевич, прекрасно понимая, что его двухклассного образования не хватает для руководства каким бы то ни было делом, к решению любых поставленных перед ним партией задач подходил абсолютно одинаково: он подбирал людей, которые в принципе эту задачу могли решить, наделял их нужными для работы полномочиями, а затем просто контролировал то, как идет работа. Ну а чтобы иметь возможность именно контролировать, а не просто орать на подчиненных, он в процессе этого «руководства» старался вникнуть во все ее тонкости, без стеснения выспрашивая о них специалистов — и в результате знал о любой возглавляемой им работе пожалуй даже больше, чем эти самые специалисты. Поверхностно знал, все же на глубокое вникание в процессы у него и времени не было, да и желания. И, самое главное, не было необходимости, но он почти всегда представлял, что в принципе сделать можно, а что нельзя. Ну а как что-то сделать из списка возможного — это уже как раз специалисты и решали.

Возглавив НКПС, Лазарь Моисеевич точно таким же образом «изучил» текущее состояние дел, рассмотрел — на многочисленных совещаниях с железнодорожниками — перспективы развития, затем обдумал (советуясь уже с иными специалистами) методы и сроки этого самого развития с учетов потребностей страны, составил собственные (в основном «железнодорожные») планы. Формально в НКПС входил и речной флот, но здесь товарищ Коганович тоже сильно постарался и «спихнул» все суденышки в отдельный наркомат, оставив за собой лишь портовую структуру, так что главным его делом были «рельсы» — зато про рельсы он знал практически всё.

«По верхам» знал, но этого было достаточно, чтобы быстро (и, главное, достоверно) оценивать возможности перевозок, и — когда жареный петух все же больно клюнул — оказалось, что в наркомате уже были подготовлены планы по перевозкам уже совершенно «сверхплановым». Очень неплохо подготовлены эти планы были, с четким пониманием того, что «выше головы не прыгнуть» и, в связи с этим, с заранее продуманными вариантами исключения из списка перевозимого всего того, без чего страна могла бы обойтись. Поэтому уже на второй день войны НКПС перестал принимать к перевозке мебель, прочие «бытовые товары» — высвободив тем самым буквально в течение одних суток свыше десяти тысяч товарных вагонов, которые теперь везли грузы военного назначения. Очень много таких грузов, и очень много людей.