Командарм решительно рубанул воздух ладонью и заявил:

— Ударами по французам мы не только используем это обстоятельство. Если добьёмся успеха, мы заставим французов думать, что немцы им опять подсунули гиблые места, а немцы станут считать, что французы просрут любое дело. Подозрительность и недоверие между ними усилятся и перейдут в необратимые формы. Эти противоречия мы и дальше будем углублять и использовать!

Я почти влюблёнными глазами смотрел на генерала. Что значит старая школа и мудрый наставник! Когда вкус и умение плести интриги направлены в мирное русло! То есть когда выбирают правильных противников!

— Думаю, европеец тоже всё это понимает и будет учитывать, — задумчиво проговорил майор Логинов.

Умеет он всё обломить! Я его раздражённо спросил:

— Ты, вообще, за кого воюешь, Виталя?

— За наших, — ухмыльнулся он. — А ты на многое не рассчитывай.

— Я и не рассчитывал! — раздражённо сказал я.

— Вот и не рассчитывай! — тоже повысил Виталик голос.

— Если других возражений нет… — проговорил генерал строго и сделал паузу. Мы промолчали, а Громов сказал. — Переходим к техническим вопросам. Батальон Большова прибудет завтра до обеда по железной дороге, и его проводят на базу прибывающих из отпуска солдат на текстильную 20, бывшее училище слесарей. Артём, в курсе, где это?

— Так точно, — ответил я и откозырял.

— После полуденного приёма пищи, — продолжил генерал. — За вами приедут грузовики и отвезут на фронт. Операцией руководить доверили полностью мне, но из соображений секретности меня на фронте в первые дни не будет. На месте отвечает за всё комдив майор Васильченко. Артёма сразу к нему проводят, подробности у него. Всё ясно?

— Так точно, — чётко ответил я.

— Тогда прошу приступить к обязанностям, — проговорил генерал-майор Громов.

— Слушаю, — сказали я и Виталя хором, отдав честь, и вышли из кабинета.

Майор Логинов поехал на лётное поле, чтобы дальше лететь по своим секретным делам, а я отодрал подросшими ногтями полоски со знака и пошёл гулять по городу.

Вечером могу прийти в училище, а могу и в гостинице переночевать. Номер Виталик взял на сутки, и мне ещё должно хватить рублей на ужин и завтрак. За обед ведь взяли немногим менее сотни.

И неважно совсем, что в том училище я с боевыми товарищами не так давно убил около тысячи французских танкистов. Вполне достаточно прошло времени, чтобы выкинуть трупы, замыть кровищу и всё сверху забелить. Пока война, могли даже не штукатурить следы пуль и осколков, солдаты совсем не мнительные. Просто я как нормальный солдат ценю удобства.

И мысли как-то сами собой свернули на французов. Вот Виталий не возразил генералу, что немцы могут сами никуда не ходить, просто передать оружие. Значит, для интеллигента всё он понимает очень хорошо.

Виталик не сморозил, и генерал ему не ответил, но подумать-то я могу! Ведь это так для интеллигента естественно! Гораздо же проще простому французу овладеть немецким танком, чем простому немцу научиться хотя бы понимать по-французски!

Я печально вздохнул — не будет мне в жизни французов, только на фронте начавших изучение «панцирей». Что с ними могут сделать простые русские парни из обычных учебок, хорошо понимает даже интеллигентный Виталик, и европеец тоже не идиот.

Мне возразят, что французам могут преподать начала в тылу. Если дело только в началах, совсем неважно, где их преподадут, результат будет один — никакой. Танк это инструмент сложнее скрипки, практиковаться играть нужно всегда, и не отвлекаться.

Взял не ту ноту, сфальшивил, скрипач испортит мелодию. Ошибся в бою, и сразу смерть. Новички даже не успевают понять, что невыполнение нормативов — это гибель. Особенно по бегу с препятствиями…

Но я, кажется, отвлёкся. Даже если в Европах не понимают всего, им тупо не хватит времени учить курсантов чему-нибудь «на всякий случай». Если французы лепят свои танки, то и экипажи будут готовить только для них.

Я снова грустно вздохнул. Не будет мне на этих холмиках и долинках, перерезанных овражками, даже неповоротливых, уязвимых и плохо вооружённых французских танков. Приедут немцы на «панцирях». Не хочется-то как!

— Здравствуй, — остановил меня патруль. — Предъяви документы!

Лейтенант слабый маг, что для прифронтового городка, наверно, норма. Уже расстегнул кобуру и положил ладонь на рукоять «ТТ». Я медленно вынул книжку и подал офицеру.

Он её посмотрел и спросил подозрительным тоном:

— Ты имеешь отношение к капитану Артёму Большову?

— Это я и есть, — сказал я терпеливо.

— То есть к боярину Большову, — поправился лейтенант.

— Ну, я боярин, — проговорил я. — Что не так, лейтенант?

— Ты должен носить алые полоски со знаком! — выговорил мне этот пацан.

— Тебе, что ли, должен? — спросил я с лёгкой насмешкой.

— За нарушение формы одежды тебе выносится устное порицание, — твёрдо молвил офицер, возвращая мне книжку, и отдал честь. — Счастливого пути!

— Угу, — сказал я, убирая документ, и откозырял в ответ.

Патруль пошёл далее следить за порядком, а я продолжил гулять. Я просто обязан здесь гулять, если есть свободное время! Специально ведь для прогулок никогда сюда не приеду. Сама собой выбралась восточная, более-менее целая часть города. Что я, на развалины ещё не насмотрелся?

По этим улицам ходил маленький Алёша Дымов. О чём он мечтал? Наверное, поскорее вырасти и свалить отсюда к чёртовой бабушке. Я-то уже завтра уеду на войну, а ему грозила целая вечность скуки. И школа. Так и становятся маньяками. Или военными.

Я остановился возле явно культурно-просветительского здания с фальшивыми колоннами на фасаде и яркими афишами. Запросто опознал кинотеатр. Ближайший сеанс через десять минут, и военным в отпуске скидка. А в самоволке походу вообще бесплатно!

Отстояв короткую очередь в кассу, я купил билетик за десять копеек. В зале все чинно рассаживались на места, а на сцене кто-то с деревянным протезом вместо левой ноги играл на аккордеоне, и какая-то девушка в вечернем платье с декольте пела проникновенный романс. Или проникновенно пела романс — не разбираюсь в тонкостях.

И платьишко как будто не её. Или не только её. Маги просто чувствуют эти вещи. Буквально, маги чувствуют вещи, я ощущал, что девушка и платье чем-то связаны, но не едины, и она у платья не одна.

Впрочем, она допела, публика похлопала, и певица, раскланявшись, покинула сцену со своим одноногим аккомпаниатором. Он унёс аккордеон, а она его стул. Разъехался занавес, потушили свет, и на экране пошли фильмы.

Первыми показывали мировые новости. Американцы воюют с японцами. Пароходы, полные улыбающихся солдат, воздушные схватки, из люка самолёта падают бомбы, тонут какие-то военные корабли, гражданские суда.

Япония совершенно попутала и пошла вразнос — массово применила лётчиков-самоубийц во время операции по отражению американского наступления на какие-то острова в Тихом океане.

Острова захвачены, но потоплены американские авианосец и три крейсера. Американцы думают, что делать с новой японской тактикой, и полны решимости принудить Японию к капитуляции.

Мдя, камикадзе. Что-то в этом мире рановато. Или нормально? Ну, появились и ладно, пусть воюют дальше…

Пошёл сюжет о Португалии. Совсем-совсем попутали эти португальцы! Гардарика, конечно, им не верит, и вообще никому не верит, и наши подводные лодки топят в Атлантике так называемых «нейтралов» всех без разбора.

Текст наложили на кадры движущихся к кораблям торпед, каких-то кораблей во время взрывов и немного после. Шлюпки в волнах, перископы субмарин в океане, рубки лодок на северных базах, улыбчивые лица русских бородатых подводников.

Португалия заявляет о решимости и думает, что делать дальше. Европейский союз, Конфедерация плюс и Британия наши действия осуждают. А нам наплевать. И вовсе Гардарика не пошла вразнос, это традиционная наша мудрая политика.